Едва она залезла в душ, как зазвонил телефон.
Салли застонала. «Мать вашу, сейчас два часа ночи!» Вообще-то для нее не было ничего необычного во внеурочных звонках, но когда она заканчивала статью, то, как правило, у нее появлялась возможность немного расслабиться и отдохнуть перед следующим расследованием. Пока Салли писала эту последнюю статью, некоторые звонки просто раздирали душу. Погубленные, сломленные мужчины рыдали в телефонную трубку, вспоминая, как над ними издевались в детстве.
Отстраненность и беспристрастность были частью журналистской работы, но Салли так толком и не сумела развить в себе эти качества, как и способность игнорировать телефонные звонки.
Завернувшись в полотенце, она, спотыкаясь, побрела обратно в коридор и сняла трубку.
– Салли Файерс.
– Привет, о божественная.
Сердце Салли упало. Связь была паршивой, но она узнала бы этот голос где угодно – низкий мужественный голос американца, то лениво медлительный, то рокочущий.
– Хантер. – Даже просто произнести его имя было мучительно. – Стало быть, ты жив.
– Совсем ни к чему так этому радоваться.
– Я и не радуюсь, ты скотина.
– Ну, это уж совсем не по-доброму. Знаешь, я пережил прошлый год только потому, что представлял, как ты, голая, обхватываешь своими роскошными ногами мою талию. Помнишь Стокгольм?
– Нет, – отрезала Салли. – Я пережила прошлый год только потому, что представляла тебя, прикованного цепями к стене в каком-нибудь богом забытом убежище «Хакеров» с парой электродов, приклеенных к яйцам.
Хантер засмеялся.
– Я по тебе скучал.
– Так, значит, они тебя отпустили?
– Вообще-то я сбежал.
Теперь засмеялась Салли.
– Чушь собачья! У тебя навыков выживания не больше, чем у ежика, пересекающего скоростную трассу.
– Я их развил. – В голосе Хантера слышалась обида. – Правда, мне немного помогли приятели-соотечественники. В самом начале.
Даже сквозь алкогольный дурман Салли могла читать между строк.
– Ты хочешь сказать, что все-таки там был? В лагере под Братиславой?
– Был, – подтвердил Хантер.
– И они тебя там оставили?
– Не совсем. Я от них убежал.
Салли соскользнула по стене и плюхнулась на пол.
– Но почему?..
– Долгая история.
Салли захлестнул целый поток эмоций, но самой сильной из них было облегчение: Хантер жив! Пусть он разбил ее сердце на миллион крохотных кусочков, когда бросил ради той потаскухи Фионы из «Нью-Йорк таймс», но все равно Салли не хотела бы видеть его череп разбитым на куски, как у бедолаги Боба Дейли.
Сразу после облегчения наступало возбуждение. Весь мир сейчас разыскивал Хантера Дрекселя и делал ставки по поводу его дальнейшей судьбы, а она, Салли Файерс, разговаривает с ним по телефону, слушает, как он сбежал от своих американских спасителей. Оказывается, заявление президента Хейверса было сплошной ложью! Вот это сенсация!
Потянувшись, она взяла со столика в коридоре блокнот и карандаш.
– Ты где?
– Извини, – усмехнулся Хантер, – но этого я тебе сказать не могу.
– Ну хоть намекни.
– И не вздумай никому рассказать об этом звонке!
Салли засмеялась.
– Да пошел ты! Это же новость для первой полосы. Как только мы закончим разговор, я сразу же позвоню в редакцию «Новостей».
– Салли, я не шучу. Ты никому ничего не расскажешь. – Голос Хантера внезапно сделался убийственно серьезным. – Если меня найдут, то убьют сразу.
– Найдет кто? – уточнила Салли.
– Это сейчас не важно! Я должен просить тебя об услуге.
Просто удивительно, как быстро облегчение может смениться гневом.
– Это в какой же альтернативной вселенной я, по твоим соображениям, соглашусь оказать тебе услугу? – поинтересовалась Салли.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что раскопала, – не обращая внимания на ее возмущение, сказал Хантер. – Помнишь греческого принца, которого нашли повешенным в Сандхерсте?
– Конечно. Ахилл. Самоубийство. Хантер, ты что, прямо сейчас работаешь над статьей? Но это же…
– Я почти уверен, что это не самоубийство, – прервал ее Хантер. – Мне нужно, чтобы ты разыскала все, что можно, о генерал-майоре Фрэнке Дорриене из Сандхерста.
Последовала пауза, потом Салли сказала:
– Ты думаешь, что этот чувак Дорриен убил принца Ахилла? Ты что, под кайфом?
– Просто покопайся и найди что сможешь. Пожалуйста.
– Скажи, где ты, и я подумаю, – предложила Салли.
– Спасибо. Ты ангел.
– Эй, я не сказала «да»! Хантер?
– Что-то на линии. – Он принялся дурачиться, издавая в трубку какие-то нелепые звуки вроде треска.
– Не смей отключаться! Клянусь Богом, если ты сейчас прервешь связь, я сию же секунду позвоню в ЦРУ и расскажу о звонке, причем повторю каждое слово, а потом напишу статью в завтрашний номер «Таймс».
– Нет, ты этого не сделаешь, – жестко сказал Хантер и отключился.
Салли Файерс долго сидела голая в коридоре с телефонной трубкой в руке, пока не сказала:
– Да пошел ты, Хантер Дрексель.
И добавила мысленно: «Ты вырвал из груди мое сердце. Ты меня попросту предал. А теперь рассчитываешь, что я умолчу о величайшей новости за всю мою карьеру, тихонечко пойду и сделаю за тебя всю грязную работу, начну охоту за призраками, буду копаться в какой-то сомнительной истории про Сандхерст?»
