Слушая его минут десять, я отвернулся, посмотрел на звёзды за иллюминатором, вздохнул и промолвил:
– Мой рай был на Оазисе, здесь же… здесь всё стерильно, бездушно. Это не рай, а… золотая клетка.
Били резко повернулся ко мне. Его глаза сверкали.
– Золотая клетка?! – прошипел он. – Вы называете это клеткой? Это свобода, понимаете? Свобода от забот, от голода, от болезней! Вы можете посвятить свою жизнь самосовершенствованию, творчеству, самореализации! Ничто не ограничивает вас!
– А что ограничивало меня на Оазисе? – спросил я, – забота о ближнем, любовь, счастье в мелочах, мы были как семья – это ли ограничения?
– Чушь! – рявкнул Били. – Это пережитки прошлого, неэффективные эмоции, которые только мешают прогрессу! Мы создали идеальное общество, основанное на рациональности и результативности! И вы, вместо того чтобы радоваться этому, цепляетесь за какие-то сентиментальные воспоминания!
Его голос был полон презрения, но я не сдавался. Я начал рассказывать о конкретных моментах жизни на Оазисе – о смехе друзей на недельных собраниях, о помощи соседям во время трудностей, о простоте и искренности человеческих отношений. Я говорил не о романтизированном прошлом, а о реальной жизни, со своими недостатками, но и с неповторимой, непередаваемой теплотой. Каждая моя фраза была вызовом, бунтом против холодной логики Глизе. Спор продолжался, и я чувствовал, что разделяю не только космическое пространство, но и пропасть между двумя совершенно разными мировоззрениями.
– Да что вы вообще знаете про мою прошлую жизнь?! – практически на повышенных тонах высказывался я. Мой тон переходил в агрессию, я чувствовал, как накатывает волна гнева. И в этот момент, словно удар током, меня резко дернуло, и я неожиданно успокоился. Тело пронзила странная слабость, мысли притупились.
– Вы так не вскипайте, уважаемый, – улыбаясь, сказал Били. – Ну зачем себе же вредите эмоционально? Нервные клетки вам ещё пригодятся.
– Ваши вспышки гнева, Берислав, могут привести вас к нежелательным последствиям, – добавил Били, его улыбка оставалась натянутой, почти неестественной. – Вы же не хотите оказаться в рядах Укров?
– В рядах кого? – переспросил я, искренне не понимая.
– Войско Смирной Угоды, у нас так называют, – ответил Били, откидываясь в кресле. – Это тот контингент людей, которые проявляют отрицательный баланс в нашей системе. Пленные, не принявшие наши нормы, социально неподготовленные, психически отчуждённые… так скажем, «жёлтые пижамники». Они проникают в подземный союз под видом своих и устраивают разведывательные и диверсионные подрывы.
– Но как такое возможно? – я был поражён. – Многие из этих людей были сами из Союза? Кто возьмётся управлять таким войском?
Били пожал плечами, его улыбка стала ещё шире, обнажая идеально ровные зубы. Она казалась теперь почти зловещей.
– Специально усиленные масс-медийные чипы способны парализовать любое сознание, – пояснил он, словно это было само собой разумеющееся. – А управлять ими может любой, от простого человека до комедианта из юмористический программы. Главное – внушить в сознание, что всё во благо мирового порядка и защиты системы в целом.
– Простите еще за вопрос, про жёлтые пижамы… но я в такой очнулся у вас в системе, – встревожился я, наконец осознав всю жуткость ситуации.
– О, не переживайте, – сказал Били, отмахиваясь от моих слов, как от назойливой мухи. – Это не та пижама. На их пижамах ещё присутствует эмблема синего цвета в виде трезубца, символ внутренней борьбы. И к стати, ваш знакомый Зяма сейчас присоединился к их Войску, в ряды Добровольческого Корпуса.
– Постойте-ка, но… – я не успел договорить. Меня прервал голос пилотируемой системы, извещающий о посадке.
– Мы уже прилетели, – по-прежнему улыбаясь, сказал Били. – Видите, хорошее общение с приятными людьми, и время быстро пролетает.
Мы приземлились. Я оказался в огромном ангаре, заполненном разнообразными летательными аппаратами. Воздух был чистым, прохладным, пахло озоном и чем-то сладковатым, искусственным. Из ангара мы вышли в просторный холл, весь сверкающий хромированным металлом и панорамными окнами, за которыми простирался вид на гигантскую космическую станцию. Она представляла собой сложную систему взаимосвязанных модулей, вращающихся вокруг центрального ядра – огромного, прозрачного сферического купола, внутри которого, казалось, просто висела в невесомости пышная, яркая зелень. В модулях просматривались жилые зоны, лаборатории, парки, что-то похожее на торговые центры. Всё это было соединено между собой бесконечной сетью коридоров, мостов и переходов, переливающихся разноцветными огнями. В воздухе носились бесшумные транспортные капсулы, доставляя людей от одного модуля к другому. Вся станция излучала ощущение гигантской, безупречно работающей машины, созданной для комфорта и совершенства, но в то же время холодной, отстранённой и немного пугающей своей идеальностью. Не чувствовалось ни хаоса, ни случайности, только строго спланированная и выверенная гармония, словно в идеально созданном компьютерном симуляторе.
