– А она там стоит или сидит? – спросила она.
На этот раз я ответила честно:
– Надеюсь, что она стоит там в полный рост и с гордо поднятой головой.
– Я тоже надеюсь, – сказала Дафни.
Мой муж после долгих обсуждений и уходов от прямого ответа все же решил поехать на книжный фестиваль.
– Какой толк мне торчать здесь? – рассуждал он. – Я только разочарую множество людей, работавших над организацией фестиваля, который и так пришлось перенести на месяц из-за накладок в расписании. Устроителям ни к чему новые проблемы. Кроме того, дань уважения следует отдавать еще при жизни, – добавил он, решив зайти с другой стороны. – Но я останусь, если хочешь.
– Мне бы не помешала твоя поддержка, – призналась я.
– Тогда я, конечно, останусь.
И уехал.
– Ты точно не возражаешь? – спросил он, ожидая такси в аэропорт.
– Точно, – солгала я, устав ходить кругами, пока мы снова не окажемся в нужной мужу точке.
Не было никакого смысла настаивать, чтобы он остался, или пытаться пристыдить. Харрисон был не в лучших отношениях с собственной матерью. Он без раздумий выкинул ее из собственной жизни. Ему ни за что не понять, что чувствую я.
«Да и как он может понять, если я сама толком не понимаю?» – думала я.
– Пожелай мне удачи, – улыбнулся он и, поцеловав меня в нос, направился к двери. – И постарайся не гладить никого против шерсти.
– Удачи, – послушно ответила я.
Никого не удивило, что отец ни с кем не советовался по поводу церемонии похорон. Он сообщил сестре место и время: кладбище Маунт-Плезант в пятницу в одиннадцать, и она передала информацию мне. Как и желала мама, не было никаких надгробных речей, никаких цветов. Короткое прощание, несколько молитв, погребение.
Разумеется, была там и Элиз, великолепная в своем темно-синем зимнем пальто. Она стояла на почтительном расстоянии от отца, у самого входа в часовню. Я впервые видела их с тех пор, как они обвинили меня в краже маминых украшений.
– Джоди, Трейси, – приветствовала нас Элиз у входа в часовню с такой теплотой, что у меня перехватило дух. – Как вы? Держитесь?
– У нас все хорошо, – ответила сестра.
– Замечательно выглядите, – заметила сиделка. – Вы обе.
– Спасибо, – улыбнулась ей в ответ Трейси и провела ухоженными пальцами по отвороту черной куртки с кружевной отделкой. – Это Валентино.
– Ближайшая распродажа, – язвительно сообщила я о собственном коричневом шерстяном пальто.
Я отыскала взглядом отца, но он разговаривал с бывшим коллегой и делал вид, что не заметил нашего прихода.
– А где Харрисон? – поинтересовалась Элиз, заглядывая мне за плечо.
«Мы в самом деле так и будем вести себя, словно ничего не случилось?» – удивилась я про себя.
– Ему пришлось уехать, – ответила я, решив, что похороны – не лучшее место, чтобы вспоминать прежние обиды. Раз уж Элиз умеет притворяться, то и я могу поступить точно так же; во всяком случае, сейчас.
– Ну, не то чтобы пришлось, – поправила меня Трейси.
– Он один из основных гостей книжного фестиваля в Уистлере, – пояснила я, чуть преувеличив роль Харрисона, чтобы сделать причину его отсутствия более приличной. – Все было организовано много месяцев назад и уже один раз переносилось. Муж просто не мог отменить поездку в последнюю минуту.
– Да все он мог, – настаивала Трейси. – Думаю, жена немного важнее, чем какой-то книжный фестиваль.
– Какой толк был бы… – начала я, но бросила фразу неоконченной.
С чего мне защищать Харрисона? Ведь Трейси права.
– Ваша мама там, – произнесла Элиз так, будто мама жива и здорова, и указала в глубь часовни, где стоял открытый гроб. – Одри сама выбрала гроб несколько лет назад. Ореховое дерево. Не слишком вычурный. Очень стильно, не правда ли? Совершенно в ее духе.
Я не ответила.
– У нее такой благостный вид, – продолжала Элиз. – Думаю, вам очень понравится работа гримера. Не хотите взглянуть?
– Что?! О боже, нет… – ужаснулась Трейси. – Я не смогу.
– А я пойду, – сказала я и направилась к гробу не столько посмотреть на работу гримера, сколько для того, чтобы уйти подальше от Элиз.
Мама лежала на белой атласной подушке, руки аккуратно сложены на груди. С удивлением я поняла, что Элиз права: покойница и в самом деле выглядела благостно. Не было видно никаких синяков, никаких следов рокового падения с лестницы. Лицо, несмотря слишком густой слой грима, не выдавало никаких следов боли, терзавшей ее годами. Тело, избавленное от судорог и спазмов, лежало в полный рост, наряженное в белое платье с высоким воротом, и ничем не намекало на те ужасы, которые маме пришлось испытать в последнее десятилетие.
– Она такая спокойная… – проворковала Элиз, подойдя ко мне сзади.
– Пожалуйста, только не говорите мне, что она теперь в лучшем мире, – попросила я, чувствуя, как ладони сжимаются в кулаки, и гадая, что задумала Элиз на этот раз.
