{387}. Томас, выписавший чек, однако, высказал предположение, что Лови был по национальности не немцем, а датчанином.
Ханневелл и Смит также обратили внимание на два чека на крупные суммы: один на 6000 долларов на имя Вайнштейна, другой на 2000 долларов на имя Ягальского. Томас утверждал, что этот чек был выдан Вайнштейну в качестве оплаты его комиссионных, а чек Ягальского не что иное, как долг, который Рейли вернул Ягальскому. Обыск письменного стола Вайнштейна также не принес никаких результатов.
Томаса спросили, что он может рассказать о Рейли, Вайнштейне и Ягальском. Он заявил следователям, что фактически ничего не знает о делах Рейли или Вайнштейна, подтвердив, что был уполномочен Ягальским вести его дела, пока тот был в Техасе. Следователи поверили Томасу и охарактеризовали его в своих отчетах как «лояльного американца»{388}. Не найдя ничего заслуживающего внимания в апартаментах Рейли, следователи неожиданно для себя столкнулись с тем, что у них уже нет ни сил, ни времени продолжать расследование. Война в Европе подходила к своему заключительному и самому кровопролитному этапу по мере того, как во Францию прибывали свежие подкрепления американских войск, решая тем самым исход войны в пользу союзников.
Материал, собранный следствием на Рейли, Вайнштейна и Ягальскаго, оказался настолько скудным, что не позволял предъявить им обвинение в симпатии к немцам или тем более в сотрудничестве с ними. Из всей троицы наибольшее подозрение вызывал только Ягальский, хотя эти подозрения были основаны лишь на косвенных уликах. Некоторое время спустя Ягальский был арестован и подвергнут тщательному допросу в Техасе, однако его пришлось отпустить за отсутствием доказательств вины.
Неубедительные выводы, к которым пришло следствие, вызывают вопрос: насколько можно верить свидетелям, дававшим показания против Рейли, — ведь большинство их сами занимались спекуляциями на рынке военных заказов. Некоторые, как Воклен, будут позднее оправдывать свои действия стремлением приблизить конец войны или «не допустить участие Америки в ней»{389}. Одни проиграли Рейли в беспощадной борьбе за контракты, другим же он просто сломал жизнь или жестоко обманул их.
Из всех показаний против Рейли наибольший интерес представляют свидетельства Норберта Родкинсона. Именно из них можно предположить, что между 1904–1909 годами Рейли повторно женился, еще до того, как встретил Надин. Родкинсон, разумеется, мог что-то слышать о приезде Маргарет в Петербург во время своего пребывания там. Существует также вероятность того, что Маргарет приезжала в Петербург в 1916 году. Она сама упоминает о своем приезде в Россию во время войны — и это утверждение похоже на правду, так как документы Форин офиса подтверждают, что в январе 1916 года ей был выдан паспорт{390}. Если она действительно была в России, то приехала туда работать сестрой милосердия в Красном Кресте или поискать работу гувернантки в английской колонии Петербурга{391}. Последний вариант, возможно, объясняет появление истории о «детях» и «покинутой семье» в показаниях Родкинсона.
Показания Родкинсона также важны и тем, что они, похоже, являются первоисточником сведений о прошлом Рейли, которые позже будут использованы другими, а также всплывут в ряде разведывательных материалов, включая документы СИС. Однако более внимательное изучение показаний Родкинсона вызывает сомнения в их достоверности. Хотя следователи и поверили его утверждению о том, что он англичанин, есть достаточно оснований полагать, что он родился не в Англии. Позже Родкинсон утверждал, что он американец. Найденное в архивах Государственного департамента США донесение, составленное вскоре после окончания войны, представляет Родкинсона в совершенно ином свете{392}:
«26 ноября 1918 года
Копии: В Отдел военно-морской разведки,
Отдел военной разведки,
Департамент юстиции
Тема: Норберт Мортимер Родкинсон
По имеющейся у нас информации видно, что он коренной американский гражданин, родившийся в городе Батон-Руж, родители: отец — еврей из России, мать — французская креолка. Свидетельства о рождении у него нет, Родкинсон утверждает, что оно погибло при пожаре. Девичья фамилия его жены Поленс, она англичанка немецкого происхождения и сомнительных моральных качеств{393}. Сам Родкинсон — человек, не лишенный обаяния и способностей, говорит на нескольких языках, хорошо знает жизнь в России и в курсе событий, там происходящих. Его деловая репутация достаточно сомнительна. Когда в январе 1918 года он получил паспорт для поездки в Соединенные Штаты, то британские власти поставили на нем отметку «без права возвращения обратно», однако Родкинсон заявил протест и добился отмены этого решения, так как в то время он, по-видимому, имел связи в Министерстве информации. По прибытии в Америку он обратился с заявлением о принятии его на работу в Государственный департамент, представив при этом пять характеристик от бывших работодателей. Из них всех только один безоговорочно ручается за него. Другой отзыв содержит о нем крайне неопределенные сведения, в двух других говорится о том, что он родился в Германии, но ни в одном из отзывов нет ручательства за него как за порядочного человека, а в одной характеристике сказано, что работодатель испытывал сомнения при рассмотрении его кандидатуры.