Выйдя из транспортной капсулы на центральную площадь, я оказался в самом сердце мегаполиса. Это был настоящий колоссальный город, кипящий жизнью и энергией. Всё вокруг шумело, летело, бежало – ритм здешней системы был просто бешеный, не сравнимый ни с чем, что я видел раньше. Здания взмывали в небо, блестящими стеклянными пирамидами, хромированными небоскребами и изящными, закруглёнными башнями, будто сошедшими с глянцевой картинки будущего. Воздух, несмотря на огромное количество транспорта, был чистым, прохладным, насыщенным искусственным кислородом с едва уловимым ароматом цветов, которые, как я заметил, росли прямо внутри некоторых зданий в специально созданных вертикальных садах.
Летающие автомобили, бесшумные и изящные, скользили между высотками, оставляя за собой лишь лёгкое мерцание. На улицах, по многоуровневым эстакадам, двигались потоки людей – одетые в яркую, но при этом безукоризненно функциональную одежду, они перемещались с невероятной скоростью, поглощённые своими делами. Гигантские голографические экраны, встроенные в здания, транслировали потоки информации, рекламу и новости, создавая неповторимую атмосферу динамичной городской жизни. На центральной площади, среди сверкающих фонтанов и скульптур из светящегося металла, люди отдыхали, общались, занимаясь чем-то своим, создавая ощущение гармоничного единства и одновременно абсолютного индивидуализма. Даже мусорных баков я не видел – всё было безупречно чисто, словно каждый объект, каждый сантиметр города существовал только для того, чтобы подчеркнуть его идеальную функциональность и безупречный порядок. И всё же, несмотря на всё великолепную организацию, город казался мне немного… пустым. Не хватало какого-то человеческого тепла, непредсказуемости, того самого хаоса, который, как ни странно, делает жизнь такой интересной и живой.
Но самое интересное, на что я обратил особое внимание, – практически все люди, не считая роботов-помощников, которые двигались по своим маршрутам, смотрели в какие-то маленькие телевизоры, держа их в руках. Эти устройства были плоскими, тонкими, как пластинки, и излучали мягкий свет.
– Куда они все смотрят? – спросил я, указывая на толпу погружённых в свои экраны людей.
– Мы называем это «гаджетами», – ответил Били, его улыбка стала немного самодовольной. – На них управляется вся система жизни нашего общества: информационная, политическая, экономическая и так далее. Они были ещё до ядерной зимы, просто мы продолжили совершенствоваться, а подземный союз запретил любое использование гаджетов и какого-либо информационного фона, кроме вещания пропаганды Союза. Предлагаю пройтись пешком, чтобы вы оценили, так сказать, масштабы нашей системы.
Я был только за. Мы начали движение. Били шёл легко и непринуждённо, словно парил. Я же старался идти в ногу с ним, но чувствовал себя немного неуклюже. И действительно, всё происходило так, словно мы парили над городом. Многоуровневые магистрали, пешеходные дорожки, летали прямо под нашими ногами. Мы словно двигались по невидимому потоку, проплывая между небоскрёбами и транспортными потоками. Город не просто существовал вокруг нас, он как бы обтекал, огибал нас. Это ощущение невесомости и плавного скольжения было одновременно захватывающим и немного странным. Ощущение, что город был создан не для людей, а люди в нем – лишь часть сложной, прекрасно отлаженной системы. Чувство некой иллюзии усилилось, когда я заметил, как изящные здания меняются в зависимости от нашего ракурса – словно изменяя свою форму, они создавали ощущение бесконечности и динамики. Наше продвижение по городу больше походило на путешествие по невероятному, ослепительному лабиринту, завораживающему и одновременно пугающему своей искусственностью.
– Может, желаете выпить чего-нибудь освежающего? – поинтересовался Били, заметив, что я немного устал от прогулки по невероятному мегаполису.
– Да, но я бы хотел присесть, – ответил я, указывая на ближайшую к нам парящую платформу, с которой открывался захватывающий вид на город. – Тут прекрасные виды.
– Да, тут недалеко чудесный сквер, – сказал Били. – Там у нас зоны отдыха со встроенными гаджетами, чтобы можно было и отдохнуть, и в курсе событий оставаться. А я пока пойду, возьму нам парочку освежающих напитков.
– Хорошо, – согласился я, устраиваясь поудобнее на платформе. – Но куда мы направляемся? – уточнил я, всё ещё испытывая лёгкое чувство тревоги. Несмотря на всю красоту и совершенство окружающего мира, я не мог избавиться от ощущения, что меня ведут куда-то в неизвестность.
– Пока наслаждайтесь видами нашей системы и не думайте ни о чём, – улыбнулся Били, исчезая в потоке людей. Его улыбка, казалось, несла в себе какой-то скрытый смысл, который я пока не мог разгадать.
Я остался один, погружённый в созерцание панорамы города. Под ногами, словно бесконечная река, текли потоки транспорта. Небоскрёбы, похожие на сверкающие кристаллические цветы, вздымались к небу, переливаясь всеми цветами радуги под воздействием искусственного освещения. Вдалеке виднелись огромные, похожие на космические корабли, купола – вероятно, это были жилые модули, целые города в городе. Вся эта картина была великолепной, но в то же время казалась слишком идеальной, слишком выверенной, словно виртуальная голограмма, лишённая живого, непредсказуемого дыхания настоящей жизни. И всё это окутывало меня ощущением какого-то скрытого контроля, неизбежн