— Не удивлюсь, — сказал я, — если в дальнейшем Маша, та, из рассказа, отомстит своему благодетелю. И неважно за что. Хотя бы за то, что он появился в её жизни очень поздно, не с детства… Мне кажется, свою обиду эти дети непременно переносят на любого, кто попадается в сложный момент под руку. Даже на того, кто к ним был добр и внимателен…
— Но одновременно, согласитесь, Арсений, нельзя всех стричь под одну гребёнку, — сказал Аркадий. — Многие выходцы из детдомов добились значительных результатов и стали достойными и известными людьми.
— Безусловно, — кивнул я, — это не касается всех. Но трудно получить от яблони грушу. Разве что какой-нибудь Мичурин возьмётся. Только не всем подросткам с непростой судьбой на пути встречается такой человек.
— Будем надеяться, что Пётр Фёдорович станет для Маши таким Мичуриным, — видно, не оставила Аркадия равнодушным судьба девушки.
— Дай-то Бог… Мне тоже этого очень бы хотелось.
— Припоминается ещё один случай, — сказал Аркадий, — полярный тому, что мы только что прочитали. Интересно?
— Почему бы не послушать? — сказал я.
— Понятное дело, — протянул Афанасий. — Кому, как не писателю, слушать?
Нет, это уж точно прокол. Я не представлялся писателем. Откуда они знают? Да и Аркадий бросил на приятеля такой недвусмысленный взгляд, что громила моментально скукожился, опустил голову и заткнулся. Но я даже и ухом не повёл, сделал вид, что слов Афанасия не услышал.
— Так вот, — глянув на меня и, видно, успокоившись, продолжил, как ни в чём не бывало, Аркадий. — Жил я тогда в небольшом районном городе и воспитывался, как уже говорил, в детдоме. Была в этом городе местная достопримечательность и знаменитость, точнее, был, поскольку пол у него мужской — Женька-комиссар…
ГЛАВА 7Женька-комиссар
Жить надо так,
чтобы твое присутствие
было необходимо,
а отсутствие — заметно.
Почему именно комиссар, теперь, вероятно, уже не вспомнит никто. Может, потому что старался казаться сильным и крутым. А может, потому что всегда ходил в полувоенной форме с заткнутым за пояс камуфляжных штанов неизменным браунингом (правда, не настоящим, а найденным в каком-то мусорном баке).
Было ему… лет тридцать, а может, и все сорок. Трёхдневная щетина на щеках умело маскировала его истинный возраст. Да и какое это имело значение? Он одинаково легко находил общий язык как со взрослыми, так и с детишками, на равных играя с последними.
Утро у него начиналось очень рано. Шесть раз в неделю чуть свет он спешил на рынок. Там его уже ждали торговцы. За мизерное, иногда чисто символическое, вознаграждение, можно сказать, из любви к процессу, он помогал им собирать и устанавливать торговые палатки, выносить из подсобок товар и раскладывать по местам.
За его помощь на рынке шла если и не борьба, то, по крайней мере, соперничество. Кому не понравится дармовая рабсила? Крепкий физически Женька-комиссар пусть и не блистал умом, но был по-детски наивным, безотказным и добросовестным. Торговцы наперебой приглашали его к себе, завлекая, кто нехитрыми подарками, кто просто добрым словом.
От добрых слов сердце Женьки таяло, как масло на горячей сковородке. При таком отношении к себе он готов был работать бесплатно, лишь бы его хвалили и привечали. Известное дело, доброе слово и кошке приятно. И многие, зная об этом, без зазрения совести пользовались этой его слабостью. Никто и никогда не видел его злым или хотя бы хмурым, только радостным и счастливо улыбающимся…
Летнее утро дышало прохладой и свежестью. Женька, как всегда, был облачён в старые военного образца брюки и камуфляжную футболку. За поясом торчал игрушечный браунинг. Китайские шлёпки из литой пластмассы при ходьбе покрылись обильной, выпавшей на траву возле железной дороги, росой. Каждый день Женька проделывал этот путь к рынку, не забывая нарвать незатейливых полевых цветов для очередной выбранной на сегодня пассии.
Не то чтобы он был заядлым ловеласом, нет. Просто это была для него такая игра в принцессу и рыцаря, беззаветно преданного и безнадёжно влюблённого. Надо сказать, вкус у него был. Он выбирал из всех самую привлекательную даму и сегодня только ей дарил цветы, любовь и верность.
Но это потом, позже, когда солнышко начнёт пригревать, и покупатели потянутся на рынок, как аквариумные рыбки к кормушке.
Рынок потихоньку оживал. Сонные торговцы заполняли прилавки свежими овощами. Несколько старушек, подстелив, кто газетку, кто тряпицу, прямо на земле раскладывали пучки свежей петрушки и укропа. Борис-хлебовоз, подогнав фургон к ларьку, крикнул Женьке:
— Алё, комиссар! Суши вёсла! Давай-ка шевели ластами к моему причалу!
Видимо, в прошлой, дорыночной, жизни он был моряком, потому что всегда вставлял морские словечки в свою речь.
Как всегда, широко улыбаясь, Женька с готовностью кивнул и заспешил к первому работодателю.
— Спину у меня радикулитом свело, — пояснил Борис. — Так ты того, освободи трюм, а шкипер, — он ткнул себя в грудь, — пока дальнейший курс проложит и фарватер определит.
