— Когда? — пролепетал Иван. — Когда, моя золотая розочка? Когда, милый мой чертёнок?
— Возможно тогда... — она посмотрела на него, склонив голову, — когда ты вернёшься из разграбленного города с пустыми руками.
И ушла.
25 августа 1581 года струги пристали к берегу Чусовой.
Армия Строгановых находилась в отличном настроении, несмотря на то, что ей придётся пробиваться по бурной и каменистой реке с порогами вместо того, чтобы скакать на восток верхом. В ясную погоду вдали виднелся грозный массив Урала, каменная стена, вздымающаяся в небо.
Присутствие Люпина в армии было незаметным. Кроме войска Ермака на берегу Чусовой собрался разный люд. Искатели приключений, охотники, строгановские чиновники, которым предстояло закладывать поселения, толмачи, знающие замысловатые языки остяков, вогулов, татар, таджиков и других азиатских народов, речные лоцманы, знакомые с каждым изгибом реки и... священники!
Они пришли в армию Ермака главным образом из Успенского монастыря, и казачий поп Кулаков задумчиво за ними наблюдал. Они пришли с золотыми стягами, певчими и диаконами, как будто собрались не на завоевание дикой, неизвестной земли, а на Пасхальное шествие. С ними прибыл и епископ Успенский — но не для того, чтобы ехать в Сибирь, а чтобы благословить струги, храбрых воинов и плачущих женщин, а также произнести речь о цели этого военного похода — изгнать безбожного сибирского царя Кучума и принести язычникам христианство. Никто не говорил о соболях, чернобурках, норках, бобрах и белках. Хотя за каждым завоеванием стоят корыстные мотивы... Это была смелая затея — разместить на стругах армию из тысячи человек, с оружием, тремя пушками, снаряжением и продовольствием, ведь на каждого человека Строганов выделил по половине туши свиньи. То есть, пятьсот целых свиней, которых невозможно было взять с собой. Строгановы, конечно же, это понимали, и поэтому их щедрое предложение с самого начала не стоило выеденного яйца.
Мушков выругался, почесал затылок и подсчитал, что для свиней понадобилось бы ещё десять лодок.
— Даже если мы их засолим и разрежем на куски, — сказала Марина, — это нам не поможет. У нас и так достаточно груза, а надо ещё перенести струги через Урал!
— Мошенники! Законченные мошенники! — пробормотал Мушков, глядя на хрюкающее стадо свиней на берегу. Его сердце разрывалось. Некоторые казаки готовы были заколоть несколько свиней, но их хватило бы на пару дней. — Ты умная девушка, Мариночка. Ты ничего не можешь придумать?
— Нет. — Она сдвинула папаху на лоб. — Разве что сегодня ночью скрытно ускакать на юг.
Ермак помахал ей с берега: ему, видимо, понадобился ординарец.
— И бросить Ермака? Обмануть товарищей? Никогда! — крикнул Мушков.
— Тогда ты будешь грызть ветки, как бобр... — сказала Марина и оставила Мушкова.
1 сентября струги, наконец, отчалили от берега под пение тысяч мужских глоток. Епископ из Успенска их благословил, служки махали кадилами, церковные знамёна развевались на ветру, женщины громко причитали, а мужчины радовались, что эта дикая орда наконец-то исчезла. Если Бог — добрый Отец, как о Нём говорили, то избавил бы от них навсегда!
— Ступай с миром! — сказал Никита Строганов, прощаясь с Ермаком, обнял его по-братски и трижды расцеловал. Он видел ситуацию яснее, чем казачий атаман. Для Строгановых это было огромным приключением с незначительным шансом на успех. Насколько уверен был Ермак, настолько не уверены были Строгановы. Они играли «ва-банк»... Строгановы многие годы играли по самым высоким ставкам — и всегда выигрывали! Но на этот раз в игре было слишком много неизвестных. В руках же был только один козырь: Ермак Тимофеевич, который не боялся даже чёрта.
Но хватит ли этого для покорения Сибири?
Прощание казаков с лошадьми было душераздирающим. Все лошади стояли в шеренгах по десять на берегу реки, словно готовились к параду, и каждый казак подошёл к своему коню и обнял его со слезами на глазах. Никто раньше не видел тысячу мужчин, громко всхлипывающих и теребящих бороды, пока они гладили морды лошадей и шептали нежные слова им в уши, слова, которые не сказали бы ни одной женщине, какой бы красивой она ни была.
Ермак приказал дать сигнал к отплытию, и когда казаки уже сидели в стругах, а священники заголосили песнопения, они снова почувствовали себя прежними свободными людьми, и затянули непристойные казачьи песни, заглушая священников. Большие весла погрузились в шумные воды реки. Когда отчалил первый струг с Ермаком, за ним последовал струг с Мушковым и Мариной. В каждом струге сидело по двадцать человек и груз. Огромный флот направился к Уралу, самое крупное вторжение в неизвестную страну в то время.
Холодный ветер дул им навстречу, хотя на небе сияло солнце, и осень только начиналась. Урал посылал своё первое приветствие...
В первом струге рядом с Ермаком сидели речные лоцманы и священник Кулаков. Воздух наполняло ритмичное пение тысячи глоток, которым сопровождался каждый взмах вёсел.
— Как долго мы будем плыть по этой чёртовой реке? — спросил Ермак лоцмана.
