Второй человек в чёрном, пытаясь оправиться от удара, получил мощный удар подставкой в солнечное сплетение. Он свалился, корчась от боли. Третий, ошеломлённый стремительностью моих действий, замешкался. В этот момент я, используя его замешательство, выбил у него оружие и, нанеся ему несколько ударов, обезоружил и выстрелом в голову отправил прямиком на тот свет.
Когда всё стихло, в комнате царила тишина, прерываемая лишь моим тяжёлым дыханием и звуками, доносящимися из разорванных тел. Я стоял, весь в крови, с разбитой головой, измученный, но живой. Победа, добытая ценой невероятных усилий, ценой чудовищной потери. Серж, еле живой промолвил: – ты без чипа. Это было моим единственным доказательством, что всё это стоило того.
Я подскочил к Сержу, игнорируя пульсирующую боль в голове и липкую кровь на руках. Он полулежа на полу корчился от боли, но всё ещё был жив. Он произнёс хриплым едва слышным шёпотом:
– Вас… вычислили… замотай голову бинтами… операция…я доволен….
Его слова пронзили меня, словно ледяной дождь. Всё стало ясно. Эти люди в чёрном, эти роботы – это не просто случайность, это была целенаправленная атака. Они знали, что мы здесь, знали, что Серж проводит операцию. Но как?
Тогда я вспомнил Нико. Его смерть не была случайностью. Он сражался, защищая нас, пока Серж доделывал операцию. Нико, вероятно, отвлёк на себя внимание нападающих, давая Сержу время завершить операцию. Он был настоящим героем, отдав свою жизнь ради нас. В моих глазах встала его фигура, его лицо, – и я ощутил всю глубину утраты, всю тяжесть ответственности за его смерть. Серж не успел перебинтовать мне голову, он сконцентрировался на спасении нас с Нико, стараясь довести операцию до конца.
Сердце сжалось от боли и ярости. Я представил, как Нико, вооруженный только тем, что оказалось под рукой, вступил в бой с превосходящими силами, отвлекая их, выигрывая время для Сержа и меня. Каждая капля моей крови теперь была данью его мужеству, его самопожертвованию. И эта мысль, эта новая ответственность, подстегнула меня. Я выжил, но цена победы была слишком высока.
Я наклонился над Сержем, желая помочь, поддержать его, но он слабо махнул рукой, останавливая меня. Его лицо было бледным, глаза закатились, а губы шевелились, борясь за возможность вымолвить хоть слово. С трудом, с хрипом, он прошептал:
– Мне… не выжить… слишком много… крови… потерял… Перебинтуй… себе… голову… и беги… У тебя… есть шанс…
Его слова звучали как приговор, как смирение перед неизбежным. В его глазах я увидел не страх смерти, а глубокую, всепоглощающую усталость. Он сделал всё, что мог. Он спас нас, но заплатил за это слишком высокую цену. Его слова были не прощанием, а наказом, последним актом человечности в этом мире.
Я попытался что-то сказать, но горло сжалось от комка в груди. Слезы застилали глаза, мешая увидеть лицо умирающего человека, но я всё же смог выполнить его просьбу. В разбитых шкафчиков я нашёл бинты, стараясь не обращать внимания на боль в голове и ощущение того, что из раны пробивается еще больше крови. Я грубо, неумело, перевязал голову, стараясь хоть как-то остановить кровотечение.
В этот момент, взглянув на Сержа, я увидел, что он закрыл глаза. Его дыхание стало прерывистым, редким. Сердце его почти остановилось. Он ушёл, тихо и спокойно, не жалея ни о чем.
Я начал лихорадочно обыскивать комнату, каждый предмет, каждую щель, ища клочок бумаги со схемой – последнюю надежду на спасение. Сердце колотилось в груди, словно бешеная птица. Мои руки, липкие от крови, дрожали. Наконец, в кармане Нико, я нашёл его: смятый, запятнанный кровью, но всё ещё читаемый клочок бумаги. Схема посадочной площадки и заброшенного корабля – мой единственный шанс на спасение.
Ещё раз, с новой силой, накрыла меня волна горя. Я наклонился к безжизненному телу Нико, шепча слова благодарности, прощения за то, что не смог его спасти. Его жертва не будет напрасной.
Затем я занялся оружием. Пистолет, лежавший рядом с одним из убитых людей в чёрном, привлёк моё внимание. На его корпусе красовалась надпись "Ghost Gen". Хороший, компактный пистолет, но для надёжности мне нужно было что-то посерьёзнее. Взгляд упал на один из отключенных роботов. Его полуавтомат выглядел внушительно.
Я уже протянул руку, чтобы взять оружие, как вдруг услышал характерный щелчок. Металлические веки второго робота медленно, с пугающей неспешностью, открылись. Его механизмы с жутким скрежетом начали включаться. Вспыхнули красные огоньки.
Робот поднялся, его движения были медленными, но мощными, каждое движение излучало угрозу. Я инстинктивно схватил пистолет "Ghost Gen" и выстрелил. Пуля попала в плечевой сустав робота, но тот лишь замедлился на мгновение, продолжая неумолимо приближаться. Хирургическая комната превратилась в поле боя. Кровь Нико и Сержа, перемешанная с моей собственной, рисовала зловещие узоры на полу.
