С нами было оружие, выданное нам из бункера. У меня был дробовик «Жоап», у Феликса – пистолет «Хлопок». Сначала мы попробовали стрелять из «Жоапа». Мощный заряд дроби разрывал голубей на части. Это было ужасно. Мы были шокированы своей жестокостью. Мы хотели есть, но не хотели так зверски убивать.
Тогда мы переключились на «Хлопок». Маленькие пульки, выпущенные из пистолета, хоть и убивали птиц, но не так сильно их увечил. Мы собрали убитых голубей. Перо голубей было красивого синеватого цвета, но это уже сейчас не волновало нас, голод делал своё дело. Мы развели костёр, и, несмотря на ужасный вид погибших птиц, приготовили их и съели. Мясо было жестким и немного пресным, но после недель голодания, даже оно показалось нам деликатесом.
Этот эпизод показал нам, как сильно изменились наши приоритеты, насколько мы готовы пойти на жертвы ради выживания в этом новом, жестоком мире. Мы понимали, что добыча пропитания в этом мире – это постоянная борьба, постоянный выбор между голодом и моральными принципами. И пока что, голод побеждал.
Четвёртый день нашего пребывания на руинах города мало чем отличался от предыдущих. Успехи были минимальными. Голод и жажда постоянно мучили нас. Мы почти потеряли надежду найти что-то более-менее съедобное, кроме случайных голубей. Силы таяли, а будущее казалось мрачным и беспросветным.
Вдруг, нас окликнул Ульян, один из наших товарищей.
– Смотрите! – крикнул он, указывая на заросшую растительностью дорогу.
Там, на единственном уцелевшем столбе, висела дорожная табличка. На ней была написана слово, но не было заглавной буквы: «*верь». Единственное слово написанная неровным, выцветшим шрифтом, но всё ещё различимая.
Это было невероятно. В этом разрушенном, безжизненном, казалось бы, мире, мы нашли знак. Знак, дающий надежду.
Рядом с табличкой, там, где когда-то протекала река, теперь плескался лишь небольшой ручей. Вода была чистой, прохладной. Мы напились, впервые за несколько дней ощутив настоящее облегчение. Маленький ручей стал для нас символом жизни, символом того, что даже в самом ужасном месте, надежда может оставаться. Слово «*верь» стала для нас ориентиром, знаком, указывающим, что нужно продолжать двигаться вперёд.
Нам невероятно везло с погодой. Стояло теплое время года, температура воздуха держалась в районе +25 градусов цельсия. Солнце припекало достаточно сильно, давая нам ощущение относительного комфорта после долгого пребывания в бункере. Мы ценили каждый солнечный луч, каждый тёплый день.
В бункере, в отличие от внешнего мира, поддерживался строго регламентированный температурный режим, имитирующий естественный суточный цикл: +18 градусов по утрам, +24 днём и +16 вечером. Эта стабильность, в которую мы так привыкли, теперь казалась далеким и приятным сном. На поверхности же ночи были прохладными, даже холодными, внося элемент неожиданности и дискомфорта в нашу рутину выживания.
Мы уже и не помнили, какое сейчас время года. Календарь и вся система учёта времени в бункере дала сбой после долгого пребывания там. Потеря информации о времени года стала для нас ещё одним напоминанием о том, как сильно изменилась наша жизнь, как от нас отошла привычная реальность. Мы были выброшены из цивилизованного мира, и теперь ориентировались только по своему внутреннему ощущению и по примитивным наблюдениям за природой вокруг. Не зная точной даты и времени года, мы всё равно чувствовали: нам нужно двигаться дальше.
Отсчёт времени в нашем мире был предельно простым. Мы считали дни. Как только проходило триста шестьдесят пять дней с момента рождения, мы отмечали ещё один прожитый год. Месяцы, времена года – всё это осталось в прошлой жизни, в бункере, где существовал искусственный календарь. Здесь, на поверхности, мы жили по солнцу и по собственным ощущениям.
И вот сегодня случилось знаменательное событие – у Варлама был день рождения. Тридцать два раза по триста шестьдесят пять дней прошло с момента его появления на свет. Мы, его товарищи, поздравили его крепкими рукопожатиями, единственным доступным нам способом выразить свою радость и поддержку.
В этот день я решил подарить Варламу небольшой подарок – золотой амулет в виде крестика с фигуркой человека, распростёртого по центру. Амулет я нашёл в одном из заброшенных домов, и он показался мне особенным.
– Что это? – спросил Варлам, с любопытством разглядывая подарок.
– Не знаю, – честно признался я.
Тут в разговор вмешался Варяг. – Это божественный амулет, – сказал он. – Люди раньше верили в высший разум, который им помогал. Но война разрушила все эти мифы.
Его слова напомнили нам о том, что когда-то люди верили во что-то большее, чем просто выживание. Вера, надежда, духовность – всё это казалось теперь таким далёким и недостижимым, как мираж в пустыне. Но, возможно, где-то в глубине души, каждый из нас всё ещё надеялся на чудо, на помощь свыше, которая поможет нам выжить в этом новом, жестоком мире.
– Я читал, – вступил в разговор Сатурн, – Что у людей того времени были боги, или, как их ещё называли, всевышние. Они им молились, что-то просили, и боги им помогали.