— Через четыре дня мы могли бы добраться до подножия гор. — Лоцман, старый бородатый рыбак, оглядел огромный флот. — Но мы взяли слишком много, Ермак Тимофеевич.
— Я знаю, старик, — сказал Ермак, уставившись на шумную воду. — Но только так я мог усадить людей в струги. Позже, на Урале, они всё поймут. Хорошо, что нельзя вернуться...
Уехав от Строгановых, покинув свой городок, они снова стали прежними бравыми казаками. Чтобы грабить, им не нужны были лошади, а чтобы гоняться за женщинами, хватало и собственных ног. Однако в первые три дня, когда они плыли по Чусовой, такой возможности не предоставилось. Река оказалась очень опасной, полной мелей и камней. Пару раз несколько лодок застревали. Казаки вылезали в холодную воду и вручную снимали струги с камней и песка. С наступлением темноты они разбивали на берегу лагерь, разводили костры, запах мяса и капусты тяжёлым облаком разливался над армией. Небольшие отряды отправлялись на разведку, наталкивались на дружелюбных местных жителей, приветствовавших незнакомцев, а в ответ получавшие затрещины. На четвёртый день, когда река стала узкой и более каменистой, флот достиг Уральских гор. Скалы были не такими высокими, как представлялось, мощные горы начинались южнее. Здесь, в верховьях Чусовой, было нагромождение валунов и голые горы причудливой формы — непроходимая каменная пустыня, через которую предстояло перенести струги. Плавание закончилась, начинался тяжёлый и длительный переход. Неповторимое событие, когда казаки должны завоевать землю пешими...
Ермак, Мушков, Марина, гетманы и священники склонились над картами, полученными от Строгановых. Карты были нарисованы лучшими картографами и все же оставались неполными, как и сведения об этой земле. Было известно только одно: здесь проходит древний торговый путь «Серебрянка», по которому ходили монахи и охотники. Этот путь вёл по скалам, через ущелья, мимо пропастей... путь на север, и где-то там, в каменной стене, открывался проход в Сибирь. И предстояло всё это преодолеть со стругами на плечах!
В этот вечер, когда армия Ермака оборудовала новый лагерь, а строили его почти как небольшую крепость, Мушков и Люпин наткнулись друг на друга, таская тяжёлые камни. Они шли рядом, каждый держал по огромному камню на плече и стонал под его тяжестью.
— Скажи-ка, старик! — прокряхтел Мушков, покосившись на Люпина. — Не ты ли отец нашего ординарца Бориса?
— Я, — ответил Люпин.
— Я так и думал! Он часто к тебе подходит, а однажды я проследил за вами и подслушал. И что я услышал? Она назвала тебя отцом. А меня она называет старичком — меня, тридцатилетнего мужчину... Но раз ты её отец, я спокоен.
— А ты её возлюбленный, — сказал Люпин.
Можете представить, как трудно было ему произнести эти слова.
— Если бы это было так! — вздохнул Мушков, бросил камень и отошёл в сторонку. — Давай поговорим, отец. У твоей дочери между ног как будто прибиты железные пластины! Я в отчаянии!
Они сели на кучу щебня и с трудом переводя дыхание, вытерли пот со лба.
— Мы должны держаться вместе, старик, — сказал Мушков через некоторое время. — Я люблю Мариночку и чувствую, что-то должно произойти, прежде чем мы перейдём через Урал. Боюсь, она погибнет в Сибири.
Наступил вечер, над Уралом нависли тяжёлые тучи, каменистая земля погрузилась в тусклую черноту. Чуть поодаль, там, где казаки оборудовали лагерь, загорелись огни костров, чьи отблески отражались от камней, но здесь, где сидели Мушков и Люпин, было тихо. Их не было видно, потому что они укрылись за небольшим выступом скалы. Хорошее место для разговора и размышлений.
Марина заметила отсутствие Мушкова, потому что каждая команда струга сидела у своего костра. Она стала искать его, напрасно расспрашивала о нём таскающих камни казаков, но не нашла его среди тех, кто по приказу Ермака сооружал каменный вал. Так решили Строгановы: строить станции на пути в Сибирь, которые позже используют для создания поселений, торговых постов и крепостей. Гениальный план: безопасный торговый путь через Урал. Жильё и убежище одновременно!
— Я люблю Мариночку, — повторил Мушков. — Нет нужды спрашивать, любит ли её отец. Тебе надо вернуться, Александр Григорьевич, и забрать её с собой. Мы должны её спасти.
— Забрать с собой? — Люпин пожал плечами. — Ты говоришь так, будто это легко! Ты бы сумел, а?
— Но ты её отец.
— А ты её любишь!
— Всё и впрямь очень сложно. — Мушков глубоко вздохнул, вынул из кармана лепёшку и поделился со стариком. Пока они, молча, жевали, из лагеря раздались печальные звуки дудок. — Её нужно оглушить. Вы с ней отстанете, а когда она придёт в себя, мы будем уже далеко...
— Она побежит за тобой по следу как волк. — Люпин вытер рот. — Она тебя любит. И любит сильнее, чем стоило бы! Почему? Я не знаю. Разве можно понять женскую душу?
— При этом она относится ко мне, как к шелудивому псу. — Мушков прислонился к скале и уставился в ночное небо. — А что ты обо мне думаешь?