Мысли сами по себе скатились до мироустройства и мироздания. Десять дней — моя задача была меньше, чем за этот срок выполнить поручение… Постепенно размышления потекли по новому руслу. За десять дней до конца света… Вот как это было бы, случись такое на самом деле?
Всё в нашем мире, несмотря на его бесконечность, рано или поздно заканчивается. Прекращается жизнь, и постепенно исчезает всё с ней связанное. Поначалу из дома ушедшего забирают припасённые и неиспользованные при жизни продукты, потом одежду, какие-то милые сердцу безделушки, книги, письма…
И, скажите, какая разница конкретному человеку, закончилась жизнь или пришёл конец света? Результат в том и другом случае всё равно один — тьма, пустота и безвременье.
Каждый человек приходит в этот мир с определённой, предназначенной свыше именно ему, целью. Каждый… Но ведь и все вместе тоже. Так что, пока цель не достигнута, наш мир, всё человечество будут существовать и развиваться. Вот только знать бы, что это за цель, когда мы её достигнем и сколько осталось?
Или лучше всё же не знать? Ведь, как говорят, чем меньше знаешь, тем крепче спишь… А вот если осталось всего десять дней? Десять последних дней.
В эти дни надо поспешить завершить дела. Можно постараться ухватить побольше удовольствий и наслаждении… Всяко можно.
Но непременно, как и неизлечимо больной человек надеется на лучший исход, так и мы всегда думаем о будущем, даже если твёрдо знаем, что у нас его уже почти совсем не осталось.
А тут вдруг только десять дней. Но пока ничего не предвещает вселенской катастрофы. Всё хорошо. По-прежнему в голубом, безоблачном небе светит горячее солнце. Птицы снуют по своим неотложным делам. Деревья шелестят листвой. Объятья любимой горячи и нежны. И вдруг; на всё про всё осталось десять дней! Трудно поверить. Смириться ещё трудней.
Останется ли в эти последние десять дней хоть капля надежды или руки сами по себе опустятся в ожидании неизбежного?
А может, стоит просто жить, особо не заморачиваясь? Когда же подступит неотвратимое, принять как должное. Ведь ясно одно: рано или поздно всё равно это случится и от этого никуда не деться.
В этой связи припомнился случай, рассказанный одним из участников боевых действий, сержантом Раковым, командиром отделения связистов.
Во время одного из сражений довольно мощный снаряд разорвался в непосредственной близости от окопа, где находились бойцы его отделения. Взрывная волна подняла тучу земли и, опрокинув людей, полностью засыпала окоп, буквально сровняв его с поверхностью.
Какое-то время после взрыва сержант пролежал без сознания. А когда очнулся… Вокруг чернота. Пошевелиться невозможно. Дышать тяжело. Пахнет сырой землёй. Что можно было подумать? Всё, умер. Ад? Не, не жарко. Рай? А где ангелы, небеса?
«Но… раз мыслю, — подумал он, — значит, живу».
Раз так, надо как-то выбираться. Начал ёрзать, кричать. А тут санитар возвращался с передовой. Смотрит, земля вроде бы шевелится. Прислушался. Кричит кто-то. Принялся копать и… откопал. Вот так сержант Раков и выжил. Остальных спасти не удалось. Кто задохнулся, а кого так и не нашли — война всё-таки, под обстрелом шибко не покопаешь.
А если знать наверняка, что до конца света осталось десять дней? Всего десять. Что тогда?
На самом деле жизнь измеряется не столько количеством прожитого времени, сколько событиями её наполняющими.
Десять дней. Целых десять. Стоит их прожить наполнено, будто час за год, а день за жизнь.
Только что будет потом? Ничего никуда не исчезает, лишь переходит из одного состояния в другое. Вода, нагреваясь, становится паром. Потом, охлаждаясь, в виде дождя вновь возвращается на землю. Деревья, поглощая образовавшийся при дыхании углекислый газ, выделяют кислород. Цветок, погибая, даёт жизненные силы собратьям. Кто-то покидает этот мир, но его место не остаётся пустым. Нескончаемый круговорот.
Так и вселенская катастрофа. Случись, она будет таковой лишь для конкретного уголка Вселенной. Целостность не исчезнет, лишь перейдет и станет существовать после, но только вне нас. Начнётся ли всё сначала или продолжится с той точки отсчета, на которой остановились мы?
Сейчас невозможно это сказать. Да и надо ли? Нам от этого будет ничуть не легче. Трудно осознавать, что не наступит завтра. Не укладывается в голове это! Исчезнут радость и грусть, воздух и вода, солнце и земля.
Ведь сегодня, как бы ни было тяжело, всё очень даже неплохо. И если вы адекватный человек, то домашние кладовые пусть и не ломятся, но не пусты.
Есть всё необходимое для жизни. Только, как считают многие, — жизни нет. Но так говорить и думать можно, когда она, жизнь, есть. А когда наступит НИЧЕГО, то и мыслей таких не будет. Вообще никаких мыслей не будет.
Что есть смерть? Уход из жизни человека, точнее, его души или, иначе, сознания. Что есть Мир? Совокупность осмысленных жизней, осмысленных опять же нашим сознанием.