Вкусно пахло свежим хлебом. Аж голову закружило от ароматного дурмана. Так захотелось отломить хрустящую слегка поджаренную корочку от соблазнительно лежащего на поддоне батона, положить в рот и… Женька явственно ощутил на губах этот чудесный вкус. Нечаянная слюна выскользнула из уголка губ, он вытер её рукой и сглотнул. Но брать чужое нельзя. Вздохнул. Подхватил поддон, полный румяных булок, и понёс в ларёк.
Борис не был жадиной, так что наградил Женьку не вчерашним зачерствелым хлебом, а свежеиспечённой небольшой городской булкой. Но как бы ни хотелось, Женька не спешил разделаться с ней. Причём делал это не из мазохистского удовольствия, а исключительно от прагматизма — понимая, что хлеб лучше употреблять с чем-то ещё.
— Эй, Женечка, комиссарчик! — ласково позвала полногрудая Алёна. — Машина с колбасой пришла, помоги разгрузить, сам знаешь, я не обижу…
Женька радостно кивнул и заспешил к колбасному магазинчику. Он бы Алёне и за так помог. Кокетливо поводя плечиками, она иногда позволяла ему дотронуться до себя. И даже погладить по руке разрешала… И Женька с энтузиазмом принялся таскать тяжёлые ящики из машины в подсобку.
Алёна не обманула.
Женька, — сказала она, протягивая небольшой целлофановый пакетик, — вот здесь обрезки с колбас. Со вчерашнего дня для тебя припасла. Кушай на здоровье!
Уговаривать Женьку долго не пришлось — не каждый день так фартило! Свежая булочка, колбаса… Ведь в основном ему приходилось довольствоваться лишь вчерашним хлебом, который выкинуть было жалко, а так хоть Женька поест. Да ещё подпорченными яблоками — не брезговал он и такой незамысловатой едой. Он мыл их над раковиной в туалете, куда его пускали как своего совершенно бесплатно. Аккуратно обрезал гниль и с аппетитом хрустел ими, пока не наступало насыщение. Остатки складывал в пакет и засовывал в карман про запас.
Сейчас же он расположился на ящиках у мусорных контейнеров. Готовясь к почти настоящему пиру, не торопясь расстелил найденную тут же в коробке из-под печенья почти совсем чистую бумагу. Вытряхнул на неё содержимое Алёниного пакетика. Кроме обрывков шпагата, здесь были пусть и небольшие, но кусочки самой разной копчёной колбасы от «Краковской» до «Салями». Спасибо, Алёна! Не обманула.
С вожделением он откусил большой кусок от ароматной булки. Поднял за хвостик кусочек «сервелата», ловя губами, вслед за булкой отправил его в рот и принялся методично жевать. Вкуснота заполнила рот. Больше он не пытался растянуть удовольствие, а спеша откусывал хлеб, выгрызал колбасную сущность из шкурки и обсасывал каждую верёвочку, пропитанную колдовским колбасным вкусом.
Насытившись, он сладко потянулся и неожиданно громко икнул — всухомятку не каждый сможет всю булку, пусть даже и с колбасой, уговорить. Но это не беда!
Он зашёл в туалет, благо, далеко идти не пришлось. Открыл кран и с жадностью принялся пить тепловатую, застоялую в трубах воду. Напившись, вытер губы рукой (а чем же ещё?) и с улыбкой осмотрелся. Вокруг всё было привычно и прекрасно. Жизнь хороша!
Не торопясь он вышел на свежий воздух. Солнце уже взошло и стало пригревать остывшую за ночь землю. Нахальные воробушки суетились над прилавком с семечками. Продавщицы веточками пытались отогнать их, но они с назойливостью мух так и старались ухватить лакомые зёрна.
Возле овощного прилавка стояла девушка и выбирала капусту. Короткий сарафанчик. Загорелые ножки. Волнистые, соломенного цвета волосы раскиданы по плечам.
Женька не мог оторвать от неё зачарованный взгляд. Девушка, словно почувствовав, обернулась и улыбнулась. Кто ж в нашем районе Женьку не знает?
— Привет! — сказала она.
Это было сигналом. Женька подскочил к ней, припал на одно колено, выхватил из кармана слегка помятый, собранный утром букетик и протянул его девушке.
— Выходи за меня! — без обиняков воскликнул новоиспеченный жених.
— Женька, сегодня никак не могу, — пытаясь сохранить серьёзный вид, ответила девушка. — Мама приболела, надо для неё супчика сварить. Подождёшь до завтра?
— Как скажешь, моя принцесса! — с той же патетикой продолжил Женька.
— Женька! — вмешалась в разговор немолодая продавщица фруктов. — На-ка, скушай яблочко! — она протянула ему совсем ещё хороший, лишь слегка помятый, но сочный и сладкий плод.
Женька схватил яблоко и жадно впился в него зубами. Во все стороны брызнул сок. Девушка инстинктивно отпрянула. Женька замер, виновато посмотрел на предмет своего воздыхания и, с неизменной улыбкой, прошептал:
— Я нечаянно… Больше не буду…
— Женька! — у ворот показалась ватага мальчишек. — Айда в догонялки играть! Ты ловишь! Бежим!
— Это меня! — облегчённо выдохнул Женька и бросился догонять пацанов.
— О-ох! — только и вздохнула продавщица, глядя ему вслед.