Деревня Благодарная располагалась на Дону, среди берёзовых рощ, вишнёвых садов и зарослей шиповника. Здесь стояло несколько деревянных домов, проходила хорошая дорога, огороды обнесены заборами, и даже имелась небольшая церковь.
Перед деревней — медленные воды Дона, за ней — бесконечная степь, над ней — бескрайнее голубое небо... Здесь наверняка жили люди, осознающие, что такое вечность.
Но это не всегда было так. Деревня на собственной шкуре испытала, что такое бренность: трижды была сожжена царскими войсками и восстановлена, выдержала карательные экспедиции, пережила казни пойманных казаков, слышала клятвы мести тех, кто возвращался, когда опасность миновала.
Сейчас здесь царило спокойствие. Казаки перенесли набеги на юг и грабили кочевников, которые искали новые пастбища у Азовского моря. Это мало беспокоило царя, но и добыча была маленькой. Ермак считал пока слишком опасным ссориться с Москвой: ещё не подросла молодёжь, чтобы заполнить поредевшие ряды. Те, что выжили в прошлых схватках, хотели покоя и отдыха. Чтобы полностью не потерять навык, казаки время от времени совершали набеги. Безделье — самая большая беда для настоящего казака.
В апрельский день 1579 года в деревне Благодарная появились три покрытых пылью всадника и спросили, где дом Ермака Тимофеевича. Поскольку такие вопросы незнакомцев всегда означали беду, то сначала их стащили с лошадей, опустошили карманы, о чём хороший казак никогда не забывает, и допросили на ярмарочной площади, расположенной между Доном и церковью.
Заявление о том, что они привезли Ермаку письмо от купца Строганова, ни о чем казакам не говорило. На Дону о Строгановых ничего не знали.
Но в этот апрельский день всё изменилось.
Незнакомцев притащили в дом Ермака, бросили в угол и отправили гонца за Ермаком. Он сидел на берегу Дона, ловил рыбу и вспоминал о былых набегах со своим другом Иваном Матвеевичем Мушковым, который лежал на спине и строгал деревяшку.
— Письмо? — спросил Ермак, когда его нашёл гонец. — Мне? От Строганова? Неужели кто-то написал мне письмо? Времена действительно меняются, Иван Матвеевич. В прежние времена ко мне отправляли палача!
— Мир мельчает, Ермак Тимофеевич, — уныло произнёс Мушков, бросив оструганную деревяшку в реку. — С нами уже обращаются, как будто мы такие же идиоты, как городские жители!
Тем временем в доме Ермака письмо взял священник. Он единственный умел читать; этому его обучили в монастыре, откуда он сбежал семнадцать лет назад, чтобы принять участие в знаменитых разбойничьих набегах Ермака на Чёрном море. Тем не менее, к изумлению Ермака, он остался священником, построил в деревне маленькую церковь и присоединялся к новым набегам только для того, чтобы приобретать в других церквях иконы и статуи святых, кресты благословения и сосуды. Таким образом, в церкви деревни Благодарная находился самый красивый иконостас, сосуды, украшенные драгоценными камнями и богатые облачения для священников.
— И впрямь письмо! — воскликнул Ермак, когда поп поднял бумагу и помахал ею у всех над головами. Все мужчины деревни столпились у дома Ермака, чтобы стать свидетелями сенсации: кто-то с севера пишет письмо в деревню Благодарная! Знаменательный день в истории России и всего мира!
— Тихо! — крикнул священник Олег Васильевич Кулаков оглушительным басом. — Читаю вслух! Ермак Тимофеевич, письмо пришло от Семёна Строганова из Орла на Каме...
— Да хоть с Луны, его всё равно никто не знает! — сказал Ермак, усаживаясь. Он внимательно посмотрел на трёх посланников, всё ещё лежащих в углу, испуганных, бледных как простыня. — Чего хочет этот Семён с Камы?
— Он пишет: «Казачьему атаману Ермаку Тимофеевичу, писано 6 апреля 1579 г., Орёл. Дорогой, единый во Христе брат Ермак...»
— Идиот! — громко сказал Ермак.
— Но начало звучит хорошо! — Поп строго посмотрел на Ермака. — Читаю дальше: «Мы слышали о тебе и твоих делах, о героизме, о преследовании и наказании, и с Божьей помощью надеемся убедить тебя, что лучше оставить недостойное христианского воина занятие, перестать разбойничать и стать воином белого Царя, не искать больше бесславных опасностей, а примириться с Богом и Россией».
— Точно идиот! — ещё громче сказал Ермак. Он посмотрел на трёх посланников и наклонился вперёд. — Кто такой этот Семён Строганов, а?
— Самый богатый человек в России, — робко ответил гонец.
— Это интересно. Читай, поп, дальше!
— «У нас есть крепости и земли, но мало людей. Приходи и помоги нам защитить Великую Пермь и расширить восточную границу христианского мира...»
— Крепости и земли ... — задумчиво повторил Ермак. — И за пределами находится неизведанная страна. Нужно подумать об этом предложении. Что бы мы там ни делали, мы будем делать это для царя. И для христианского мира! — Он вытянул кривоватые ноги и посмотрел на Мушкова.
Его глаза блестели. Кама или Чёрное море, Урал или Волга — спокойствие закончилось, а с ним и безделье, безмятежная жизнь, скука, которая точит казака, как червь. Можно сесть на коня и с криком, от которого стынет кровь, совершать набеги на поселения... Неизвестная, богатая земля...