– Правда? – с недоверием спросил Ульян. – И как это выглядело?
– Не знаю точно, об этом в бункере молчали – ответил Сатурн, пожимая плечами. – Но я читал, что многие войны случались именно из-за этого. У каждого народа была своя вера, свои боги, свои представления о мире. И они воевали друг с другом, защищая своих богов, свою веру.
– Глупость какая-то, – фыркнул Варяг. – Воевать из-за выдуманных существ. Лучше бы за еду воевали, толку больше было бы.
– Не скажи, – возразил Сатурн. – Вера давала людям надежду, смысл жизни. Может быть, именно благодаря вере они и выживали в те трудные времена.
– А может, именно вера и довела их до гибели, – пробурчал Феликс.
Спор разгорелся с новой силой. Каждый отстаивал свою точку зрения, приводил свои аргументы. В этом разрушенном мире, где каждый день был борьбой за выживание, споры о богах казались абсурдными и бессмысленными. Но, возможно, именно эти споры, эти попытки понять прошлое, давали нам надежду на будущее, на то, что мы сможем построить новый мир, свободный от ошибок прошлого. Мир, где не будет войн из-за веры, где люди будут ценить жизнь больше, чем абстрактные идеи.
Вечер опустился на разрушенный город, окрашивая небо в багровые тона. Мы меняли темы для разговора не зацикливаться долго на одной мысли, сидели у потрескивающего костра, бросая в огонь обломки мебели, найденные в развалинах. Разговор, зашёл о будущем.
– Я верю, что нас ждёт светлое будущее, – начал Ульян, глядя на пляшущие языки пламени. – Мы отстроим всё заново, создадим новый мир, лучший, чем прежний.
– Глупости, – хмыкнул Варяг. – Какой новый мир? Всё кончено. Нас ждёт только смерть, рано или поздно.
– Я не верю ни в какое будущее, – философски заметил Сатурн. – Есть только настоящее, только этот момент. И нужно жить им, не думая о том, что будет завтра.
– А я верю в величие нового мира! – с жаром воскликнул Ульян. – Мы – новое поколение, мы построим общество без войн, без насилия.
– Я надеюсь, что каждый из нас найдёт то, что ищет, – тихо сказал Тамерлан, задумчиво глядя на огонь.
Варлам молчал, неотрывно глядя в одну точку, словно завороженный пламенем. Его лицо, освещённое огнём, казалось отрешённым, безразличным ко всему происходящему.
– А я вообще не понимаю, зачем мы сюда пришли, – проворчал Феликс. – В бункере было хоть какое-то подобие жизни.
– А здесь… здесь только смерть и разруха. Зачем мы покинули бункер?
– Что будет с бункером? – спросил я, словно отвечая на невысказанный вопрос.
– Без нас он долго не протянет. Системы жизнеобеспечения рассчитаны на определенное количество людей. Он постепенно законсервируется, – ответил Сатурн.
Разговор постепенно затих. Каждый погрузился в свои мысли, размышляя о будущем, о бункере, о прошлом, которое уже никогда не вернуть. Огонь костра потрескивал, отбрасывая пляшущие тени на разрушенные стены зданий, словно напоминая о хрупкости человеческой жизни и непредсказуемости судьбы.
На шестой день нашего путешествия мы пересекли весь город «*верь». От начала до конца. Город представлял собой удручающее зрелище: разрушенные здания, заросшие улицы, горы мусора. Кроме тараканов, крыс, мышей, голубей и ворон, нам не попадалось ни одного живого существа.
Мы шли разрозненными группами, поддерживая между собой дистанцию в триста метров. Я, двигался вместе с Феликсом слева. В центре, примерно в двухстах метрах от нас, шли Варяг, Сатурн и Тамерлан. Справа, замыкая нашу импровизированную колонну, находились Ульян и Варлам.
Внезапно тишину разрушенного города разорвал резкий звук. Выстрел. Он донёсся со стороны Ульяна и Варлама. Выстрел из Жоапа – старого, но всё ещё смертоносного оружия.
Мы бросились к Ульяну и Варламу, сердца бешено колотясь от неожиданности. Перед нами открылась картина, которая объяснила выстрел. Две дворняжки копались в мусорном контейнере. Одна из них, заметив нас, зарычала, обнажив зубы. Ульян, не раздумывая, выстрелил. Собаку подбросило, она скулила, а вторая, испуганно завыв, юркнула в узкий проход между развалинами, прижавшись к стене.
– Зачем ты выстрелил? – спросил Варяг, подходя ближе. Его голос был спокоен, но в глазах читалось осуждение.
– Она хотела на нас напасть, – ответил Ульян, сжимая в руке Жоап. Его лицо было напряжено, он оправдывался, но в его глазах мелькнуло раскаяние.
Тишина повисла в воздухе. Мы молча смотрели на раненую собаку, на разрушенные здания, на горы мусора. Рана была смертельна, собакам хрипела и мучилась в агонии, нарушилось хрупкое спокойствие нашего путешествия. Насколько сильны остаются инстинкты выживания, легко можно переступить черту между самообороной и насилием.
– Надо добить, чтобы не мучилась, – сказал Тамерлан, его голос был тверд и бесстрастен. Ульян уже прицелился, готовясь сделать еще один выстрел. Но Варяг молниеносно схватил его за руку.