По правде сказать, название книги было придумано автором еще до ознакомления со всем комплексом источников по теме. После того как из документов конца XVI XVII в. предстала истинная картина событий, пришлось признать, что к реваншу, т. е. к отвоеванию Сибирского ханства у «неверных», по-настоящему и целенаправленно стремился только Кучум. Кроме того, он руководствовался еще одним сильным чувством, на которое справедливо указал один из ведущих современных сибиреведов, Н.И. Никитин, — желанием жестоко отомстить тем татарам, которые перешли в российское подданство[10]. Однако, хотя в историографии за Кучумом закрепилась репутация «врага сильного и опасного, до конца непреклонно боровшегося за свое государство»[11], его активность на этом поприще иссякла к исходу 1580-х годов.
Что же касается его детей и внуков, то их прежде всего заботили необходимость поиска средств к жизни, удержание вокруг себя немногочисленных сторонников и привлечение (иногда насильственное) новых «подданных». Главный повод, по которому о Кучумовичах упоминали на протяжении всего XVII столетия, — это их набеги на русские, татарские и башкирские поселения. Но грабительские нападения по большей части вовсе не были средством отобрать власть у воевод или хотя бы расшатать ее. Сибирские царевичи вынуждены были таким способом, во-первых, добывать себе пропитание, скот и прочие необходимые для жизни ресурсы; во-вторых, доказывать свои лидерские способности окружавшим их соратникам, водить их в походы, давать возможность захватить трофеи и ясырь (пленных). Важным побудительным мотивом в их воинственной политике, как и у Кучума, было желание отомстить русским за его свержение и пленение некоторых его сыновей.
Лишь изредка, на фоне усиления мятежных настроений среди народов Западной и Южной Сибири, возникал призрачный шанс на одоление русских, изгнание их из края и возрождение «Кучумова царства». Но все восстания рано или поздно угасали, власти наводили порядок, злоупотребления местных управленцев на время уменьшались, и Кучумовичи снова оказывались без сколько-нибудь заметной поддержки.
По всем этим основаниям я вынужден признать, что подзаголовок книги оказался не вполне соответствующим действительному положению вещей. Но, что называется, для красоты слога я решил все же оставить его.
Основной же заголовок — «Сибирский юрт после Ермака» в общем адекватен исторической ситуации. Хотя в собственном смысле юрта, т. е. фиксированной, закрепленной территории проживания и кочевания, у изгнанного хана и его отпрысков после основания города Тары в 1594 г. тоже не было (до того в течение 12 лет Кучуму еще удавалось удерживать часть своих южных владений)[12]. Они часто перемещались с места на место в зависимости от военной и политической ситуации, возможности прокормления, степени поддержки со стороны покровителей-калмыков и «подданных», число которых постоянно менялось. Однако официально «Сибирское царство» после свержения Кучума продолжало существовать, просто его правителем теперь считался московский царь. (Таким же статусом обладали и другие завоеванные татарские юрты — Казанское и Астраханское «царства».) На протяжении конца XVI–XVII в. определенно просматривается некоторая условная автономия трех восточных «царств» в составе России. Эти территориальные образования дожили до петровских областных реформ начала XVIII в., когда уступили место губернскому и провинциальному делению.
Во время работы над книгой, испытывая палеографические трудности при чтении некоторых архивных документов и сталкиваясь с малознакомыми для меня сюжетами (русское судостроение XVII в., традиционная калмыцкая этнография и др.), я пользовался любезными советами и консультациями квалифицированных историков: Б.А. Азнабаева, Э.П. Бакаевой, И.В. Ерофеевой, Д.В. Лисейцева, А.В. Малова, П.Н. Петрова, Н.М. Рогожина. Специалисты по истории Сибири XVII в. Н.И. Никитин и Е.В. Вершинин любезно согласились просмотреть книгу в рукописи и дали немало цепных рекомендаций по ее содержанию. Особо хотелось бы поблагодарить сотрудников хранения и читального зала Российского государственного архива древних актов, предоставивших мне возможность работать с подлинниками документов.
В Приложении публикуются не издававшиеся ранее документы о посольствах сибирских царевичей в Московское государство 1639 и 1668–1669 гг. из фондов РГАДА «Калмыцкие дела» и «Сибирский приказ».
Март 2012 г.
