Сиделка — страница 25 из 50

– Возможно, они с Элиз друг друга стоят.

Я улыбнулась сквозь неожиданно нахлынувшие слезы.

– И, раз уж на то пошло, – продолжил Роджер, протянув руки к моему лицу и нежно утирая слезы, катившиеся по щекам, – ты точно заслуживаешь лучшего.

Я кивнула и заметила:

– К сожалению, родителей не выбирают.

– Я говорю не о твоем отце.

– Тогда о чем ты говоришь? – спросила я, хотя уже знала ответ.

– Почему твой муж не здесь? Что он потерял на какой-то книжной ярмарке на другом конце страны? Господи, у тебя ведь только что умерла мать. Ты явно страдаешь. Он должен был остаться ради тебя.

– Здесь есть ты, – сказала я и взяла его за руку.

На этот раз я даже не пыталась сдерживаться.

Глава 33

Какими словами описать следующие несколько месяцев?

Обескураживающие? Головокружительные? Обыденные? Ужасающие?

По правде говоря, все сразу: иногда по отдельности, иногда в сочетаниях, а то и полным набором.

Первые недели после возвращения Харрисона я жила в постоянном страхе, что все раскроется, что собственные слова или поступки предадут меня, как я сама предала свои клятвы, и что Харрисон инстинктивно почувствует мою неверность.

Он вернулся с ярмарки полным энергии и новых идей.

– Поверь, милая, это было потрясающе, – твердил он первые несколько дней после возвращения. – Встречи с другими писателями, беседы с ними, их советы, ошибки, даже само присутствие… просто отвал башки.

– Замечательно, – отвечала я, не в силах вырваться из ловушки вины за собственный головокружительный опыт.

«Да что с тобой? – постоянно бранила я себя. – Разве ты не можешь себя контролировать? Разве эгоизм мужа оправдывает твою склонность прыгать в постель к первому, кто проявит сочувствие?»

Как и в прошлый раз, когда мы с Роджером были вместе, я сразу же пожалела о своем поступке и с глубоким облегчением вздохнула при мысли, что он возвращается в Детройт и больше мы не увидимся.

– Знай, что ты можешь звонить мне в любое время, – сказал он перед уходом.

– Не буду, – ответила я. – Не могу.

– Понимаю, – кивнул он и нежно поцеловал меня напоследок. – Береги себя.

Глядя, как Роджер идет к поджидающему его такси, я была полна решимости снова без остатка посвятить себя браку. Я убеждала себя: какие бы проблемы ни возникали между мной и Харрисоном, их можно решить. Нужны лишь капелька терпения и немало решительности. Мы должны научиться говорить о своих проблемах, не перекладывая вину друг на друга. Должны «поддерживать связь», как сказал Роджер по поводу моего отца.

Умом я понимала, что нельзя изменить другого человека и попытки грозят постоянными неудачами; что человек в силах изменить только себя. А значит, мне следует именно так и поступить. Я собиралась стать лучшей женой, лучшей матерью, лучшим слушателем, лучшей любовницей. Я была готова разбиться в лепешку, чтобы дать мужу все, чего он ни пожелает. Оказывать поддержку и не критиковать. Думать, прежде чем говорить. Тщательно взвешивать собственные ответы, не обижаться, не спорить, не перегибать палку. Я была готова перестать «гладить против шерсти».

Для этого я уменьшила количество встреч по выходным, постаралась быть дома к ужину каждый вечер и часто делала Харрисону массаж, чтобы размять больную спину, затекшую от долгого сидения за компьютером (муж наконец-то взялся доводить до ума новую книгу).

К счастью, Харрисон за время поездки, видимо, пришел к тем же выводам, что и я. Словно решив искупить вину за то, что бросил меня в одиночку переживать смерть мамы и ее неприятные последствия, он стал внимательным и заботливым. Прекратил жаловаться на мой рабочий график, начал помогать по дому, играть с детьми и открыто проявлять свою любовь ко мне.

Наш брак, казалось, снова вошел в колею, и я решила никогда больше не совершать ошибок, способных пустить его под откос.

Что касается отца, то я последовала совету Роджера и стала звонить каждую неделю, твердо решив не обрывать связь. Разговоры были короткие и часто бесполезные: мы редко обсуждали что-то кроме рынка недвижимости или погоды. Но я продолжала упорствовать.

Чаще всего трубку брала Элиз, которая неизменно отвечала дружелюбно и вроде была не прочь поболтать. Как и с Харрисоном, я изо всех сил старалась быть вежливой, не обижаться, не делать поспешных выводов, не давать воли своей «паранойе».

Чем вступать с Элиз в борьбу, где меня ждет неизбежное поражение, я предпочла утопить ее в доброте. В конце концов, любая женщина, способная ужиться с моим отцом, заслуживает снисхождения. Если честно, то, невзирая на мотивы Элиз, она облегчала мне жизнь.

А в тот момент я отчаянно нуждалась в том, чтобы жизнь стала немного попроще.

От Трейси я знала, что Элиз переехала наверх и стала открыто делить постель с отцом. Я невольно гадала, скоро ли парочка переедет в другой конец коридора в хозяйскую спальню.

