ил, но этого хватило, чтобы она вышвырнула меня вон. Так что именно она тебе рассказала и что ты стремишься от меня утаить?
– Ничего!
– Ври кому-нибудь другому, Джеф. Я серьезно. Она явно знает Хантера. Что тебе известно? Когда он был здесь в последний раз?
– Понятия не имею.
– Врешь.
– Трейси, милая, какой смысл продолжать этот разговор, если ты не веришь ни одному моему слову?
– Да, ты прав! – отрезала Трейси и отключилась, но Джеф немедленно перезвонил.
– О, вижу, ты уже полностью оправилась.
Она закусила губу. Желание снова прервать разговор казалось непреодолимым, но все же хотелось выяснить, что ему известно.
– Да, спасибо. И так мило, что ты пришел меня навестить, – съязвила Трейси.
– Я хотел. – Судя по голосу, Джеф обиделся.
– Так почему не пришел?
– Кое-что помешало.
– Кое-что вечно мешает, – с горечью отрезала Трейси.
– Эй, послушай! – запротестовал Джеф. – Твой бойфренд охранял больницу, как ротвейлер, а потом умыкнул тебя в лесную башню, как чертову Рапунцель!
Трейси глубоко вдохнула и сосчитала до трех.
– Ты где?
Джеф объяснил.
– Встретимся через двадцать минут в L’eglise Saint-Louis-des Invalides[26].
– L’eglise[27] чего? – переспросил Джеф.
– Просто будь там.
Церковь Святого Людовика, непопулярная среди туристов, пряталась в глубине мемориального комплекса позади великолепного, покрытого позолотой Дома инвалидов. Спроектированная архитектором Жюлем Ардуэн-Мансаром в семнадцатом веке, часовня по приказу Людовика XIV была предназначена исключительно для солдат. Каждый камень, от завешанных стягами стен до крипты, заполненной гробницами французских генералов, был пропитан военной историей. Но сегодня днем, как почти во все остальные дни, в часовне практически никого не было, за исключением нескольких тихих молящихся, стоявших на коленях или зажигавших поминальные свечи.
Джеф увидел Трейси сразу же, как только вошел. Она одиноко стояла на коленях в боковом приделе. Перекрестившись, он опустился на колени рядом и прошептал ей на ухо:
– О чем молишься?
– О мужестве, – прошептала в ответ Трейси. – Оно мне требуется, когда рядом ты.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джеф, проигнориров колкость.
– Прекрасно.
– Мне сказали, ты была в коме.
Трейси подумала: «А ты все равно не пришел», – но вслух произнесла:
– Со мной все хорошо, Джеф. Мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне. Куда ты ездил?
– В Брюгге.
Джеф согласился последовать совету Фрэнка Дорриена и не рассказывать Трейси о своей поездке в Стимбот. Для этого у них будет достаточно времени, но позднее.
– Видел Дрекселя?
– Да.
– А про Салли Файерс знаешь?
– Да, – хмуро кивнул Джеф.
Церковный служитель, деловито полировавший дарохранительницу и алтарные подсвечники, посмотрел на них с упреком, и Джеф понизил голос:
– Ужасная история.
– Есть какие-нибудь мысли насчет того, кто это сделал?
– Ну, это точно был не Хантер, – прошептал Джеф. – Я следил за ним, когда это случилось. Он крупно выиграл в покер в старом городе, потом встретился с женщиной, и я почти уверен, что это была Алтея.
Глаза Трейси удивленно распахнулись.
– Серьезно?
Джеф как можно подробнее описал женщину, с которой встретился Хантер, и все случившееся.
– Твой друг генерал Дорриен позвонил мне, чтобы рассказать об убийстве Салли, поэтому я больше ничего не услышал. Но я слышал, как Хантер назвал ее Кейт. Дважды.
Кейт. Имя, настоящее имя. Алтея впервые стала чем-то осязаемым, а не просто тенью. Возможно, это не великое достижение, но уже кое-что.
– Они ссорились. Не знай я правды, подумал бы, что это размолвка между любовниками. Он пытался всучить ей деньги, а она отказывалась. И ушла очень расстроенная.
– Ты сказал, что пошел за ней?
– Да, Дорриен велел. Но я потерял ее на какой-то площади. Городишко-то крохотный, но похож на лабиринт. Особенно ночью.
– Я помню, – отозвалась Трейси.
Между ними на мгновение промелькнуло что-то теплое, искра общей ностальгии по другой жизни, но быстро исчезла.
– Твоя очередь.
– Мне нечего рассказывать. Я приходила в себя после тяжелой травмы головы, помнишь? И делом не занималась.
Джеф с любовью посмотрел на нее.
– Можешь попытаться впарить это кому-нибудь, кто тебя не знает, милая. Если бы ты не работала, то не пошла бы ни к Гаю, ни к мадам Дюбонне. Насчет Салли Файерс ты бы тоже ничего не знала. Так что происходит?
Трейси поделилась с ним последними версиями ЦРУ: что Хантер Дрексель определенно имел отношение к стрельбе в Нейе, что, возможно, приложил руку к убийству Салли и Элен.
– Я не знал про того студента. Это печально… – Джеф нахмурился и вроде бы заколебался.
– Я чую «но».
– Даже не знаю. – Он внимательно посмотрел на Трейси. – Хантер определенно имеет какое-то отношение к «Группе-99». Он не тот, за кого себя выдает.
– Согласна.
