Камерон озорно приподнял бровь.
– Правда? Грег говорил, что вы были специалистом в области искусства.
Трейси расхохоталась.
– Пожалуй, можно и так сказать.
– А как еще? Ну-ка, ну-ка! Я ужасно любопытен. Клянусь, что никому не скажу ни слова!
– У меня была бурная молодость. В двадцать с небольшим я оказалась в тюрьме. Но тогда, уверена, Алтею не знала.
– За что? – Камерон не мог представить себе эту спокойную, красивую, умную женщину за решеткой.
– За то, чего не совершала, – улыбнулась Трейси, не вдаваясь в подробности. – Потом я работала в банке как специалист по компьютерам.
– Это уже ближе к Алтее.
– Верно, – согласилась Трейси. – Только в то время я была единственной женщиной в банке, помимо секретарш. А интерес к изящным искусствам возник у меня… гм… позднее. И к очень дорогим драгоценностям…
– Вам не принадлежавшим… – догадался Камерон.
– Совершенно верно, – ухмыльнулась Трейси. – В то время я жила в Лондоне, но много путешествовала. На этом этапе у меня было множество знакомых, но Алтеи среди них не помню. Затем, после развода, мы с сыном вернулась в Штаты.
Она не собиралась упоминать Ника: слова выскочили совершенно естественным образом, как будто он все еще жив. Стоило Трейси их произнести, лицо ее помрачнело. Перемена оказалась настолько разительной, что не заметить было невозможно.
– Трейси? – Не задумываясь, Камерон потянулся через стол и сжал ее руку. – С вами все в порядке?
– Да-да, все хорошо, – пробормотала она быстро, стараясь не встречаться с ним взглядом.
В его глазах было столько тревоги, что в ней начала подниматься паника. И только сейчас Трейси сообразила, в чем дело: он напомнил ей Джефа.
– Доверьтесь мне, – мягко произнес Камерон. – Так что случилось?
К огромному своему удивлению, Трейси, подняв голову, услышала собственный голос:
– Мой сын умер.
Кажется, с момента смерти Ника она ни разу не произносила этих слов и только теперь поняла, что все время держала их в себе, словно хотела спрятаться от реальности. Конечно, это была иллюзия. Но странное дело: стоило сказать их Камерону Крю, практически незнакомцу, как это принесло ей невероятное облегчение.
– Сочувствую. – Камерон чуть сжал ее руку. – Как его имя?
– Николас. Он погиб в автомобильной катастрофе.
– Когда?
– Шесть недель назад.
Камерон не смог скрыть потрясения:
– Шесть недель… Боже, Трейси, какой ужас! Это ведь было совсем недавно!..
Трейси непонимающе взглянула на него: разве это произошло недавно? Ей казалось, что прошла целая жизнь, целая вечность, полная утраты.
«Нет, сын не умер: не было никакого несчастного случая. Это убийство. Алтея, кем бы она ни была, убийца моего сына».
Ее лицо будто застыло.
– Знаете, вам не нужно здесь находиться и тем более работать, – сказал Камерон. – Вы должны прийти в себя. Шесть недель – это так мало. За это время невозможно осознать произошедшее, не говоря уж о том, чтобы принять и примириться с горем.
Трейси безжизненно произнесла:
– Если не буду работать, я умру.
Камерон кивнул, потому что понимал это как никто другой. Это неконструктивно, но все равно понятно. Необходимость отвлечься, заняться чем угодно, лишь бы заглушить боль.
– Знаете, я тоже потерял сына, – проговорил он тихо. – Маркуса. Ему было четырнадцать.
– Знаю. Они с Ником были одного возраста. Лейкемия. Ваш фонд сделал крупные пожертвования в исследования по изучению рака и в развитие лечения с использованием стволовых клеток.
«Цитирует мое досье, – понял Камерон. – Бедняга. Такое впечатление, что она в трансе». Он и сам пребывал в таком состоянии несколько месяцев.
– Да, верно, – произнес он спокойно. – Маркус долго болел. Это было тяжело, но у нас с женой было время, чтобы… подготовиться. Теперь я благодарен за это Господу. Не уверен, что смог бы справиться, если бы это случилось внезапно. Как с вами…
– Как вам удалось? – неожиданно для себя спросила Трейси.
Камерон казался ей таким спокойным, таким собранным, совсем непохожим на нее. Может, есть какой-то фокус, какой-то путь, который она упустила? Он быстро избавил ее от иллюзий:
– Очень плохо. Мы с Шарлоттой старались справляться вместе, но горевали так по-разному! Ей нужно было говорить. Мне – работать.
«Как и мне».
– Я знаю, что это звучит глупо, но каждый раз, когда я видел ее лицо, оно напоминало мне о Маркусе, – добавил Камерон. – Я не смог это пережить.
Трейси подумала о Джефе, о том, насколько Ник был на него похож. Сама мысль увидеться с Джефом, говорить с ним о Нике наполняла ее такой паникой, таким ужасом, что она бежала и от него, и от своей прежней жизни в Колорадо, захлопнув за собой дверь в прошлое с таким грохотом, что эхо наверняка отдается в горах по сей день.
