Более высокий, чем другие жеребцы, с массивной грудной клеткой, изящными ногами и длинными бабками над обточенными копытами. Он косил на меня темными глазами, изгибал длинную шею с роскошной гривой и всхрапывал, перебирая копытами. Я видела, что на нем был недоуздок двуногих, но седла не было.
Мне любопытно, и я остаюсь на месте, а он не спеша подходит все ближе и ближе. Когда он решается подступиться совсем близко, я испуганно отскакиваю, а он замирает. Так продолжается некоторое время, а потом я снова лечу вдаль, время от времени останавливаясь и проверяя, где он. Он не отстает, а потом легко догоняет меня.
Мы с ним скачем наперегонки, чтобы закончить наш путь, коснувшись друг друга носами и переплетаясь шеями. От вороного скакуна правильно пахнет, он очень сильный и быстрый, и мне это нравится. Думаю, я просто позволила себя поймать.
А потом случается то, что происходит со всякой молодой кобылицей, когда она входит в пору. Я не против. С ним — не против. С ним можно…
Однажды на моей шее туго затягивается аркан. Я прыгаю и брыкаюсь, изо всех сил стараясь вырваться из плена.
Тот, кто меня пленил — двуногий. Он подзывает моего вороного друга, и тот покорно идет к своему господину, предав меня. Двуногий, затянув веревки, валит меня на землю, чтобы стреножить.
Я кормлю и вылизываю жеребенка, который на рассвете явился из моего чрева. Он, такой трогательный и хрупкий, едва стоит на своих разъезжающихся ножках. Все мое существо полно всепоглощающей любви к малышу. Хозяин сам помог появиться ему на свет.
Когда он приходит, чтобы нас проведать, я доверчиво тянусь носом к его лицу, а он что-то говорит и дает мне с рук кусок черствой лепешки. У него добрый голос и ласковые руки. Осторожно касаясь губами, я беру лакомство с ладони двуногого и бодаю его головой в плечо…
Прошлая жизнь уже кажется мне далеким и зыбким сном. Я уже не мечтаю лететь вместе с ветром. Моя жизнь тут, и она крепко держит меня на этой земле.
Однажды моя размеренная и спокойная жизнь резко меняется. Среди ночи я подскакиваю от шума и грохота. В воздухе проносится что-то страшное и смертоносное.
Не помня себя от страха, я рвусь из загона. Маленький двуногий, который присматривает за мной, открывает задвижку из деревянных жердей, и все лошади выбегают наружу. Я и мой подросший жеребенок — тоже.
Кругом, вокруг горящих домов бегают чужие, страшные двуногие. От них пахнет железом, дымом и кровью. Там и тут на земле без движения лежат мертвецы. Из-за своего детеныша я не могу быстро бежать, но нам все же удается выбраться из стойбища двуногих.
Впереди — темная степь, позади — лишь зарево пожаров…
Но мы живы, и это главное.
Я, Твигги из Рэнса, снова в жилище шамана. Он уже не бьет в бубен, а устало и монотонно завывает, сидя у костра.
— Я видел смерть и огонь, — говорит он. — А что видела Накаль?
Как можно истолковать мое видение?
Думаю, на племя нападут. Наверное, это будет карательная операция. Я ясно видела воинов Янтрэ и имперцев, стреляющих из огнестрелов. Позже, перебив мужчин, они входили в шатры, выгоняли оттуда оставшихся женщин, детей и стариков и без пощады добивали, обагрив свои мечи в невинной крови.
Когда это случится? Могу ли я помешать этому?
Почему с ними поступили — или поступят, — так жестоко?
— Предки шамана показали, что из Ламары придет армия. Вас всех убьют, — сказала я. — Надо уходить.
«Или договариваться».
Нет, не получится. Они напали среди ночи без предупреждения, не затруднив себя переговорами. В подобной свалке я не ручалась даже за свою собственную жизнь. А даже если и спасусь, то что? Всех остальных убьют. На моей совести будет кровь этого народа.
А они не хотели мне вреда… Просто хотели воссоединиться со своей дочерью и спокойно жить на родной земле.
— Накаль предупредила нас. Я скажу людям. На рассвете мы уедем в другое место. Готовься, — решил шаман.
Он вышел из своего шатра и огласил волю предков. Оказывается, все это время люди не спали и ждали их волеизъявления. Любое камлание шамана привлекало пристальное внимание всего племени.
Еще меня поразило, что все без исключения согласились и никто не поставил под сомнение волю предков. Люди деловито и целеустремленно начали собирать вещи, складывая их на волокуши и в повозки на колесах. Всю ночь жилища разбирали, сворачивая шкуры и связки жердей. Нехитрый скарб не занял много места.
На рассвете совсем маленьких детей посадили в корзины, чтобы их нести, и люди тронулись в путь. Те, кто имел лошадей, ехали верхом, а остальные шли пешком.
— Битайе, — обратилась я к воину, снова пристроившись в седле позади него. — Ваши воины уехали в Ламару за Дине. Как они узнают, где мы?
— Я оставил знак, — ответил он и сжал ногами бока скакуна, трогаясь в путь.