– И американцы, и британцы взяли его в разработку. И вероятно, они правы. Но кое-что тут не складывается.
– Точно, – прошептала Трейси. – Как, например, тот факт, что Салли Файерс он не убивал.
– Вот именно.
– Но Фрэнк Дорриен уже знал, что она убита, буквально через несколько минут после случившегося.
Джеф кивнул.
– Я об этом думал. Он мог наблюдать за домом.
– Но ты все еще ему доверяешь? – Трейси глубоко заглянула в глаза Джефу.
Глядя на нее, Джефу страстно захотелось рассказать ей все, и потребовалась вся его сила воли, до последней капли, чтобы удержаться.
– Ты же меня знаешь, – бросил он насмешливо. – Я не доверяю никому. А ты?
– Мне кажется, Грег Валтон неплохой человек, – ответила Трейси. Упоминать при Джефе имя Камерона она не стала: в прошлый раз усвоила урок. – Кстати, я обещала, что передам ему всю полученную от тебя информацию. Раз уж мы так открылись друг другу.
– Не вздумай! – воскликнул Джеф чуть настойчивее, чем собирался, и пояснил: – Что знает Валтон, то знает Милтон Бак. Никогда об этом не забывай, никогда.
Трейси удивило, что имя агента ФБР он прямо-таки выплюнул, словно ядовитое. У Джефа было столько же оснований не любить агента Бака, сколько у нее. В конце концов, если бы Баку разрешили поступить по его усмотрению, Джефа просто оставили бы умирать от рук Дэниела Купера, который прибил его к кресту в стоявшем на отшибе амбаре. Однако раньше именно Трейси опасалась Милтона Бака, а Джеф относился к нему как к шуту.
Что-то изменилось?
– Я полагаю, британцы знают про Кейт? – решила сменить тактику Трейси.
– Да. Обо всем, что только что узнала ты, я рассказал Фрэнку Дорриену. В МИ-6 целую неделю выискивали любых Кейт в прошлом Хантера.
– Нашли что-нибудь?
– Столько всего, что по сравнению с Дрекселем Мэджик Джонсон[28] кажется буддийским монахом. Но ничего серьезного. Пока.
– Хорошо, – сказала Трейси, еще раз перекрестилась и встала. – Я этим займусь.
Джеф положил ладонь ей на руку.
– Не исчезай больше, Трейси. Я думаю, Хантер вернулся в Париж, потому что планирует очередное нападение. А вся эта чушь насчет статьи лишь прикрытие.
Трейси кивнула, так как больше не верила в Хантера Дрекселя, отважного журналиста: слишком много народу погибло.
– Он пытается убедить Кейт, кем бы она ни была, помочь ему. Ты не должна приближаться к этой женщине. Если вызовешь у нее подозрение, окажешься в серьезной опасности.
– Думаешь, мне это не понятно? Я целую неделю пролежала в коме, – напомнила ему Трейси. – Единственная причина, по которой я это делаю, – Ник.
Джеф смотрел вслед Трейси, выходившей из церкви: голова скорбно опущена, как у безымянных военных вдов, что молятся здесь, и думал:
«В некотором смысле так оно и есть. Ее жизнь представляет собой одну долгую войну. И так много потерь…»
И в этот миг его захлестнула всепоглощающая любовь к ней.
Даже Джефу Стивенсу ложь не всегда дается легко.
«Привет, вы позвонили Джефу Стивенсу. Оставьте свое сообщение».
Фрэнк Дорриен начинал злиться: уже в третий раз ему не удавалось дозвониться до Стивенса. После Брюгге Фрэнк не сомневался, что Стивенс опять в деле, что его обычная неуправляемость взята под контроль, но так было до тех пор, пока Джеф снова не встретился с Трейси Уитни.
Трейси, безусловно, была полезна Фрэнку Дорриену, хотя не знала об этом. Ее отношения со Стивенсом обеспечили МИ-6 громадное преимущество, но информация, которую они получали благодаря ей, давалась дорогой ценой. Когда Трейси и Джеф сходились вместе, все становилось непредсказуемым. А между тем ставки были слишком высоки, выше, пожалуй, не бывало.
Фрэнк Дорриен ощутил первое шевеление настоящего страха, как будто ослепленные солнцем бабочки медленно возвращались к жизни, и, вглянув на часы, бегом бросился в сторону отеля Джефа.
– Когда вы в последний раз связывались с Трейси?
Тело Милтона Бака напряглось от раздражения и негодования. Кем, черт побери, возомнил себя этот Камерон Крю, позволяя себе прерывать его в самый разгар важного совещания с французской разведкой?
– Повторяю: я сейчас не могу разговаривать.
– Да мне плевать, агент Бак! Я не могу до нее дозвониться и требую ответа. Сейчас же!
«Надменный сукин сын! Я не один из твоих жалких прислужников».
– Я вам перезвоню, когда совещание закончится, – процедил Милтон сквозь стиснутые зубы.
– Не утруждайтесь! – рявкнул Камерон. – Я обращусь к тем, кто повыше рангом. Бог знает, зачем я вообще разговариваю с мартышкой, поскольку нам обоим известно, что шарманщик в вашей паре Валтон.
И разъяренный Милтон Бак услышал в трубке короткие гудки.
Грег Валтон обнадежил:
– Я виделся с ней два дня назад. Все в порядке. Мы не договаривались, что она станет отчитываться ежедневно.