– Нет, не кривишь, – сказал Маркел. – А дальше что?
Яков помолчал ещё немного и продолжил уже вот как:
– Брат у меня долго помирал. Последнюю неделю не вставал. А ещё раньше зубы у него вывалились и кровь из горла шла. Но брат ни на что не жаловался, а только говорил: Яша, не забудь всё это. Я отвечал: не забуду. Он говорил: побожись! Я божился. И своё слово сдержал!
– Как сдержал? – спросил Маркел.
– А твоё какое дело? – сердито воскликнул Яков. – Ты мне судья? У тебя брат на руках помирал?! А какой был брат! Какие сапоги тачал! Пол-Можайска в его сапогах ходило. Бывало, куда ни сунешься, везде спрашивают, не Максимов ли я брат. Максимов, говорю. Ох, говорят, золотые руки у твоего брата, какие сапоги он строит, какая кожа на них мягкая. А после мы эту кожу сожрали! Нарезали на полоски и варили в кипятке, такая была голодуха. Но всё равно не помогло, брат вскоре помер. А Ермаку что?! У него на Карачином острове гулянки каждый день!
– Откуда гулянки?! – удивился Маркел.
– Отовсюду! – злобно сказал Яков. – Здешние народцы наезжали, их князьки, с которыми он снюхался. Приезжают к нему, поят грибной водкой, девок к нему возят, а мы сиди за стенами и помирай!
– Так, говоришь, здешние князьки сами к нему ездили? – спросил Маркел.
– Сами, а как же! – гневно ответил Яков. – Потому что если не хотели бы, так Ермак их в здешних лесах ни за что не нашёл бы. А так чего искать, когда они сами к нему прут. Да и не только в ту зиму так было, а как нам знающие люди говорили, это с самого начала повелось, когда Ермак ещё только пришёл сюда и Кучум собрал на него войско отбиваться. Много к Кучуму тогда сошлось войска, эх, думал Кучум, сейчас я Ермака побью! А что на поверку вышло? Как только Ермак со своими ворами-казаками из стругов на берег вышел да как стрельнул из пищалей, так сразу побежало Кучумово войско! Не хотели они за него биться.
– А за Ермака? – спросил Маркел.
– И за Ермака не хотели. Зато Ермак их не неволил, говорил: живите как хотите, молитесь кому хотите, мне до этого нет дела, а только давайте ясак!
– А Кучум?
– А что Кучум? Не любят его здешние! Он же не только ясак собирал, а он ещё их неволил переходить в его агарянскую веру. А здешние вогулы что? Да и татары здешние, все они испокон веку болванам кланялись. И тут вдруг пришёл Кучум из Бухары, убил их хана Едигера Тайбугиновича и велел всему здешнему народу переходить в его закон. Ох, что тут сразу началось! Мучил Кучум народ, менял им веру… И тут вдруг является Ермак и говорит: а мне до вашей веры дела нет, мне только дай ясак! И к кому народ пойдёт? Вот то-то же! Поэтому Кучум бежал в Барабинскую степь и там кочевал, а Ермак сидел на Карачином острове и с нечестивыми безбожниками пьянствовал, дуванил с ним день и ночь, а мы, его единоверцы, в Кашлыке как мухи мёрли. Брат говорил: Яша, не забудь! И я не забыл. Хотя теперь, конечно, всё уже прошло. Вот только я никак наесться не могу. Всё время голодный! Это мне иногда снится брат, он говорит: ешь, Яша, за двоих, тебе много силы надо, не забудь, кого тебе надо со свету сжить! А я его, бывало, слушаю и думаю: эх, Максимка, Максимка, далеко ты теперь от нас и даже не знаешь, что кого надо было сжить, того уже сжили… А потом стал думать по-другому: а почему это я решил, что Максимка ничего не знает, может, он, наоборот, знает много больше моего – что тот, про кого я думаю, совсем не убит ещё, а он…
И тут Яков опять замолчал. Маркел терпеливо ждал. Но Яков ничего уже не говорил, а, ещё немного помолчав, поднялся, осмотрелся и со злом сказал:
– Где обед? Чего так долго тянут, сволочи!?