– Господи… Нет, конечно, – сказала сиделка. – Терпеть не могу, когда люди так говорят. Так и хочется им врезать.
Я едва не улыбнулась.
– Что вам нужно, Элиз?
– Объяснить.
Я продолжала смотреть на тело, вглядываясь в прямую линию губ и чуть ли не ожидая, что мама вот-вот начнет хватать ртом воздух, поражаясь наглости этой женщины.
– А вы можете?
– Я хотела бы попытаться.
– Тогда вперед, – повернулась я к ней. – Если вам угодно.
Она обернулась через плечо, покосившись на стоящего поодаль отца, который, похоже, увлекся разговором с Трейси.
– Я солгала вашему отцу, – призналась сиделка. – И полиции.
Я пожала плечами, не зная, что и сказать. Этого я точно не ожидала.
– Ваши родители вернулись с прогулки, и Одри была очень возбуждена. Ушло много времени, прежде чем удалось уложить ее в постель и успокоить. Она все твердила о своих серьгах. Вашего отца это сильно раздражало. Сами знаете, каким он бывает.
Я кивнула, слишком хорошо помня, каким он бывает.
– Вот Вик и подошел к ящику, где жена хранила украшения, и увидел, что там ничего нет. Тогда он просто… взорвался. Никогда его таким не видела. Даже испугалась. Он потребовал объяснений, и я не решилась рассказать, что я сама все вам отдала…
– И солгали, что я украла драгоценности?
– Простите, – повинилась она. – Я в самом деле собиралась сказать правду, когда он успокоится, но и глазом моргнуть не успела, как Вик вызвал полицию, а потом… в общем, становилось все хуже и хуже.
– Прошло несколько недель, – напомнила я. – Уверена, у вас было множество возможностей…
– Да. И я много раз пыталась рассказать вашему отцу правду. Просто…
– Просто что?
– Он все еще злился. Я уверяла его, что вы лишь взяли украшения на хранение, что эти серьги все равно должны достаться вам, но Вик и слушать не хотел. Даже потребовал никогда больше не поднимать эту тему. И чем больше проходило времени, тем труднее было объясниться. И мне показалось, что в таких обстоятельствах я просто не могу бросить все и уйти. А потом с вашей мамой случилось несчастье и, в общем… вот так вот.
– Вот так вот, – повторила я без интонации, чувствуя, как кружится голова и немеет тело.
Подошла Стефани Пикеринг, самый успешный наш агент по продажам, и Элиз поспешила вернуться к отцу.
– Сочувствую вашей утрате, – сказала мне коллега, поправляя пышные светлые волосы.
– Благодарю вас.
Стефани положила ладонь мне на руку и состроила преувеличенно скорбную гримасу.
– Теперь она в лучшем мире.
Глава 31
– Приезжай, – распорядился отец, когда мы уходили с кладбища. – Нужно кое-что обсудить.
Это были первые его слова, сказанные мне после «ювелирного скандала», как его окрестила Трейси.
Мне было известно по собственному опыту: если отец намерен что-то обсудить, это значит лишь одно: он хочет что-то сообщить. В папином понимании обсуждение заключается в том, что он говорит, а остальные слушают.
И повинуются.
– Не предвещает ничего хорошего, – прошептала я Трейси, когда мы шли по извилистой дорожке к припаркованным машинам.
– Взгляни на это с другой стороны, – предложила сестра. – Он хотя бы вообще с тобой разговаривает.
Я предлагала отправиться на кладбище вместе, но Трейси была непреклонна в стремлении поехать на собственной машине на случай, если ей понадобится улизнуть пораньше.
– Не люблю похороны, – фыркнула она.
– Думаю, похороны вообще никто не любит, – заметила я.
– Ты удивишься, но некоторые просто обожают похороны, – совершенно серьезно сказала сестра. – Серийные убийцы, например, постоянно на них ходят.
Сама того не желая, я рассмеялась. Подобные замечания были одной из тех причин, почему я, несмотря на эгоцентризм Трейси, всей душой любила сестру.
– Я буду глядеть в оба.
Кладбище Маунт-Плезант, занимающее многие мили дорогой земли в самом сердце города, является одним из крупнейших в Канаде. Пугающий лабиринт зелени, где земля усыпана надгробиями, словно цветами, а склепы возвышаются маленькими небоскребами, был популярным местом прогулок для пешеходов и велосипедистов даже зимой.
– Людное местечко, – сказала я Трейси, пытаясь увернуться от группы любителей здорового образа жизни, бежавших по обочине дороги.
– Некоторым смертельно хочется сюда попасть, – отшутилась она.
Десять минут спустя я въехала за ее машиной на Скарт-роуд, припарковалась под фонарем в конце улицы и пошла вместе с сестрой к родительскому дому.
– Как думаешь, что папа хочет нам сказать?
Трейси пожала плечами, но была в ее движении неловкость, подсказывающая, что сестре это уже известно.
– Трейси? – попыталась я разговорить ее. – Ты знаешь больше меня?
– Что тебе рассказала Элиз в часовне? – ответила она вопросом на вопрос.
Я не могла понять, связаны эти вопросы между собой или сестра просто пытается сменить тему, но рассказала об извинениях Элиз и ее попытке объясниться.
– Ты ей веришь?