— Проголосуем! — громко сказал Ермак, поняв радостный взгляд Мушкова. — Никого не станем принуждать покидать деревню. Кто хочет поехать со мной, пусть приходит вечером на ярмарочную площадь! — Он вскочил, прошёлся по комнате, воодушевлённо потирая руки, и повернулся к двери. — Пошлите вербовщиков вверх и вниз по Дону. Созывайте людей на Волге. Я беру всех, кто смел!
Это было коварное заявление. Какой казак не считает себя смелым? Кто после такого заявления рискнёт остаться в деревне и копаться в огороде?
— Братья, на Каму! — раздался позади него голос Мушкова.
— А где гарантия? — воскликнул священник, размахивая письмом.
— Какая гарантия?
— Что в нас нуждаются! Что мы будем сражаться за христианский мир!
«Что мы наполним карманы, — подумали все.— Кто это гарантирует? А поп-то не дурак! Разве это глупое письмо может служить гарантией?»
— Мы едем к Семёну Строганову. А три его посланника будут нашими проводниками. — Ермак рассмеялся, указывая на три испуганные фигуры в углу. — Если он нас обманет, мы сдерём кожу с них и с самого Семёна Строганова! Ермака Тимофеевича не зовут ради забавы!
— Да здравствует свобода! — крикнул Мушков. — Братья, по коням! Казаки идут...
В середине мая Ермак собрал армию. На его призыв прискакали казаки со всех сторон, оставив дома жён, детей и родителей. К новым приключениям в неизвестной волшебной стране!
Пятьсот сорок всадников собралось на ярмарочной площади деревни Благодарная, лошади стояли голова к голове. Они растянулись вдоль берега Дона, потому что площадь у церкви всех не вмещала. Священник Олег Васильевич Кулаков, в чёрной рясе поверх казачьих штанов, скакал по узким проходам вдоль рядов и благословлял людей и коней, окропляя их святой водой и распевая «Господи, помилуй!». Это был торжественный момент, у многих на глазах выступили слёзы, они молились с настоящим усердием. После окончания церемонии Ермак вскочил в седло и поднял руку.
— Казаки! — крикнул он. — На север!
И поскакал мимо трёх строгановских посланников и Мушкова, возглавлявшего первый отряд.
— На север! — заревело пятьсот сорок глоток.
Деревню Благодарную накрыло огромное облако пыли.
Последним из деревни выехал священник. Он закрыл церковь и прикрепил на дверь бумажку с надписью: «Закрыто по воле Бога!» Но никто в деревне не смог бы её прочитать.
Казачий переход длительностью несколько недель — это не просто обычный переезд людей и лошадей в другое место. Путь от Дона до Камы длинный, и ни один истинный казак не проедет по нему без разбоя. «Прокормиться землёй...», — называл это Ермак.
Деревни, через которые они проезжали, оставались позади опустошёнными и с опозоренными женщинами и девушками. Сопротивляться бесполезно, что-то прятать опасно, убегать тщетно. Набег пятисот сорока казаков — как природное бедствие, которое следует пережить, словно налёт саранчи. О нём можно только предупредить.
Поэтому впереди армии Ермака по большой дуге скакали гонцы, избегая встречи с казаками и предупреждая лежащие на пути деревни.
И так до деревни Новая Опочка. Она лежала в верховье Волги и управлялась деревенским старостой Александром Григорьевичем Люпиным.
Люпин был хоть и не сильным человеком, но достаточно храбрым. Когда к нему прискакали гонцы из последней разграбленной Ермаком деревни, он поднял тревогу.
Собрав мужчин и женщин, он вооружил их палками, железными прутьями, вилами — чем только можно. Кроме того, он решил организовать засаду: половину людей спрятал на берегу Волги. Они должны были напасть с тыла, когда начнётся стычка. Казаки не смогут быстро развернуть лошадей, если их зажмут с двух сторон.
Новая Опочка.
Позже, когда Иван Матвеевич Мушков вспоминал об этой деревне, он говорил, что её создал дьявол, но Бог, должно быть, накрыл покрывалом. «Нам следовало обойти её стороной, — говорил он позже. — Когда я увидел толпу крестьян, то понял — ничего хорошего не жди».
Так и случилось. Ехавшие впереди Ермак и Мушков посмотрели на стоящих на пути людей скорее с издёвкой, чем с беспокойством.
— Сейчас они получат! — весело сказал Мушков, придерживая лошадь.
Казаки остановились и расхохотались. Рёв полутысячи глоток пролетел над тихой землёй и смелыми крестьянами.
— Только не обосритесь! — процедил сквозь зубы Люпин. — Сейчас вы смеётесь, но через несколько минут застонете...
— Этих глупцов можно пощадить, — сказал Мушков, вытирая выступившие от смеха слезы. — Как думаешь, Ермак?
— Ни за что! — Ермак вздёрнул подбородок. Затем вынул саблю и поднял её.
— Сейчас начнётся! — глухим голосом сказал Люпин крестьянам. — Братья, будем защищаться!
Казаки пошли на штурм. Воздух наполнился страшным криком. От испуга жители Новой Опочки побросали оружие и разбежались врассыпную. На дороге остался стоять только Люпин, и Ермак, промчавшись мимо него, лишь задел его лошадью. Староста покатился по земле и упал в канаву, отчего пронёсшиеся над ним две тысячи лошадиных копыт его не растоптали.