[518]. В данном случае тележные ряды служили для осаждающих прикрытием от выстрелов с крепостных стен и предохраняли от внезапных вылазок неприятеля.
На вооружении «казачествующих» принцев и их спутников внимание в источниках не акцептировалось, так как было общеизвестно людям XVII в. и не требовало обстоятельного описания. Это вооружение представляло собой традиционный для кочевников той эпохи набор из лука со стрелами, сабли, ножа и аркана. В 1609 г. вознамерившиеся отъехать к калмыкам тюменские ясачные говорили соплеменнику, допрошенному воеводой, что для этого дела «у них де у тюменских лошади и сайдаки и сабли готовы»[519]. Некоторые татары обладали металлическими и кожаными доспехами[520]. Впрочем, Ю.С. Худяков предполагает, что, судя по количеству соответствующих археологических находок, сибирцы испытывали недостаток в бронебойных стрелах, столь важных в сражениях с хорошо вооруженными и защищенными противниками[521]. Возможно, в ходу были копья, в особенности приобретенные у калмыков. А ремесленники среднеазиатских ханств оснащали сибирско-татарских воинов конца XVI–XVII в. металлическими шлемами[522].
Огнестрельное оружие не имело у сибирских татар широкого распространения. Но неверно было бы думать, что они не знали о его существовании. В Румянцевском летописце пересказана карикатурно-фантастическая ситуация, когда наступающие ермаковцы постреляли в воздух из пищалей перед пойманным Кучумовым придворным и отпустили того на волю. Придворный явился к хану с впечатляющим рассказом: «…егда они стреляют из луков своих, ино ис конца дым исходит и голкнет громко, а пробивают наши куяки и бахтерцы навылет»[523]. Естественно, этот доклад Кучуму прозвучал без русских свидетелей, поэтому данная сцена скорее всего вымышлена.
Фигурирующие в разных вариантах рассказы о двух нестреляющих пушках то ли у Кучума, то ли у бека Бегиша во время прихода Ермака представляются порождением фольклорных домыслов. Если такие орудия у сибирцев в то время и были, то скорее всего среднеазиатского производства[524]. Впоследствии оружие «огненного боя» появилось и у «кучумлян». В большинстве своем оно было трофейным — добытым в набегах на российские владения. В 1662 г. из 200 татар, напавших на российские поселения в Зауралье, 30 обладали огнестрельным оружием[525]. В 1667/68 г. один тобольский рейтар при описании в челобитной своей верной службы рассказал, что во время боя с царевичем Кучуком под Киргинской слободой в 1665/66 г. его «ранили, пробили из пищали правую руку»[526]. Правда, пищаль могла принадлежать и калмыку-участнику набега. Калмыки же пользовались русскими пищалями или фитильными ружьями (мултук) среднеазиатского происхождения[527]. Но и в их среде огнестрельное оружие не имело пока широкого распространения.
Обширный импорт пищалей в то время был исключен. Ближайшим источником их поставок теоретически мог быть Мавераннахр. Татарское предание рассказывает о прибытии к Кучуму оружейников из Бухары, которые были размещены ханом на некоем острове, под землей. При подходе Ермака мастера подрубили опорный столб и погребли себя[528]. Но, во-первых, в достоверных известиях о связях Кучума и Кучумовичей с Бухарой и Хивой нет упоминаний о приезде в Сибирь мастеров (а вот бухарские посольства просили в Москве оружие и боеприпасы). Во-вторых, в Средней Азии огнестрельное вооружение появилось только в первой половине XVI в. Оно употреблялось преимущественно в ручном варианте, а при осаде крепостей могущественный хан Бухары Абдулла II обычно использовал не пушки, а катапульты (впрочем, по осажденному им в 1572 г. Герату с бухарских позиций палили семь орудий). Собственное артиллерийское производство в Средней Азии развивалось медленно. Еще в XIX в. в городах Мавераннахра пушки отливали приезжие мастера — афганцы и персы[529]. Но и в то время артиллерия там была невысокого качества.
Вооружение противостоящей стороны известно гораздо лучше и в общем тоже было традиционно для средневековых армий эпохи внедрения «огненного боя». В 1592 г. царь приказал купцам и промышленникам Строгановым снарядить «для татарского приходу» сто ратников «с рушницами и с луки, с кремли и с рогатинами»[530]. В XVII в. главным и часто единственным оружием сибирского служилого человека была пищаль, которая при случае, в рукопашном бою, могла играть и роль дубины. Казаки имели различные виды холодного оружия: разномастные копья, клинки, бердыши. Некоторые защищались в сражении шлемами-шишаками и примитивными доспехами-куяками — кожаными или полотняными рубахами с нашитыми на них металлическими пластинами[531]. Эти защитные одеяния служили для предохранения от татарских и калмыцких стрел и клинков (но не от пуль).
