— Шеф, всё пропало, шеф… Чего делать-то будем?
— Ваня, успокойся. Что случилось? Говори толково, — первым, как и подобает, пришёл в себя Михаил.
— Да завхоз, зараза, куда-то слинял. Сказали, сегодня его уже не будет, а завтра выходной. Шеф, чем же мы будем в садике потолки белить? Обещали ведь помочь, а он… зараза!
— Зачем нужен завхоз, когда наши шефы нам целый мешок побелки выдали? Вон стоит, — кивнул в сторону двери Михаил. — Можешь забирать.
— Наши шефы для наших подшефных… Чего ж ты молчал, Шеф?
И вновь раздался заразительный смех. И долго не смолкал. Иван же удивлённо оглядел всех: чего это они? Подхватил мешок и вышел из комитета.
— С тех самых пор Михаил и стал Шефом, — Михеич no-привычке вновь пригладил бороду. — Но это так, вступление, присказка. Сказка ещё впереди…
Прежде всего, небольшой экскурс по, так сказать, местам нашей боевой славы. Мещера… Волшебный край. Страна озёр, болот и лесов простирается на многие километры по территориям трёх областей — Московской, Владимирской и Рязанской. Тёмно-коричневая вода озёр и рек, как и наполненный дурманящей хвоей воздух, обладают сильным бактерицидным действием, способствуют скорейшему заживанию ран, защищают от разнообразных инфекций, простуд и всяких респираторных заболеваний. Да и вообще Мещера, пожалуй, самое красивое и удивительное место средней полосы России.
Так писал о Мещерской стороне Сергей Есенин:
Тот, кто видел хоть однажды
Этот край и эту гладь,
Тот почти берёзке каждой
Ножку рад поцеловать.
Нельзя не согласиться с поэтом. Огромное количество полных дичи лесов, рыбных озёр и студёных чудодейственных родников, окутанных множеством легенд и преданий, манят сюда бесчисленных ценителей природы. Вот и мы на ноябрьские праздники собрались посетить эти Богом облюбованные места.
Мы — это полтора десятка студентов, юношей и девушек, любителей пеших походов. Михаил, то есть Шеф, — теперь иначе его никто и не называл, был организатором и, естественно, стал нашим предводителем.
Озёра Урженское, Сегденское, Чёрненькое… На всё про всё неделя. День до Рязани, день после. Пять — на сам поход. Красота.
Студёный ноябрь в этом крае не злобствует морозами, так, градусов до десяти. Снег или только выпал, или лишь прикрыл позёмкой дорожки. Нас, молодых и энергичных людей, разве могло это остановить?
Берег лесного озера. Ночь. Костёр. Палатка. Еда, пропитанная дымком и запахом загадочности. Задушевные или отчаянные туристские песни после ужина. Романтика. Как тут не влюбиться? И влюблялись…
С этого всё и началось.
Во-первых, я был по тем временам немного старше Михаила. Во-вторых — мудрее. Словом, как говорят французы: ищите женщину. А чего её искать, когда она рядом. Можно на неё посмотреть, поговорить, даже руками потрогать…
Так случилось, что Алёнка запала на Михаила, а я — на неё. На самом деле звали её Татьяной. Алёнкой я прозвал. Она мне казалась такой милой, как Алёнка с шоколадки: длинные ресницы, огромные голубые глаза, на щёчках румянец… А уж голосок прямо ангельский — нежный, мягкий и вкрадчивый.
Вот такой неравнобедренный треугольник получился. Любому пацану приятно, когда к нему девочка благоговеет. Михаил стал внимание ей оказывать. А мне это как ножом по сердцу. Я ж видел — не нужна она ему. В лучшем случае поматросит и бросит. И решил вечером после ужина с ним поговорить, жестко так, по-мужски.
Понимал прекрасно, какой может разговор выйти — я ж на голову выше его, в армии борьбой увлекался… Он, конечно, начальство какое-никакое, шеф, так сказать… Но когда амурные дела в отношения встревают, тут уж никакого чинопочитания быть не может. В этом случае или ты, или он.
Мы отошли недалеко от костра. Михаил, не оборачиваясь, шёл впереди. Бесстрашный такой и невозмутимый. Не дожидаясь каких-либо действий со стороны противника, я ухватил его своей огромной лапищей за плечо и резко развернул к себе.
В слабом свете луны увидел его лицо… Брови нахмурены. Губы сжаты. В глазах крохотными чёртиками мелькают отблески костра. Взгляд прямой и… отважный. «Ну, — думаю, — сейчас ты у меня получишь по полной, храбрец, блин…»
Прижал его к огромной сосне и прошипел:
— Слышь, молокосос, — и напряжёнными пальцами ткнул его в солнечное сплетение. — Ты бы от Алёнки отвалил по-хорошему. А то…
— А то… что? — присогнувшись от боли и с трудом выдохнув, выдавил из себя комсомольский вожак.
— А то, то…
Но договорить я не успел. Крутанувшись, он отбросил меня в сторону, заломил руку, рванул, и мы мгновенно поменялись местами. Теперь уже я был прижат к сосне, а Михаил, глядя на меня снизу вверх, совершенно спокойно сказал:
— Я сам буду решать, что мне делать, а чего делать не стоит…
Тут я не выдержал. Мой огромный кулак полетел прямо ему в глаз. Но Михаил словно этого ждал. Отклонившись против хода руки, увернулся и нанёс короткий удар мне в подбородок. Резкая боль шилом пронзила мозг. Было не столько больно, сколько обидно.