– Грег Валтон не исключает, что Алтея причастна к гибели Ника, – сказала Трейси, испытывая очень странные ощущения: слова будто сами вылетали у нее изо рта, в то время как тело словно исторгало болезнь. – Вот почему я здесь, почему согласилась в этом участвовать. Он думает, она могла что-то сделать с машиной… позже могла добавить что-то в лекарства в больнице, пока врачи пытались спасти ему жизнь.
– Господи Иисусе! – выдохнул Камерон. – Но зачем?
– Чтобы вынудить меня на какие-то действия? Чтобы я захотела ее найти? Или просто чтобы сделать мне больно? Я не знаю, потому что не знаю, кто она такая. Но обязательно это выясню, – мрачно произнесла Трейси. – Рано или поздно.
«Только знание не сделает тебя счастливее, – с горечью подумал Камерон. – Не вернет сына и не принесет успокоения, потому что успокоения не существует».
– Сознание, что я мать, изменило меня, сделало меня лучше. Но теперь у меня нет сына, и все хорошее во мне исчезло, – объявила Трейси. – Не осталось ни нежности, ни осмотрительности, ни сдержанности. Мне больше некому подавать хороший пример, некого защищать.
– Кроме себя, – напомнил Камерон.
– Но в этом-то все и дело! – воскликнула Трейси. – Я не уверена, что «я» еще существует, во всяком случае, то, которое мне хотелось бы защищать. Звучит ужасно, но дарит свободу! Для меня нет границ, нет ограничений. Я чувствую себя безрассудной, а со стороны и вовсе похожа на сумасшедшую.
– Мне так не кажется.
Трейси, совершенно неожиданно засмеялась, потом внезапно замолчала, а когда заговорила снова, голос ее звучал очень серьезно:
– Алтея была тут, в Женеве. Я знаю, что была. На этот раз я ее упустила, но все равно я к ней приближаюсь.
– Если я могу помочь, хоть как-то, буду рад, – сказал Камерон и, неохотно отпустив руку Трейси, вытащил из кармана визитку, нацарапал на оборотной стороне личный номер мобильника. – Звоните в любое время и по любому поводу.
Трейси взяла карточку с благодарностью.
– Хорошо. И спасибо за обед.
– Это вам спасибо. – Камерон встал. – Я, пожалуй, пойду: завтра рано вставать – у меня несколько встреч.
Трейси смотрела ему вслед, все еще не в силах поверить, что целый вечер проговорила на очень личные темы с человеком, которого практически не знала. А возможно, потому и смогла, что они с Камероном Крю друг друга не знали. Она открыла свои истинные чувства, свою истинную боль. Мы похожи на ветеранов вьетнамской войны. Чужие, но в определенном смысле родные, поскольку связаны утратой детей».
Утрата, окутавшая обе их жизни, ускорила темп развития их отношений, как кнопка ускоренной перемотки. Только куда двигается перемотка, к чему?
Трейси все еще чувствовала тепло его ладони на своей руке, вдруг ощутив давно забытое возбуждение. Оно проснулось в теле, напомнив о той стороне ее натуры, что знала интимность другого рода.
«Жизнь продолжается». Разве не так обычно говорят? Трейси была не согласна с этим. Ей казалось, что жизнь не может продолжаться без ее ненаглядного Николаса. И сама она не живет, а лишь существует, чисто механически: вдохнуть – выдохнуть, поесть – поспать, день – ночь. Все остальное было бы предательством.
Сегодня вечером она вдруг почувствовала, что ей нравится говорить с Камероном Крю, смотреть в его грустные, выразительные глаза. Впервые за последние недели ей было хорошо.
«Это не должно повториться».
Вернувшись домой – Камерон Крю терпеть не мог останавливаться в отелях и покупал квартиры в каждом городе, где занимался бизнесом, – он лежал без сна, глядя в потолок.
«Это не должно повториться».
Он слишком раскрылся перед Трейси Уитни. Слишком неосмотрительно и беспечно. Камерон по собственному опыту знал, как опасно открывать свое сердце и какие это может иметь разрушительные последствия. Однако он ощущал мощную связь с Трейси, чувствовал сострадание, родство душ – и не только! Было что-то куда более опасное: желание.
Камерон с ужасом осознал, что хочет эту женщину.
Закрыв глаза, он заставил себя заснуть.
Глава 13
– Фул-хаус.
Толстяк ухмыльнулся и продемонстрировал набор самых уродливых зубов, какие Хантер Дрексель когда-либо видел, потом потянулся через стол, чтобы забрать выигрыш, но рука Хантера метнулась, останавливая его.
– Прости, Антуан. – На стол медленно легли четыре красавца-валета. – Похоже, это моя игра.
Француз издал странный звук: то ли гнев, то ли недоумение. Джек Хенли, или как там его настоящее имя, появился в Риге неделю назад и начал последовательно обчищать все серьезные покерные столы в городе. Сегодня вечером ставки были не особенно высоки: француз, как и другой игрок, латышский бизнесмен, мог позволить себе проигрыш, но было что-то неприятное в этом чужаке, какая-то американская заносчивость, замаскированная под скромность, и это начинало действовать на нервы всем. Но не только это: выиграв, он тут же уходил.
– Неужели уже так поздно? – воскликнул Хантер, взглянув на антикварные напольные часы в углу комнаты. – Думаю, мне пора закругляться.
Не обращая внимания на недовольное ворчание остальных игроков (в конце концов, было уже за полночь), Хантер взял пальто и вышел в ночь.