Я отбежал к операционному столу, используя его как укрытие. Робот открыл огонь, пули рикошетили от металла, пробивая стены и оборудование. Я выстрелил ещё раз, попав в оптический сенсор робота, но это лишь ненадолго замедлило его. Он продолжал стрелять, и я понял, что "Ghost Gen" недостаточно мощное оружие для борьбы с таким противником.
Выхватив полуавтомат с отключенного робота, я открыл ответный огонь, используя все свои навыки стрельбы. Полуавтомат был мощнее, и пули эффективно поражали робота, вызывая у него сбои в работе. Но он был неутомимым, прочным, и продолжал атаковать.
Используя хаос и узкие проходы хирургической комнаты, я смог отвлечь внимание робота. Быстрым рывком я выскочил из комнаты, оставляя позади свой след из пуль и разбитого оборудования. В коридоре я, спотыкаясь, бежал, слыша за спиной тяжелые шаги робота, который неумолимо преследовал меня.
Уклоняясь от пуль, я выбежал на лестницу. Быстрый спуск вниз, и я оказался в главном холле, где увидел открытую дверь, ведущую наружу. Я выбежал, слыша за спиной рев двигателей робота, который, судя по звуку, начал использовать все свои возможности для преследования.
Сердце колотилось в груди, как безумный барабан. Я затаился за грудой ржавого металлолома и строительного мусора, стараясь слиться с окружающим хаосом. Без чипа в голове, я чувствовал себя… свободнее. Как будто сбросил оковы, которые сковывали мои мысли, мои действия. Это было странное чувство – лёгкая эйфория, смешанная с острым осознанием уязвимости. Небольшая победа, маленький глоток свободы, после всего пережитого ужаса.
Я слышал его шаги. Тяжелые, монотонные, но неумолимые. Металлические ступени приближались. Робот методично обыскивал территорию, его сенсоры, возможно, всё ещё пытались меня обнаружить. Я прижимался к холодному металлу, стараясь сдерживать дыхание, сжимая в руке полуавтомат.
Ближе… ещё ближе… Я чувствовал вибрацию земли под ногами, ощущал, как воздух содрогается от каждого шага машины. Вот он – рядом, в нескольких метрах. Я мог почти почувствовать запах перегретого металла и масла.
И тогда я выскочил. Резким, неожиданным движением. Не давая роботу опомниться, я всадил ему в грудь всю обойму. Выстрелы прогремели в тишине свалки, отбрасывая искры от металлолома. Робот рухнул, его механизмы скрежетали и искрили, окончательно выходя из строя.
Тишина. Глубокая, обволакивающая тишина, прерываемая лишь моим быстрым, частым дыханием. Я стоял, опираясь на полуавтомат, всё ещё дрожа от адреналина, но с чувством облегчения, почти эйфории.
Сердце бешено колотилось, пальцы немели, сжимая клочок бумаги со схемой. Каждая секунда была на счету. За мной могли следить, преследовать. Я не мог позволить себе роскошь отдыха, нужно было действовать быстро. Я склонился над схемой, пытаясь разобраться в запутанных линиях, когда внезапное прикосновение к плечу заставило меня вздрогнуть. Холодный пот прошиб меня насквозь.
Резко обернувшись, я увидел перед собой мужчину. Смуглый, лет сорока пяти, одетый в лохмотья, лицо изможденное, губы потрескавшиеся. От него исходил резкий запах гнили и тухлятины. Его глаза, глубоко запавшие, смотрели на меня с какой-то странной смесью надежды и отчаяния. Он явно видел мой бой с роботом. Видел оружие в моих руках.
– Пожалуйста… – прохрипел он, голос был слабым, еле слышным. – Убей меня…
Я опешил. Что это? Запрос на самоубийство?
– Что… что ты говоришь? – выдохнул я, отступая на шаг.
– Убей меня… – повторил он, приближаясь ко мне. – Одну пулю… Прямо в голову… Я… я страдаю… В этой жизни… в этой системе… Больше не могу…
Его слова были выстраданы, пропитаны горькой истиной, безысходностью. В его глазах не было ни агрессии, ни злобы, только глубокое, всепоглощающее отчаяние. Я смотрел на него, на этого сломленного человека, и чувствовал себя неловко, беспомощно. В голове проносились мысли о его жизни, о его боли. И о том, что в моей руке находится оружие, способное положить конец его мучениям. Одна пуля.
Я указал на безжизненное тело робота и лежащий рядом полуавтомат. – Твоя жизнь… я не хочу ее забирать, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, несмотря на бешено колотящееся сердце. – Решайся сам.
Мужчина посмотрел на оружие, затем медленно, с угрюмым сочувствием, посмотрел мне прямо в глаза. В его взгляде читалась безысходность, глубокое отчаяние, которое он, похоже, не мог преодолеть. Он покачал головой, голос едва слышно выдохнул:
– Сам… не могу…
У меня не было времени на долгие разговоры, на философские размышления. Я хлопнул его по плечу, жест был короткий, решительный, без лишних слов.
– Тогда до свидания, – сказал я, и, развернувшись, направился в сторону, указанную на схеме. Каждый шаг был отсчётом времени, каждый звук – возможной угрозой. Схема оказалась более запутанной, чем я думал, узкие коридоры, тупики, крутые повороты. Я двигался быстро, но осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, каждой вибрации. В моей голове звучала лишь одна мысль: добраться до посадочной площадки, к кораблю, к спасению.