— Я мог бы стать печником, отец, — немного подумав, сказал Мушков.
— Ты это умеешь?
— Я сложил несколько печей!
— Хорошая печь не должна дымить! Кладка печей — искусство! — Люпин почесал седую голову. — Это мне нравится...
Тогда и порешили, что позже, когда они вернутся домой, Мушков станет печником. Иван Матвеевич громко вздохнул, и был рад избежать въедливых вопросов старика, отправившись на поиски Марины.
— Вот ведь судьба какая! — пожаловался он, когда нашёл её. — Из казака — в печники! Из вольной степи забиться в угол. Вместо седла под задом — класть печи!
— Я ничего не понимаю! — сказала Марина. — Кто хочет класть печи?
— Я! Пришлось пообещать это твоему отцу!
— Сначала надо вернуться домой, — сказала она. — Отцы все такие... Всегда хотят знать, что будет через несколько лет! Для нас сейчас главное спастись.
Богослужение давно закончилось. Казачий священник напрасно искал диакона Люпина. Ермак нетерпеливо ждал двух убийц в своей юрте. Он приказал найти Бориса, которого видели сотни людей, когда он руководил раздачей жареной баранины. При этом всегда возникали ссоры — у баранины есть кости, и те, кто получил больше костей, чем мяса, сразу поднимали крик. Борис улаживал подобные споры.
В это время Мушков с лошадьми стоял на берегу и с беспокойством ждал Марину, проклиная идею оставаться на виду до самого конца, чтобы исчезновение заметили, лишь когда они проедут уже много вёрст на запад.
— Где Борис? — ворчал Ермак, прождав два часа. — Разве его нет у реки?
Но его никто не видел; и убийцы не появлялись...
С Ермаком произошло нечто странное. Его охватило беспокойство, он бегал по юрте взад-вперёд, снова отправил посыльных искать Бориса, но при этом не задавал вопросов о Мушкове.
«Что произошло, если она была с ним рядом? — думал он, закрыв глаза руками. — Их обоих убили? Придут казаки и скажут: «Ермак Тимофеевич, другого выхода не было — пришлось убить обоих! Никто не должен был видеть, как ты и приказал, но ординарец постоянно был рядом с Мушковым. Мы лишь выполнили твой приказ...»
Прошло много времени, но ни Мушков, ни Марина, ни двое казаков не появлялись. К тому же священник стоял на берегу реки и осыпал проклятьями диакона Люпина, не найдя его на церковном струге. Многие казаки видели его там, когда он старательно устанавливал алтарь...
Алтарь стоял готовый к отплытию. Но самого Люпина нигде не было.
Незадолго до полуночи, когда Мушков и Марина скакали сквозь темноту, держа сзади на длинном поводу вьючных лошадей, с оружием наготове, потому что в любое время могли встретить татар или остяков, которые с бомльшим удовольствием убили бы казака, чем сто соболей, Ермак и священник встретились у реки.
— Моего диакона похитили! — пробасил Олег Васильевич. — Я многое пережил за казацкую жизнь, но похищение такого доброго и умного человека, как Люпин, заслуживает самого сурового наказания!
— Я ищу Бориса! — сказал Ермак хриплым от волнения голосом. — Его тоже никто не видел!
Священник покосился на Ермака и погладил длинную бороду.
— Ты чем-то обеспокоен, Ермак? — спросил он, с нетерпением ожидая ответа.
— Мне нужен парнишка! — воскликнул Ермак.
«Дьявол иногда терзает ожидающих», — мудро подумал священник и вздохнул.
— Где Люпин? Может быть, с Мушковым? Но и Мушкова нигде не видно...
— Как, Мушков тоже пропал? — мимоходом спросил Ермак. Его сердце остановилось. «Значит, всё получилось, — подумал он. — Была ли с ним Марина?»
— Во всяком случае, сегодня ужасная ночь, — двусмысленно сказал священник. — Просто кошмарная ночь, Ермак Тимофеевич! Люди исчезают, как роса на солнце. Давай поищем ещё...
К утру стало ясно, что Мушкова, Марины и Люпина ни на реке, ни в лагере, ни где-либо ещё у Тобола нет. Два казака, получившие задание убить Мушкова, пришли в юрту Ермака и сообщили, что не нашли его. Все указывало на то, что он сбежал.
— Кто из вас проболтался? — закричал Ермак. Вены на его висках вздулись, а глаза сверкнули безумным блеском. — Кто его предупредил, а?
Казаки вспомнили про исповедь, но священник не знал, кого они должны были убить, потому что они не назвали имя. Поэтому они пожали плечами и сказали:
— Никто этого не знал, Ермак.
— А Борис? — закричал Ермак, выходя из себя.
На этот вопрос они не знали что ответить. Мушков исчез, но кто знает, что с парнишкой? «Может быть, какая-нибудь монголка прибрала симпатичного шалуна, — подумали один казак. — Когда-нибудь он должен стать настоящим мужчиной...»
Ермак прогнал обоих и пошёл в юрту гарема Таусана, где на ковре сидел Кулаков, равнодушно играл с двумя щебечущими птичками и совершенно не понимал, что стряслось с Люпиным.
— Люпин здесь? — строго спросил Ермак.
Священник покачал головой.
— Его, должно быть, убили, а потом закопали! Бродячие татары! Я свыкся с этим, Ермак. Благородная душа... — он оттолкнул двух обнажённых монголок и потёр глаза. Он был действительно потрясён. — А где Мушков?