— Поговорим? — вновь не теряя самообладания, уточнил Михаил.
— Не о чем мне с тобой говорить! — выпалил я. — Не уйдёшь с дороги, прибью!
Отшвырнул его, как игрушку, в сторону и пошёл к костру. Голова гудела. Подбородок ныл. Потрогал. Точно! Шишак вздулся. Наверняка и синячище будет не слабый…
Владимир слушал молча и не перебивал. Михаил всё это время нервно выхаживал по избе. Видно, не всё ещё улеглось. А, может, просто воспоминания нахлынули… Глафира присела в уголке и тоже с интересом прислушивалась. Не частыми были, видно, откровения мужа.
— Хватит уже, Михеич! — не выдержал Михаил. — Кто старое помянет…
— А вот уж нет, — невозмутимо отреагировал хозяин. — Теперь точно доскажу. Ради этого и начинал…
Утро следующего дня встретило, как обычно, легким морозцем, холодным солнышком без снега. Дежурные колдовали около костра, готовя завтрак. На клеёнке, благоразумно прихваченной с собой, раскладывали ломтики хлеба, намазывали маслом и сверху накрывали сыром. Весело булькая, закипала вода в котелке под перловую кашу с тушёнкой.
Остальные туристы дрыхли в своих спальниках после ночного бдения и сладко посапывали, тесно прижавшись друг к другу, укрывшись от ветра за тонким материалом палаток.
Только спали не все.
Привыкший делать утренний променад, я решил не изменять своим привычкам и здесь. Как только рассвело, осторожно, чтобы не разбудить товарищей вылез из палатки. Натянул ботинки. И лёгкой трусцой побежал вдоль озера.
Свежий воздух наполнял лёгкие. Щёки горели от морозца. Дышалось свободно. Бежалось легко. Крутил головой по сторонам и любовался… Красотища-то какая!
Пробежал, может, с пару километров, может, чуть больше. Оглянулся. Лагеря не увидел. Опустил голову и… О чудо!
За ночь озеро с чистейшей водой покрылось прозрачной ледяной коркой, а под ней, как за волшебным стеклом, открылся сказочный подводный мир, живущий своей собственной удивительной жизнью.
У самого берега величественно покачивались водоросли, потревоженные стайкой мелких рыбёшек. Небольшая голодная щучка застыла в зарослях камыша, поджидая жертву. Беззаботная плотвичка, грациозно виляя хвостом, собирала невидимый корм.
Невольно остановившись, засмотрелся на это диво. Шаг за шагом, наблюдая за рыбёшками, осторожно ступал, продвигаясь всё дальше от берега. Лёд под моими ногами прогибался, дышал, но не трещал. Это обнадёживало, придавало сил и уверенности. Чем глубже, тем занимательней и волшебней открывался этот загадочный и удивительный мир. Глаз было не оторвать…
Вдруг нога, потеряв опору, скользнула вниз. Мелькнула мысль: «Блин, ноги промочу, придётся дежурить у костра и сушиться». Но лёд вроде бы держал. Что тогда? Как потом выяснилось — это местные рыбаки на зорьке, по первому льду насверлили лунок, но остаться побоялись: уж больно лёд слаб, и ушли…
Вот в эту лунку и провалилась сначала пятка. Потом тонкий лёд под тяжёлым зимним ботинком хрустнул и раскололся. Правая нога провалилась в бездну. Я с высоты своего роста рухнул вниз, но левая нога при этом осталась на поверхности и неестественно вывернулась, удерживаемая льдом… Дикая боль пронзила сверху донизу. Лёд треснул и рассыпался по всем направлениям. Острая кромка льдины, как бритвой резанула по штанине, чиркнула по внутренней части бедра, и я мгновенно оказался под водой.
Дна не почувствовал. Обожгло холодом. Дыхание перехватило. Боль была везде. На поверхности появились бурые пятна крови.
Кричал ли? Звал на помощь? Сказать не могу. Да и что толку? В лагере наверняка бы не услышали.
Под ногами твёрдой опоры так и не нащупал. Да какое там нащупал? Бился как выброшенная на берег рыба, судорожно хватал ртом воздух, подламывал хрупкий лёд, но выбраться никак не получалось.
И тут увидел его. Своего соперника. От неожиданности перестал беспорядочно биться и застыл.
Ни слова не говоря, Михаил, скинул с себя куртку и шарф. Стянул тёплые штаны, оставшись лишь в лёгком трико. Связал всё между собой, опустился на лёд, раскинул руки и ноги по сторонам и бросил импровизированный канат мне.
Ничего не оставалось, как принять помощь от вчерашнего врага. Ухватился за рукав куртки и попытался подтянуться. Но куда там? Я был тяжелее Михаила. Да ещё прозрачный скользкий лёд без снега и следа…
— Оставь меня! — крикнул, превозмогая боль и холод. — Сам провалишься и мне не поможешь. Жми за помощью!
— Пока буду бегать, ты тут окочуришься, — сквозь зубы, напряжённо, буквально вгрызаясь в прогибающийся лед, выдавил из себя Михаил. — Вон кровищи сколько! Давай без суеты! Потихоньку… Вот так… Осторожно… Поехали…
Медленно, очень медленно я стал выползать из нерукотворной проруби. И тут, когда казалось — вот оно, спасение! — твердь под Михаилом не выдержала, и он оказался в воде.
Нас отделяло друг от друга несколько метров. Порой и сантиметра хватает, чтобы избежать чего-то ужасного. А тут…