Глава 1.Царственное «казачество»
26 октября 1582 г. на Чувашском (Чувашевском) мысу, под стенами своей столицы — города Искера[13], сибирский хан Кучум потерпел сокрушительное, полное поражение от казачьего отряда Ермака. Город был оставлен татарами, и Кучум превратился в скитальца-«казака». С тех пор он в основном обретался в южных районах своего бывшего ханства и вел кочевой образ жизни, присущий многим его подданным — степным скотоводам. Есиповская летопись так и передает этот исход: «из града и с царства своего в поле»[14]. Победу над царственным противником официальные российские власти оценивали именно в категориях кочевого быта, отмечая, что казаки «с Ермаком Сибирь взяли и Кучюма царя с куреня сбили…»[15].
Переход хана к кочеванию прошел относительно безболезненно, ведь это был традиционный, завещанный предками и престижный образ жизни татарской аристократии. К тому же он был привычным и любимым для человека, который вырос в степях, был воспитан в кочевых становищах «бесчисленных ногаев» (см. ниже). Другое дело, что унизительный разгром сказался как на репутации Кучума внутри Сибирского юрта и за его пределами, так и на настроении хана— подавленном, озлобленном, сосредоточенном на отмщении и возмездии «неверным».
Из летописных рассказов о генеральном сражении под Искером известно о решающей роли в победе казаков их огнестрельного оружия. После пищальных залпов и стремительной атаки Ермака началось паническое бегство остяцких князей (как сформулировал Н.М. Карамзин, «князья остяцкие дали тыл»[16]), за которыми устремились с поля боя и татарские воины[17]. Запереться в городе и сесть в осаду было бы рискованным предприятием для татар. На небольшой территории Искерской крепости едва ли могли храниться большие запасы продовольствия, а путь к воде по крутому обрыву в условиях осады был опасен и наверняка был бы перерезан казаками[18]. И Кучум бросился прочь от своей столицы.
Лишившись ханства, он стал изгоем — «юрта своего Сибири отстал» (так передали русские переводчики слова ногайских послов в 1586 г.)[19]. В средневековой терминологии, которая «обслуживала» тюркскую социальную жизнь и татарско-русские отношения, беглый хан парадоксальным образом оказался уподоблен его победителям. Как первый, так и вторые обозначались тюркским словом казак. По отношению к Кучуму оно означало бездомного скитальца, бесприютного изгнанника, о чем уже было сказано во Введении. Московский посол в Персии в апреле 1590 г. излагал ситуацию следующим образом: «Казаки, пришед, Сибирское царство взяли, а царь Кучюм убежал в поле и ныне казакует на поле…»[20]. Восточные правители разделяли подобный взгляд на Кучума. Очередной русский визитер в сефевидской столице Исфахане присутствовал при беседе персидского шаха Аббаса I с хивинским хамом Хаджи-Мухаммедом («царем Азимом») в январе 1594 г.: «А про Кучюма царя сказал Азим царь, что он, бегая, живет лишь казачеством. И шах Азиму царю говорил: то яз и сам ведаю, что Кучюм царь, от государевых людей бегая, живет казачеством»[21]. Так Кучум разделил судьбу многих известных в истории свергнутых правителей, вынужденных сменить царствование на бегство и скитания.
В одной из работ я попытался произвести очень приблизительный (насколько позволяют источники) расчет возраста Кучума и пришел к заключению, что он родился около 1537 г.[22]. В таком случае во время разгрома на Чувашском мысу ему было сорок пять лет. Скорее всего, еще была жива его мать Сылы-ханым (в 1581 г. она совершила хадж[23]), у него рождались дети. В 1598 г. была пленена часть ханского семейства, в том числе двенадцатилетний сын Бибадша, шестилетний Кумыш и пятилетний Мулла (по другим данным, Бибадше было восемь лет, Кумышу — один год)[24].
Жизнь в скитаниях оказалась сопряженной с постоянной нуждой, поисками пропитания и безопасных укрытий. Это особенно проявилось в конце жизни хана, когда он лишился большей части своих сторонников. По Ремезовской летописи, «Кучюм… житию своему скитался и места не обрете, яко обнажен всего дома, своего имения и скота и жителей лишен от живущих сибиряп…»[25]. Это положение выразил один из Кучумовых соратников краткой фразой: «мы все скудны»[26]. Все это сказывалось на состоянии организма немолодого «казака». Известно, что он стал терять зрение, отчего заказывал в Бухаре лекарства для глаз[27]. Легенды рассказывают, что Кучум не только ослеп, но и оглох и вообще настолько одряхлел, что его отпаивали кровью молодых козлят[28]