В глубине души я была в шоке. Господи, мама ведь только умерла! Не рановато ли отец решил официально завести подружку? Но с другой стороны, я понимала, что отец не молодеет и, конечно же, имеет право на любые радости жизни, какие только найдутся.

– Вообще-то она довольно прикольная, – заявила мне Трейси как-то вечером, когда мы сидели в общей комнате у нас дома, допивая бутылку красного вина и любуясь только что наряженной рождественской елкой.

Было почти одиннадцать. Дети спали. Харрисон уже час как ушел наверх смотреть телевизор в спальне. За окном падал легкий снежок.

То ли дело было в позднем часе, то ли в праздничной атмосфере, то ли в вине. Так или иначе, я наконец стала расслабляться, спокойнее воспринимать жизнь в целом и с бо́льшим оптимизмом смотреть в будущее.

И зря.

Как там говорится? Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

Не совсем в точку, но близко.

– Ты знала, что когда-то Элиз была актрисой? – спросила Трейси.

– Актрисой? В самом деле?

– Давным-давно. Когда жила в Лос-Анджелесе. Снималась в нескольких сериях «Молодых и дерзких» и почти получила главную роль в каком-то блокбастере, но отказалась спать с режиссером, поэтому…

– Кажется, вы с ней довольно близко сошлись, – заметила я.

– Завидуешь? – пожала плечами Трейси.

Я рассмеялась. Потом поняла, что сестра говорит серьезно.

– Нет. Нет, конечно.

– Точно?

– А с чего мне завидовать?

– Не знаю, – снова пожала плечами она. – Элиз говорит, что такое возможно.

Я почувствовала, как сжимаются зубы.

– Элиз считает, что я завидую? Кому?

Трейси посмотрела на елку, которую помогала наряжать, потом в пол.

– Мне.

– С чего бы это?

– Не знаю. Может, в общем и целом. Ну, ты понимаешь…

– Не понимаю. Говори конкретнее.

– Ну, потому что я стройнее, красивее и все такое, – пробормотала Трейси.

По крайней мере, ей хватило совести смутиться.

– Ты шутишь? Это нелепо!

– В самом деле?

– Что еще сказала Элиз?

– Что мне стоит подумать о карьере актрисы. Может, переехать в Лос-Анджелес. По ее словам, у меня там будет много работы.

– Только не говори, что ты всерьез думаешь так поступить.

– А почему бы и нет?

Вот и пришел конец моей решимости думать прежде, чем говорить. Честно говоря, я слишком разозлилась, чтобы пытаться сгладить ответ. Меня уже не в первый раз ложно обвиняли в зависти, и это было очень больно.

– А не поздновато тебе думать о покорении Голливуда? – задала я вопрос, содержавший в себе ответ.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что тебе уже за сорок, а Голливуд традиционно неприветлив к женщинам твоего возраста…

– Все меняется, – парировала Трейси, покраснев от обиды. – К тому же я выгляжу моложе своих лет. Элиз говорит, что на вид мне легко можно дать чуть меньше тридцати. Почему ты всегда стремишься меня унизить?

– Я тебя не унижаю.

– Унижаешь. Причем постоянно. Даже другие замечают.

– Под «другими» ты подразумеваешь Элиз? Это она утверждает, будто я тебя унижаю? – Я обнаружила, что сжимаю бокал с вином так крепко, что вот-вот переломлю ножку, и поставила его на пол у своих ног.

– Не такими словами, – промямлила Трейси.

– А какими?

– Я точно не помню.

– Тогда приблизительно.

– Она просто заметила, что ты часто говоришь со мной свысока, не принимаешь меня всерьез.

– Ясно.

– Вряд ли тебе ясно.

– Тогда что именно мне следует принимать всерьез? – вспылила я. – У тебя семь пятниц на неделе, Трейси. В прошлом месяце ты хотела стать писателем. В позапрошлом – моделью, а еще месяцем раньше – учителем танцев. Теперь говоришь о переезде в Голливуд…

– Ага. А ты мне завидуешь, потому что застряла здесь с двумя детьми и мужем, который… – Она осеклась.

– Который что?

Трейси вскочила.

– Ничего. Мне пора.

– Да, тебе пора.

Сестра отнесла пустой бокал на кухню и затопала к входной двери.

– Не трудись вставать, – бросила она, не оборачиваясь. – Я сама найду выход.

– Катись к черту! – рявкнула я и вскочила, когда за ней закрылась дверь.

– Что у вас там происходит? – крикнул сверху Харрисон.

Я посмотрела под ноги и обнаружила, что нечаянно опрокинула бокал.

– Вино пролила, – ответила я мужу, глядя, как темно-красная жидкость растекается по коврику из сизаля, словно кровавое пятно.

Глава 34

Должна признаться, что никогда не любила Рождество, пока не появились дети.

Наверное, потому что у меня не было шанса поверить в Санта-Клауса: Трейси лишила меня такой возможности, когда мне было четыре. Она услышала новость в школе от старших детей и не могла не поделиться ею со мной.

– Санты не существует, – заявила сестра без обиняков. – Это мама и папа наполняют наши носки и кладут подарки под елку.

Я тут же бросилась в слезах к маме, умоляя ее сказать, что Трейси врет.

– Слава богу! Больше не придется продолжать этот нелепый цирк, – ответила мать.