Спирс и Рейли пригласили Локкарта на обед, за которым они принялись обсуждать коммерческие перспективы Чехословакии и переговоры с чехословацкими банкирами, которые в этот момент вел Локкарт. Закончив обсуждение дел с Локкартом, Рейли, всегда соединявший приятное с полезным, пригласил Спирса посетить местные увеселительные заведения. В день, когда они обедали с Локкартом, Спирс сделал следующую запись в своем дневнике:
«Вместе с Рейли отправился на русский благотворительный праздник, было очень людно и душно, не получил никакого удовольствия. Р[ейли] хорошо знаком с некоторыми русскими певцами. Бедняги, для них сейчас настали нелегкие времена. Они как осиротевшие дети… один из них — полковник русской армии, бывший адъютант великого князя и друг Половцова. Р[ейли] потащил меня обедать с ним в заведение, где они играют. Они для нас исполняли цыганские романсы… были чрезвычайно тронуты щедростью Р[ейли]»{607}.
Месяц спустя Спирс убедился в крайней ненадежности Рейли. Он записал в своем дневнике:
«Рейли должен был прийти на встречу с Гведаллой{608}в 3 часа, но он так и не появился, поглощен русскими делами, меня это крайне раздражает. Гведалла и Гай{609}дали мне понять, что они не в восторге от Рейли… встречался с Р[ейли] в Олбани — он весь сияет от счастья после своей встречи с Черчиллем, который хочет его представить Л[лойд]-Д[жорджу]»{610}.
Отношения Спирса с Рейли стали еще хуже, когда две недели спустя он получил от Рейли телеграмму, которую посчитал «хамской». «Не выношу наглецов»{611}, — записал Спирс в своем дневнике в этот день. Через несколько месяцев, однако, их отношения обострились еще больше. Все более усиливавшееся беспокойство Спирса относительно невыполнения Рейли своих обязательств теперь уже переросло в сомнения в его честности как компаньона. Эти подозрения были вызваны тем, что Рейли стал присваивать себе средства, выделявшиеся на оплату счетов компании{612}. Однажды, придя в контору, Спирс с возмущением узнал, что его телефон выключен, так как «Рейли не заплатил по счету»{613}. Повздорив со Спирсом по поводу неоплаченного счета, Рейли в конце концов замял ссору и предложил своему компаньону провернуть еще одну махинацию — в дневнике Спирса мы находим запись о том, что 22 ноября они с Рейли отправились с визитом в «Британо-Североевропейский банк» на встречу «с Райером относительно болгарской яичной сделки». На следующей неделе Спирс вновь отчитал Рейли:
«Подвергает нас риску, общаясь с темными личностями и смешивая коммерцию с политикой, — Рейли, как я опасаюсь, скомпрометировал себя в Праге связями с Савинковым, который здесь сейчас не в фаворе. Особенную опасность представляют бывшие компаньоны Рейли — он был не слишком-то разборчив в связях»{614}.
Если в 1921 году Рейли и Спирс хотя периодически и ссорились, но все же продолжали поддерживать отношения друг с другом, то к 1922 году их союз стал стремительно разваливаться. Причиной этому был крах еще одной авантюры Рейли. Несмотря на все заверения Рейли в стопроцентном успехе «моравского предприятия», оно, по словам Спирса, «лопнуло с большим треском»{615}. В июне, после очередной крупной ссоры с Рейли{616}, Спирс принял для себя окончательное решение прекратить какие бы то ни было деловые отношения с Рейли. 2 августа за ленчем Спирс «очень вежливо» заявил Рейли о том, что более не желает иметь с ним никаких, дел.
Это был еще один удар по и без того отощавшему кошельку Рейли, который все еще продолжал финансировать деятельность Савинкова, Случайная встреча в Берлине с богатой вдовой Пепитой Бобадильей четыре месяца спустя после разрыва со Спирсом была, таким образом, для него неожиданным подарком судьбы.
Личность, национальность и происхождение Пепиты Фердинанды Бобадильи столь же таинственны, как и происхождение самого Рейли. Согласно многочисленным утверждениям, она родилась в Латинской Америке и переехала в Англию, где прославилась как актриса. В интервью, которое Пепита дала журналу «Тетлер» в октябре 1918 года, она утверждала, что родилась в Эквадоре{617}. Другим она говорила, что местом ее рождения были Аргентина и Чили. Рейли сам рассказывал своим друзьям и знакомым, что ее отец был эквадорианцем, а мать ирландка{618}, хотя не очень понятно, верил ли он в это в действительности или сознательно поддерживал и распространял этот миф.