Главная забота о защите подведомственных уездов от набегов и организации ответных походов против кочевников ложилась на воевод к востоку от Урала (Строгановы, как известно, базировались к западу — в пермских землях). Административная иерархия долгое время препятствовала оперативному реагированию на стремительные атаки Кучумовичей и калмыков. Всякий раз тюменским и тарским наместникам требовалось заручиться санкцией тобольского разрядного воеводы, а порой и столичных инстанций на применение военной силы к «иноземцам». Последние пользовались этими проволочками и нередко скрывались в степных просторах безнаказанными. В одной из отписок пересказаны подслушанные военные планы тайшей: «Тюмень де от иных городов удалена, а люди де на Тюмени живут от города в одале, покаместа де русские люди збираютца, и мы де хлеб потопчем и деревни позжем»[532]. Случалось, что русские ратники отказывались выступать в поход из-за задержки казенного жалованья[533]. Ведь оно нередко составляло их единственный источник существования в неосвоенной пока стране.
Хотя, надо сказать, Тобольск служил и источником нововведений в военном деле. В ходе преобразований в вооруженных силах Московского государства в этом городе появились полки нового строя. В 1661 г. туда прибыли по царскому указу «немцы полковники, подполковники, ротмистры и порутчики», которые набрали из местных жителей тысячу рейтар, тысячу солдат и пятьсот стрельцов. Но «учены строю» они были вовсе не немцем, а полковником Д.И. Полуэктовым, под началом которого успешно «бились с ызменники башкирцы и с калмыки и с царевичем сибирским»[534]. Военная реформа докатилась до Тобольска как раз накануне башкирского восстания, а Полуэктов разбил татаро-башкирскую конницу у озера Иртяш осенью 1662 г.
В гарнизонах южной полосы Сибири служили стрельцы, делившиеся на сотни, и казаки, распределенные по станицам. В том и другом подразделении формально должно было состоять по сто человек, но обычно насчитывалось меньше[535]. Была сформирована система разъездов и караулов для оповещения о вражеских набегах.
Другой объект «внимания» Кучумовичей — Южный Урал находился под защитой уфимских воевод. В первой половине XVII в. им пришлось столкнуться е массовой миграцией калмыков, и гарнизоны в этом регионе были значительно усилены. Изменилась структура уфимского войска: с 1630-х годов его основу вместо пеших стрельцов составили конные служилые люди, способные предпринимать дальние походы против кочевников. В караульные разъезды здесь посылали станицы не по 4–7 человек, как на южном московском порубежье, а по 40–100, с дозволением принимать бой с соизмеримыми встречными силами неприятеля[536]. Увеличение военного потенциала России на границе сибирских степей послужило одной из причин миграции калмыков оттуда в Нижнее Поволжье.
При этом не стоит преувеличивать масштабы агрессивности Кучумовичей. Имея под началом незначительное количество «подданных»-сторонников, они сами по себе представляли некоторую угрозу лишь в альянсе с калмыками. Причем на опорные пункты русской власти в регионе — укрепленные города — они, как правило, не посягали. Как заметил В.В. Пестерев, об отсутствии серьезной опасности для сибирских городов свидетельствовали повсеместная обветшалость и разрушение их крепостных сооружений в XVII в.[537]. Нападения совершались главным образом на сельские местности.
Но все-таки большую часть времени царевичи предавались мирным занятиям. Исходя из отмеченной выше специфики приказной документации, мы можем получить информацию об этой стороне их жизни буквально по крупицам. Кочевой образ жизни Кучумовичей предполагал занятие скотоводством, прежде всего это выпас овец. В отписках и расспросных речах проскальзывают также сведения о промысловых занятиях. Охота и рыболовство были неотъемлемой частью жизненного уклада и в целом «хозяйственно-культурного типа» сибирских татар, результатом их долгого соседства и частичного смешения с местными самодийцами и уграми[538]. На рацион питания «казаков» влиял хозяйственный уклад населения, с которым им доводилось соседствовать. В этом укладе у прииртышских татар важное место занимала добыча рыбы, которая нередко служила основной пищей. С помощью различных приспособлений (