И даже махнул копьём. Но после всё же успокоился, начал ходить туда-сюда. После пришёл давешний мальчишка-татарчонок, принёс Якову еды. Яков схватил миску, сел и начал быстро есть. Иногда он поглядывал на Маркела, подмигивал ему, нарочно громко чавкал и облизывался. Когда поел, отдал мальчонке миску и сказал, что у него здесь всё спокойно. Мальчишка убежал. А Яков лёг на спину, положил рядом копьё и сказал, что если он во сне что услышит, или если ему даже что-то померещится, он подскочит и убьёт Маркела! После закрыл глаза и то ли и в самом деле заснул, а то ли только притворился.
Маркел тоже лежал тихо, есть ему почти что не хотелось, а только об одном и думалось – что сейчас можно изловчиться, перетереть верёвку, кинуться на Якова и придушить его, и велеть, чтобы во всём сознался… Да только было же понятно, что Яков из тех, кто лучше даст себя насмерть замучить, но ни словечка не скажет. Так что тут придётся всё вытягивать с добром, если такое, конечно, получится. И с этой мыслью Маркел задремал.
ГЛАВА 46
Но только Яков шелохнулся, Маркел сразу открыл глаза. Яков поднялся, сел, посмотрел на Маркела и сердитым голосом сказал:
– Не спишь? И правильно! Скоро совсем заснёшь, тогда и выспишься.
Маркел ничего на это не ответил, а только подумал, что это конечно же и есть тот самый Яков, о котором говорил Шуянин… Но дальше Маркел думать пока не стал, потому что Яков очень злобным голосом сказал:
– Ты чего так на меня уставился?! Ты на себя посмотри! А на меня смотреть не надо. Поздно на меня смотреть!
– Да я могу и не смотреть, – сказал Маркел. И он и в самом деле отвернулся от Якова и стал смотреть в яму. Потом спросил:
– А где вторая ермаковская могила?
– Это тебе знать необязательно, – сердито ответил Яков. – Да и всё равно тебя туда не пустят.
– А тебя? – спросил Маркел.
– Ну, меня! – нехотя ответил Яков. – Да я и сам туда не пошёл бы.
– Почему?
– Недоброе там место, чёрное. Как и сам Ермак был чёрным, когда его по Вагаю с Атбаша несло!
– А ты видел это?
– Откуда мне было видеть? – удивился Яков. – Я же тогда был уже тут, в нашем ауле, ясырём у Бикеша, а Атбаш это вон где. Бикеш меня в кости выиграл у Ермака, и меня здесь высадили, а сами поплыли дальше, на Атбаш…
– Не криви! – строго сказал Маркел.
– Как это? – растерялся Яков.
– А вот так! – ещё строже сказал Маркел. – Никто тебя ни во что не выигрывал, а ты как плыл, так и поплыл со всеми дальше, и со всеми приплыл на Атбаш. А когда там начало темнеть, тебя в караул поставили. Ну а когда татары ночью из кустов полезли, тогда ты бросил пищаль и сказал…
– Нет! – яростно воскликнул Яков. – Я ничего не говорил! Остолбенел я тогда, вот что! – И спохватился, и спросил: – А ты откуда это знаешь?
– Значит, есть такое место, откуда всё можно узнать, – сказал Маркел, после залез за пазуху, достал нательный крест и показал его Якову.
Яков тяжело вздохнул и отвернулся.
– Яша, – тихим голосом сказал Маркел. – Ещё не поздно повиниться. Господь и не таких прощал.
– А Ермака простил?!