– Не хочу и не буду! – завопила Салли что есть мочи в пустом коридоре квартиры. – Ни за что!
Но уже в этот момент она знала, что все сделает.
Хантер повесил трубку и вышел из телефонной будки на пронизывающий ветер. Как ему хотелось сейчас оказаться в Лондоне, с Салли, и желательно в постели! При одной лишь мысли о ней у него стало тесно в штанах. Эти ноги. Эти груди… Как могло случиться, что он ее бросил?
«Салли права: я скотина».
Хантер с несчастным видом огляделся. И по одну, и по другую сторону замусоренной улицы бедно одетые люди ныряли в уродливые бетонные многоэтажки, в офисы или в кафе, куда угодно, лишь бы спрятаться от холода. Несколько несчастных душ, вынужденных дожидаться автобуса, стояли на остановке, сбившись в кучку, как овцы по дороге на бойню, и топали ногами, курили, хлопали руками в перчатках, чтобы хоть как-то согреться.
Румыния – красивая страна, но Орадя, город, в котором Хантер провел последние три дня, оказался настоящей дырой с заброшенными зданиями коммунистической архитектуры и депрессивными безработными. Больницы были забиты брошенными детьми, грязные цыганские семьи бродили по улицам, некоторые спали на горах мусора, готовые замерзнуть или допиться до смерти.
Если Румыния – супермодель, думал Хантер, то Орадя – прыщ на ее заднице. Здесь нет красот Трансильвании, нет изысканности Бухареста. Нигде не видно ни намека на экономическое возрождение, о котором так много говорят. Куда бы Румыния ни потратила миллионы Евросоюза, сюда они не попали. Орадя выглядел забытым городом, но Хантеру Дрекселю он подходил идеально. Сейчас нужно, чтобы о нем забыли, а здесь никто не будет его искать.
Но в Ораде не все были нищими. В старом городе, на берегах реки Кришул-Репеде, стояло несколько великолепных особняков, оставшихся от докоммунистических дней, на которые заявили свои права бывшие владельцы. Теперь они были забиты картинами и бесценным антиквариатом, а в садах, окруженных аккуратно подстриженными живыми изгородями, росла лаванда. Эти дома сияли, как звезды в угольно-черном небе, и казались совершенно неуместными, как недавно ограненные алмазы в навозной куче. Ими владели преимущественно коренные румыны: гангстеры, коррумпированные местные чиновники и немногочисленные бизнесмены, которые мало-помалу возвращались к себе на родину после долгих лет зарубежной ссылки.
В одном из таких домов Хантер и остановился. Его владелец Василь Ринеску, магнат, занимавшийся недвижимостью, отлично играл в покер и в некотором роде мог считаться другом.
– Если ты пришел, чтобы поиграть, добро пожаловать, – сказал Василь Хантеру, когда тот появился у него на пороге, дрожащий и отчаявшийся. – Ничего не знаю про кровь, но покер точно гуще водицы.
– И слава богу, – отозвался Хантер.
– Как раз в эту субботу у меня будет большая игра. Очень интересные игроки. Высокие ставки.
– Отлично! Мне как раз очень нужны деньги. Я… в общем, я оказался в довольно трудном положении.
Василь захохотал.
– Может, у нас тут и тихая заводь, друг мой, но за новостями мы все-таки следим! Весь мир знает о твоем «трудном положении».
На лице Хантера отразилась паника, но хозяин его успокоил, хлопнув по спине:
– Не волнуйся. Мои друзья умеют держать язык за зубами. Никто не сдаст тебя ни ЦРУ, ни бандитам. Если, конечно, в случае проигрыша ты не откажешься платить. Тогда твою судьбу будет решать тот, кому будешь больше должен.
– Понятно.
– После того как закончат пытать.
– Ясно. – Хантер рассмеялся. – В таком случае мне лучше не проигрывать.
– На твоем месте я бы очень постарался, – на сей раз совершенно серьезно сказал Василь.
Хантер не проиграл. За три дня в доме Василя, где впервые после похищения в Москве он наслаждался домашней едой и нежился в горячей ванне, Хантер сумел выиграть достаточно, чтобы теперь провести в бегах как минимум месяц.
Хантер понимал – держаться на шаг впереди американцев будет легко. Его беспокоила «Группа-99», в особенности Аполло. Этот садист наверняка сочтет его побег личным поражением и захочет отомстить. Если Хантер позволит себе хотя бы кинуть взгляд на компьютер, Аполло его найдет. Это значит – никаких имейлов, никаких кредиток, никаких мобильников, никаких арендованных машин, самолетов, никакого присутствия в Интернете, чтобы не оставить следов. Начиная с этого момента и до тех пор, пока его статья не будет завершена и напечатана во всех мировых изданиях, Хантеру придется скрываться.
К счастью, покер с помощью выигранной наличности обеспечил идеальную возможность создать новую, невидимую версию самого себя. Игроки в покер – прирожденные хранители тайн, обладающие чувством лояльности по отношению друг к другу. Благодаря покеру, у Хантера по всей Европе имелись друзья вроде Василя Ринеску. Он сможет перескакивать из одного безопасного дома в другой, зарабатывать на жизнь, а в перерыве между играми работать над статьей. Разумеется, без компьютера или телефона собирать информацию будет сложно, так что без помощи Салли Файерс не обойтись, но Хантер знал, что она не откажет. Салли может не доверять ему как мужчине, но уважает как журналиста и понимает, что это будет бомба.