— Нигде нет!
— А Борис?
— Пропал!
— Они, должно быть, попали в руки лазутчиков Маметкуля! Ох, Николай Чудотворец! — священник вскочил. Его голос задрожал: — Я перебью всех татар! Пройду по Сибири вихрем и прорублю просеку! Я снимаю с себя рясу священника!
— Не торопись, батюшка. — Ермак уставился на него, сжимая и разжимая кулаки. — Не могли ли они... сбежать вместе?
— Сбежать? — священник вытаращил глаза. — Почему мой диакон должен сбежать? От кого? Почему Мушков...
— Я приговорил его к смерти... — медленно произнёс Ермак.
— Что? Во веки веков, аминь! — священник в ужасе опустился на шёлковый ковёр. — Мир перевернулся, Ермак?
— Мушков предал меня!
— Кто в это поверит?
— Все поверят, потому что я так сказал! — властно закричал Ермак. — Разве ты не знаешь, распутник?
Кулаков счёл разумным проглотить вспышку гнева Ермака и не указывать на то, что так священника не называют. Он с интересом смотрел на атамана, который ходил по юрте, как хищник в клетке, ударяя кулаками друг о друга...
— Ну, хорошо, Мушков — предатель, — сказал священник через некоторое время. — Но причём здесь Борис?
— Ты что, слепой, а? — Ермак резко остановился. — Этот парень был любовником Мушкова!
Кулаков недовольно рассмеялся.
— С Мушковым этого не могло случиться!
— Я видел своими глазами! — Ермак наклонил голову. «Сказать правду невозможно, — подумал он. — Останемся на том, что Мушков свихнулся». — Ты в этом сомневаешься?
— Если ты так говоришь — нет! — Священник поднял глаза к потолку юрты. — Я даже готов поверить, если ты скажешь, будто мой дорогой Александр Григорьевич был их сводником.
— Именно так! — воскликнул Ермак.
— Как переплетаются пути людские. — Священник молитвенно сложил толстые руки. — И теперь они сбежали! Куда?
— Назад, домой, на Русь! Или ты думаешь, что они впереди нас помчались к Кучуму?
— Во что верить после стольких разочарований? — осторожно ответил священник. — Ты поймаешь их, Ермак Тимофеевич?
— Я стану охотиться на них, как на лисиц! — с ненавистью сказал Ермак. — Русь не настолько большая, чтобы они там скрылись.
— Ты хочешь вернуться? — удивился священник. — Хочешь отказаться от Сибири из-за Мушкова? Перед нами лежит Сибирь, Мангазея... И неизвестно, что ещё преподнесёт нам неизведанный мир?
— Нет! Мы двинемся дальше, но за ними я пошлю лучших всадников!
— А если беглецы окажутся быстрее?
— Когда-нибудь я вернусь из Сибири! — Ермак глубоко вздохнул. — И найду их! Жизнь человека может быть долгой, если он следует мечте и мести. Мечту — Сибирь — я осуществлю! Остаток жизни... посвящу мести!
Священник с сожалением пожал широкими плечами.
— Ради убийства трёх человек ты хочешь отказаться от того, чтобы стать хозяином Сибири?
«Это клятва, — подумал священник. — Смертельная клятва. И тот, кто знает Ермака, знает также, что он её исполнит...»
Теперь Ермак смотрел на Кулакова неподвижным взглядом.
— Убью! — От этого взгляда у священника пробежал мороз по коже. — Я зарою их в муравейник по шею, сяду и буду смотреть, как муравьи жрут их кусочек за кусочком. И когда они заревут и застонут, станут молить и умолять, я буду играть на дудке... Только тогда я успокоюсь!
Он уставился на священника, ожидая ответа, но Кулаков был парализован картиной мести, нарисованной Ермаком.
— На рассвете мы выступаем! — сказал Ермак, поцеловал уголок рясы попа и покинул юрту.
Священнику показалось, что он только что разговаривал с дьяволом, и лишь таинственный знак «мир» на ягодице спас ему душу...
Чуть позже шестеро казаков с десятью вьючными лошадьми поскакали вверх по Тоболу, чтобы найти брод, а затем преследовать Мушкова, Люпина и Марину.
Беглецы скакали всю ночь, один раз сменили лошадей, оседлав вьючных, нагрузили усталых верховых лёгкой поклажей и прислушивались во время привала, не догоняет ли их Люпин.
— Он уже старый, — сказала Марина, когда Мушков начал торопить с отъездом. — Скакать целую ночь для него тяжело.
— Может быть, он не смог уйти. — Мушков нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Он сказал мне: «Скачите как можно быстрее и сколько сможете! Скачите во весь дух... Я вас когда-нибудь догоню...» Когда-нибудь — значит, не сегодня, Мариночка.
— Он не оставит нас одних...
— Кулаков может его задержать... — Он наклонился в седле и поцеловал Марину. — Сначала ты убежала от отца, — сказал он, — а теперь не можешь без него!
— У меня есть ты, Иванушка, — ласково ответила она, крепко держа его руку. Она поцеловала его ладони и прижалась к ним лицом. — Ты стал таким, как я хотела! Теперь мне снова нужен отец... — Она грустно улыбнулась. — Ты знаешь, сколько раз он помогал мне за эти два года? Не знаю, как всё было бы без него. А теперь мы должны сбежать без него?
— Ермак давно выслал за нами преследователей!
— Ты их боишься?