– Ермак сам за себя ответит, а ты за себя отвечай! – уже очень строго продолжил Маркел. – Так вот, Яша, дело тогда было так: вы пристали к Атбаш-острову, все стали готовиться к ночлегу, но тут вдруг подходит есаул Шуянин, берёт вас троих и ставит в караул. Караул тогда был вот какой: ты, а с тобой Ванька Волдырь и Мишка Заворуха. А ночь тогда была темнющая…
Яков насупился, долго молчал, потом настороженно спросил:
– Ты кто такой?
– Маркел Косой, стряпчий Разбойного приказа, из Москвы. Дело у меня: сыскать того, кто Ермака убил. И кто Ермаковы вещицы украл – саблю и пансырь, царские подарки.
Яков ещё сильней нахмурился, сказал нетвёрдым голосом:
– Атамана Ермака Тимофеевича убил ханский даруга Кутугай. Ткнул копьём в горло и убил. Я это сам видел. Могу побожиться.
– Это необязательно, – сказал Маркел. – Так все, кого я спрашивал, показывают. А кто такой мурза Кайдаул?
– Мурза Кайдаул приятель мурзы Бикеша, – уже смелей ответил Яков. – Когда всё это приключилось, Бикеш у себя сидел. А Кайдаул со своими людьми пошёл на Атбаш. Там они нас в засаде поджидали, но нам про это было неведомо.
– И что Кайдаул? – спросил Маркел.
– Он на Ермака накинулся, Ермак стал от него отбиваться. И может, и отбился бы, но тут Кутугай подскочил и сбоку всадил ему копьё прямо под шлем.
– И ты хорошо рассмотрел?
– А чего там было рассматривать?! Я от них, может, в пяти шагах стоял.
– Руки тебе связывали?
– Нет.
– А! Если не связывали, значит, ты им добром поддался!
– Не поддавался я! – выкрикнул Яков. – А онемел я. Остолбенел! Оно же вдруг ни с того ни с сего началось! Стоял я в карауле, было тихо. И никакой грозы тогда не было, небо было чистое, луна светила. Я стою, смотрю перед собой, а там кусты, и по бокам кусты… И вдруг вижу, прямо передо мной ветка отгибается – и из-за неё выходит татарин. А за ним ещё татарин, и ещё. Много их оттуда вышло. А я стою как столб, держу перед собой пищаль и думаю: надо фитиль поджечь…
– А почему не закричал?
– Не захотел! – Эти слова Яков сказал очень сердито, даже в ярости. И так же яро продолжал: – Не захотел я кричать! Вот не захотел, и всё! Яша, мне Максим шептал, Яша, молчи! И я молчал.
– А дальше что?
– Они пищаль у меня отобрали, а самого меня взяли под руки и повели перед собой. Я шёл, молчал. Тихо было, только мошкара зудела. И только когда мы вышли к берегу, вдруг впереди кто-то как закричит: «Татары!». Ну и дальше началось всё это, вспоминать не хочется.
– А замолить грех хочешь?
Яков молчал. Потом не своим голосом сказал:
– Ермак был очень строгий атаман. Чуть что не по его, сразу виновного в мешок, ещё камней в мешок, для весу – и в воду. Многих он так перетопил! Ну да, может, так оно и было нужно, я не знаю.
– Ладно, – сказал Маркел. – Это пока что к делу не относится. Рассказывай, что было дальше.
– А что было! – сердито сказал Яков. – Перебили они наших всех. А кого перебить не успели, те повскакали на струги и уплыли в Кашлык. А мы остались. Кутугай сразу стал кричать, что если это он убил Ермака, то ему должно достаться и всё Ермаково добро. А Кайдаул сказал: нет! Сперва, сказал, мы должны Ермака убить совсем. Заколоть копьём – это ещё не убить, а утопить его надо! Вот что Кайдаул тогда придумал! Это из-за того, что у них так считается, что если человек утонет, тогда он лишается души и уже никогда не оживёт. Поэтому им всем такие Кайдауловы слова понравились, Ермака оттащили к воде и опустили туда с головой. И так держали до утра, а утром положили в лодку, прикрыли ветками и поплыли обратно. И меня взяли с собой.