Истинное происхождение Пепиты, однако, куда более прозаично. Ее мать Изобель родилась в 1862 году в Ланкастере в семье владельца мучного склада{619}. В 1888 году Изобель приехала в Гамбург и зарегистрировалась в английском консульстве, заявив там, что ищет работу прислуги{620}.
Скорее всего Изобель познакомилась с Францем Брюкманом еще в Англии и последовала за ним в Германию. Спустя месяц после приезда в Гамбург она родила сына, которого назвала Францем Куртом Бертоном{621}. Хотя в метрике Франца Курта нет ни слова о его отце, им, вне всякого сомнения, был Брюкман. После рождения сына Изобель переехала в квартиру Брюкмана.
Ее второй ребенок, Нелли Луиза Бертон, тоже родился в Гамбурге, в январе 1891 года{622}. Так же как и в первом случае, имя отца не фигурирует в метрике. Изобель в то время проживала в квартире Брюкмана. В апреле 1892 года Изобель вернулась в Англию, держа на руках двоих маленьких детей{623}. Спустя еще два года Изобель родила своего третьего и последнего ребенка — девочку, которую окрестили Элис. Как и в случае с другими детьми, имя отца не было внесено в документы о рождении{624}.
В 1910 году Нелли скромно дебютировала на сцене, а через два года получила предложение работать в парижском кабаре «Мулен Руж» на пляс Пигаль{625}. «Мулен Руж» в то время имел репутацию самого злачного заведения в Париже и прославился тем, что в 1890 году впервые коммерциализировал канкан. Именно там Нелли взяла себе сценическое имя Джозефина Бобадилья{626}.
В 1915 году «Мулен Руж» сгорел, и Нелли пришлось возвратиться в Англию. На ее счастье, война вдохнула новую жизнь в шоу-бизнес. Мюзиклы оказались единственной отдушиной для прибывавших с фронта солдат, которым надо было как-то заполнить свой короткий досуг. Весной 1916 года Нелли удачно прошла пробу и была принята хористкой к владельцу лондонского кабаре Чарльзу Кохрану.
С увеличением количества эстрадных представлений возрастал и спрос на актеров. Для Нелли это обстоятельство было как нельзя более кстати, так как с хористками напрямую имели дело антрепренеры. В ноябре 1916 года Кохран дал ей роль Глэдис в кордебалете «Оп-ля» — премьере нового театра «Сент-Мартин», который должен был открыться в декабре этого же года. Главными исполнителями шоу «Оп-ля», которое сам Кохран назвал «комедией, положенной на музыку»{627}, были Герти Миллар и Джордж Грейвз. Герти Миллар, на двенадцать лет старше Нелли, была уже не первой молодости и играла на сцене с тринадцати лет. Она была любовницей русского коммерсанта по имени Александр Вайнштейн, недавно выехавшего из Лондона в Нью-Йорк{628}.
Лондонская сцена как мед мух притягивала к себе богатых кутил вроде Вайнштейна и Рейли. Примерно три года спустя, в январе 1920 года, после представления мюзикла «Папаши» в театре «Хеймаркет» Нелли впервые представили Рейли. Рейли, по-видимому, также знал и богатого мужа ее сестры Элис — Стивена Мензиса, с которым познакомился в Нью-Йорке. Ни для кого не было секретом, что Элис и Стивен Мензис жили в «свободном» браке, и ходили слухи, что по возвращении Рейли в Лондон между Рейли и Элис стали складываться более чем дружеские отношения. Элис по своему характеру была куда более эмоциональная и заводная, чем ее сестра. Бросившись очертя голову в «ревущие двадцатые», эта эмансипированная прожигательница жизни ночи напролет отплясывала чарльстон и тратила немалые деньги на содержание квартиры на Пемброк-Мьюс в Белгравии — одном из самых дорогих кварталов Лондона{629}.
В октябре 1920 года Нелли-Пепита вышла замуж за шестидесятилетнего драматурга Чарльза Хеддон-Чемберса, который был старше ее на тридцать один год{630}. Этот брак был неожиданностью для всех, в том числе и для сорокалетней невесты Хеддон-Чемберса, которая однажды утром узнала о расторжении им помолвки из раздела светской хроники газеты «Ивнинг стендерд»{631}