Что касается его личной жизни — Родкинсон дважды женат, однажды, будучи в Берлине, был ранен ножом «fille-de-joie»[23]. Утверждает, что работал на английскую разведку, однако документами, подтверждающими это, мы не располагаем».
Но, пожалуй, еще более откровенную информацию о нем мы находим в докладной записке, составленной Американским бюро расследований тремя месяцами ранее и основанной на информации, полученной им от полковника Проски, инициировавшего следствие по делу Рейли в апреле 1917 года. Агент Р. У. Финч из нью-йоркского отделения Бюро писал:
«Как сообщает наш доверенный информатор полковник Проски из компании «Флинт энд Кº», проживающий по адресу: Нью-Йорк, Бродвей, 120, некий человек по фамилии Родкинсон, прежде работавший в компании «Флинт и Кº», желает поехать в составе русской комиссии в Россию и просит дать ему рекомендательное письмо от «Флинт энд Кº». Также имеются сведения о том, что Родкинсон недавно встречался с сенатором Дж. Гамильтоном Льюисом, который пообещал устроить Родкинсону аудиенцию у президента Вильсона»{394}.
Далее в сообщении Проски говорится о том, что Родкинсон прежде являлся представителем «Флинт энд Кº» в Петрограде. За время его пребывания там в его дом дважды являлась полиция. Проски также указывает на знание Родкинсоном немецкого и русского языков, отмечая, что после своих «неприятностей в России» он вернулся в США и стал работать на фирму «Ренскорф, Лайон энд Кº». Какие неприятности имелись в виду, в докладе не сообщается, однако у Государственного департамента и Американского бюро расследований были все основания для беспокойства. Так, в документах 14-й американской переписи, проведенной в 1920 году, Родкинсон написал о себе, что родился в Луизиане, однако в архивах Луизианы мы не нашли ни одного человека с этим или похожим именем, родившегося в 1874-м или близком по времени году{395}.
Первое упоминание имени Родкинсона мы находим в американских иммиграционных документах, где он был зарегистрирован по прибытии в Нью-Йорк 10 июня 1903 года на борту лайнера «Кайзер Вильгельм Великий», прибывшего в Америку из немецкого города Бремен. В течение последующих двадцати лет он, его первая жена Сьюзан и вторая жена Коринн не раз переплывали Атлантику. Несмотря на то что Родкинсон всегда заявлял, что он американский гражданин, он, как мы уже убедились, так и не смог представить доказательства, что родился в США. Хотя многие показания, данные им на Рейли, не противоречат фактам, сообщенным другими свидетелями, его утверждение, что Рейли родился в Бендзине и якобы оставил свою семью в 1916 году, вызывает некоторые сомнения. Правду говорил Родкинсон или нет, очевидно одно: свидетелем он был далеко не безупречным.
Результаты расследования, мягко говоря, оказались неубедительными. Роджер Уэллс, директор военно-морской разведки, инициировавший расследование по делу Рейли еще в апреле 1917 года, возможно, наилучшим образом сформулировал свое отношение к его выводам в своем заключении, которое он направил вместе с материалами следствия директору Американского бюро расследований Брюсу Беляски два месяца спустя после окончания войны:
«Хотя следствие не пришло ни к каким конкретным выводам, его материалы содержат массу интересной информации, которая может оказаться полезной вашему отделу в случае, если кто-либо из упомянутых личностей попадет в ваше поле зрения. Мы квалифицируем этих людей как международных аферистов высочайшего класса»{396}.
В конце этой резюмирующей фразы Уэллс поставил точку. Хотя руководитель Отдела военно-морской разведки Великобритании мог с гордостью утверждать, что знает всю подноготную подлого изменника Рейли, и в самом страшном сне ему не могло присниться, что всего через несколько месяцев после своего зачисления в Королевский авиакорпус этот «международный аферист» будет подниматься по лестнице лондонской штаб-квартиры СИС с намерением просить аудиенции у Си — легендарного шефа британской секретной службы.