Одного я не понимала. Ладно. Возможно, имперцы не взяли с собой собак. Но следопыты не могли не разглядеть, куда делось племя. Следов полутора сотен человек и огромного количества лошадей на траве не скрыть, как ни старайся.
— Битайе, мы оставили следы, — сказала я, указав на землю.
— Аэ… Женщина много говорит, — сказал он и показал рукой на небо.
Над нами собирались тяжелые тучи, которые несли воду, возможно, от самого океана. Наконец они нашли место, где прольются дождем, который скроет все следы.
Никто из уруков не знал, но я тоже оставила послание, нацарапанное углем на куске старой кожи. Если его не смоет дождем, то наши преследователи узнают, что со мной все в порядке.
Я просила не мстить и никого не убивать. Оставалось надеяться, что они вступят с уруками в переговоры.
Я подарила им отсрочку, но это ненадолго.
Уже несколько дней мы ехали под проливным дождем, который призвал шаман. По крайней мере, он так сказал, и почему-то я ему верила. В Империи тоже были маги-погодники, способные влиять на частоту выпадения осадков. Они могли спасти урожай или погубить его. Смотря что требовалось Гильдии и Императору…
Битайе сначала сердился, что я не слишком стойко выношу тяготы пути, но был отходчив. Он цедил сквозь зубы что-то о белых женщинах, однако его поступки опровергали слова. Всю дорогу он заботился обо мне, как о малом ребенке.
Мне было неловко ехать под навесом в повозке вместе с древними стариками, но Битайе настоял на этом. Зато теперь я могла снова пообщаться с шаманом.
— А что станет с Дине, когда вы ее выучите? — однажды спросила я.
— Она сама будет шаманом и родит следующего шамана!
О… вот это поворот. А кто же предполагаемый отец ребенка? К тому же, на мой взгляд, Дине еще слишком молода для материнства. Знаю, в некоторых государствах она давным-давно вступила в брачный возраст, но ее шансы остаться в живых после родов были ничтожны. Ей и ребенку могла потребоваться помощь целителя, а его в племени не было.
В таком случае, некому будет передать знание шамана следующему в цепи преемников.
— А когда она выйдет замуж? — осторожно спросила я.
— Когда ее привезут в племя, — ответил старик.
«Что, вот так, сразу?»
— Дине слишком молода и не перенесет родов, — сказала я. — Надо подождать.
— Все уже определено предками, — философски заметил он. — Я сам воспитаю ее сына.
«А если будет дочь?» Думаю, вот и причина, почему мать Дине покинула племя. Может быть, ее выдали замуж против воли? Я не так долго была в племени и еще не слишком хорошо понимала, насколько это возможно. Вроде бы, женщины здесь имели достаточно свободы. Но все равно роли давным-давно были определены.
— А кто будет ее мужем? — спросила я.
— Битайе. Он мой племянник, и кровь следующего шамана будет сильной.
Силы! Получается, Битайе, или Птичье перо — племянник шамана и двоюродный брат Дине. Вот это поворот. Союз, конечно, не невозможный, но все равно родство достаточно близкое. А шаман, к тому же, этому рад и заранее все решил.
Интересно, а что Битайе думает об этом? И знает ли он…
Мы миновали Великую степь и теперь ехали через пролески. Деревья и кустарники здесь встречались повсеместно и становились все выше и выше. Империя пока стремилась к морю, а не в центр континента, и природа здесь сохранилась в первозданной чистоте. Казалось, здесь никогда не ступала нога человека.
Воздух был свежим и сладким. Я любовалась изгибами вековых деревьев, слушала пение птиц и сквозь сон прислушивалась к шорохам в ночи.
Когда мы останавливались на привал, я в сопровождении Битайе изучала окрестности и встречала различные растения из Великого травника. Многие я видела только на рынке или в гербариях, но живыми — ни разу. Мне даже было жаль срывать их и губить такую красоту.
А сколько тут было неструктурированной силы! Она заполняла, казалось, все вокруг: воздух, леса и водоемы. Интересно, не потому ли отдельные маги удаляются от мира, чтобы достичь вершин в искусстве? В таких местах больше энергии и меньше конкуренция. Необязательно даже наличие источника силы поблизости. Здесь почти все было наполнено Силой.
Пока мы ехали, весна вступала в свои права. Дождь закончился, и становилось все теплее и теплее. Уруки радовались этому, как дети. Когда я смотрела, как стойко они переносят вне неудобства долгого пути, я восхищалась их терпением.
Оказалось, что они совсем не так воинственны, как я думала. Даже когда охотились, они старались попасть в цель с первого выстрела, не допуская подранков, и просили прощения у зверя за то, что отнимали жизнь ради того, чтобы выжить самим. Они никогда не брали у природы больше, чем им было нужно.
Вот это и значит — жить в согласии с природой.
Пусть они дикари, но эти дикари во многом чище и лучше, чем многие так называемые «цивилизованные» люди. Возможно, в этом коренилась причина их конфликта с пришедшими из Империи людьми. Они просто защищали свою землю от разрушения, и я их отлично понимаю.