Но если уйдут все и сразу, что изменится? Для любого из нас ничего! Ведь какая разница конкретному человеку, закончилась жизнь или пришёл конец света? Результат в том и другом случае всё равно один — тьма, пустота и безвременье.
Только почему-то хочется, чтобы это произошло как можно позже, желательно, не с нами или хотя бы не при нас.
Но тут уже от нас ничего не зависит…
— Билеты нужны? — отодвинув дверь, в купе заглянула проводница.
— Нужны! — ответил Афанасий и тут же пояснил, словно оправдываясь передо мной. — Мы ж командировочные.
Уходить не хочется, но… придётся, — мысли мои всё ещё были далеки от реальной действительности. Точно говорят все поэты-писатели немного не от мира сего… ’
И вообще, жизнь коротка, так что нужно попробовать в ней всё, если хочешь сделать её ещё короче. На самом деле, что ждёт впереди? Незнакомый мне город. Новые люди. Необычная задача. Опасно? Неизведанность не пугала, но настораживала. А тут ещё навязчивые мысли не отпускали.
Жизнь всё равно поступит с нами так, как посчитает нужным. Но повлиять на свою судьбу можно, если, конечно, шевелиться, а не смиренно ждать неизбежного.
Все эти сегодняшние — в широком смысле — рассуждения лишь повод задуматься лишний раз (лишний ли?) о том, как мы живём, что творим с собой, с планетой, на которой отвечаем за всё.
Конечно, хотя размышления понятные и правильные, только ведь всё равно бесполезные. Никто никого не откопает по той самой причине — некому будет. Разве только при раскопках во времена новых цивилизаций отроют и выставят наши скелеты в музеях. Жаль, полюбоваться сами собой мы уже не сможем.
Из всего вышеизложенного напрашивается вывод: перед концом света лучше без всяких размышлений выспаться и встретить его как данность.
— Арсений, вы с нами? — Аркадий вывел меня из прострации, быстренько спустив на землю.
— Конечно! — не знаю, что заставило меня ответить именно так. Но, как говорится, слов из песни не выкинешь… — Как же без вас?
— Вот и ладненько, — мне показалось, Аркадий с облегчением вздохнул. — Тогда в путь! Поезд уже минут пять назад остановился.
— В путь! — кивнул я.
И мы гуськом потянулись к выходу…
ГЛАВА 9Борода
Как же быстро летит жизнь!
Ещё юношеская дурь не успела выветриться,
а уже старческий маразм наступил.
По улицам вовсю шнырял холодный, колючий, сухой осенний ветер. Прохожие спешили укрыться от этого пронизывающего студёного странника, спрятавшись за приютившимися на автобусных остановках газетными киосками или в тепле самых разных магазинов и ларьков.
Взяв билеты мы, как тройные сиамские близнецы, бродили по ближайшим к вокзалу улицам. Поезд до Братска отправлялся примерно в полдень, так что особо не разгуляешься. Решили перекусить. Купили по хот-догу и с аппетитом жевали, наблюдая за вечно куда-то спешащими, погружёнными в свои заботы прохожими.
Моё внимание привлёк… даже не знаю, как сказать… Пусть будет немолодой мужчина. Без видимой причины этот человек бродил возле остановки автобуса, постоянно мелькая у меня перед глазами.
Трудно было его не заметить. На улице не лето, а мужчина, казалось, не испытывал никакого неудобства от злого, обжигающего ветра, словно совсем не ощущал холода. Густая с проседью борода топорщилась в разные стороны на испещрённом морщинами худощавом лице. Обтянутые кожей выступающие скулы, ввалившиеся щёки и огромные, цвета болотного омута глаза лишь подчёркивали неприкаянность хозяина.
На голове его покоилась потерявшая форму коричневая фетровая шляпа. В руках — корявая палка, на которую он опирался при ходьбе. На плече пузырился белый, перехваченный сверху мешок из-под сахара. Куртку заменяла старая, видавшая виды роба с торчащим из швов и прорех наполнителем. Вместо тёплых — по сезону — брюк, тонкое хлопчатобумажное трико. На ногах — черные, выношенные чуть не до дыр ботинки, подвязанные вместо шнурков верёвками.
А вот взгляд, добрый и открытый, совершенно не соответствовал всему облику мужчины. Детская наивность сочеталась со взрослым умом. Кому-то он, возможно, даже казался хитрым. Так бывает, когда за убогой внешностью прячется большая и распахнутая всему миру душа. Казалось, только слепой мог не увидеть этого.
Однако люди подчас бывают слепы и неоправданно жестоки и бездушны. Наверняка эту незащищённую от грубости и чёрствости душу любой, не боясь отпора, мог унизить…
Фантазия у меня заработала на полную катушку. Имя. Мне всегда казалось, что имя должно соответствует характеру, точнее, внутреннему содержанию человека. Не зря же говорят, мол, как лодку назовёшь, так она и поплывёт. Фёдор. В моём представлении именно так должны звать этого колоритного субъекта. В голове уже зрел план нового рассказа…
— Арсений, о чём задумались? — прервал мои мысли Аркадий. — Творческие муки?
Не в первый раз замечал удивительную проницательность нового знакомого. Как это у него получается? Ведь в самую точку.