– Рада за тебя, – устало бросила она.
– Собираюсь стать копом. Мне нужно убраться из Питсбурга. Начать по новой. Думаю, лучше всего в Нью-Йорке.
– Отлично, Митч. Желаю удачи.
Хелен повесила трубку.
Но Митч тут же перезвонил.
– Я подумал… может, согласишься поехать со мной? Сначала мы, естественно, поженимся. Пожалуй, мы смогли бы…
– Когда? Когда мы поженимся?
– Когда скажешь. Завтра?
Спустя полтора месяца семья перебралась в Нью-Йорк.
Еще через семь недель Хелен забеременела.
Они назвали свою малышку Селестой. Потому что она была даром небес. Хелен буквально расцвела и порхала по их крошечной квартирке в Куинсе, часами прижимая к себе дочь. Митч тоже любил забавную девчонку с гривкой черных волос и испытующим взглядом умных серых глаз. Но он почти не бывал дома. Сначала учеба в полицейской академии, потом – уличное патрулирование. Чаще всего, когда отец приходил домой, Селеста уже спала в колыбельке, а измученная Хелен пластом лежала на диване. Постепенно, день за днем, час за часом, Митч все с большим трудом прорывался сквозь кокон любви, окутывавший его жену и дочь.
Его повысили, и он снял квартиру побольше, ожидая, что это сделает Хелен счастливее.
Он ошибался.
– Мы никогда тебя не видим, Митч.
– Конечно, видите! Брось, солнышко, не преувеличивай.
– Я не преувеличиваю. Вчера сама слышала, как Салли-Энн спросила Селесту, есть ли у нее папа.
– Что за вздор! – рассердился Митч. – И кто такая Салли-Энн?
Хелен окинула мужа уничижительным взглядом.
– Лучшая подруга твоей дочери. Салли-Энн Мейер. Последние два года они с Селестой неразлучны.
– В самом деле?
– В самом деле.
Митчу стало не по себе.
Он искренне хотел проводить побольше времени дома. Но как он твердил Хелен, плохие парни никогда не берут отпуск. Грабители, громилы, торчки, бандитские шайки, насильники каждый день наводняли улицы города, терроризируя беззащитных, беспомощных, бедных. Профессия детектива оказалась его призванием. В точности как для Хелен призванием было материнство.
Развод случился как гром с ясного неба. Как-то вечером Митч явился домой, ожидая увидеть на столе ужин. Вместо этого он нашел стопку юридических документов. Хелен и Селеста исчезли.
Оглядываясь назад, он запоздало понял, что все признаки были налицо. С началом кризиса количество уличных преступлений неуклонно росло. С падением «Кворума» безработица в Нью-Йорке увеличилась, и без того скверная ситуация стала в двадцать раз хуже. Митч Коннорс постоянно находился на передней линии фронта. Он не мог просто отложить пистолет и вовремя отправиться домой к обеду.
Ну, положим, мог. Но даже не пытался. К тому времени, когда он осознал, как именно отзывается преданность службе на его браке, было слишком поздно.
Отныне жизнью Митча стал Нью-Йоркский департамент полиции. Люди шли работать в полицию по разным причинам, и не все из них были благородными. Некоторые обожали власть, которую давали жетон и оружие. Фанатики силы… Такие были хуже всего. Другие искали мужской дружбы. Нью-Йоркский департамент полиции для таких парней был чем-то вроде команды по американскому футболу или студенческого братства. Он заполнял в их жизни пустоту, которую не могли заполнить семья и штатские друзья. Митч Коннорс понимал таких людей, но не считал, что сам из них. Он стал копом не для того, чтобы заводить друзей или командовать обычными людьми. Просто искупал смерть отца. И верил, что сможет что-то изменить.
Убийце его отца все сошло с рук, и это было неправильно. Преступник должен быть наказан. Что же до богатых преступников, образованных людей вроде Грейс и Ленни Брукштайн, они были хуже всех остальных, вместе взятых.
Митч встал, пинком отодвинув пыточное кресло Хелен.
«В этом деле есть какая-то проблема. Какая же, черт побери?»
Наконец до него дошло.
«Ну конечно! В этом замешано ФБР».
Прошло два года с разоблачения наглой аферы Брукштайнов, но вся Америка знала: украденные миллиарды «Кворума» до сих пор не найдены. Гарри Бейн, жизнерадостный заместитель директора ФБР, прилагал все усилия, чтобы найти пропажу, но результатом был большой жирный ноль. Агенты Бейна десятки раз допрашивали Грейс Брукштайн в тюрьме, однако вдова стойко держалась первоначальных показаний.
Как большинство сотрудников департамента полиции, Митч не особенно доверял ФБР. После побега Грейс Гарри Бейн неизбежно начнет совать свой обученный в Гарварде нос в расследование Митча, беспокоить свидетелей, напирать как танк. Как витиевато выразился босс Митча: «Бейн привяжется к твоей заднице, как вирус герпеса. Будь готов к борьбе».
Митч подготовился.
«Деньги – проблема Гарри Бейна. Грейс Брукштайн – моя».
Может, если он поймает Грейс и станет национальным героем, Хелен к нему вернется. Но действительно ли он хочет именно этого?
Теперь Митч и сам не знал.
Может, он не создан для брака…
Пора приниматься за работу.
Глава 16
Грейс забралась в фургон, и в лицо ударила волна тепла. Пальцы ног и рук болезненно закололо. Конечно, хорошо было оказаться в машине, но доверять никому нельзя. Сколько времени пройдет, прежде чем о ее побеге станет известно? Самое большее – день. А может, полицейских уже известили? Повсюду расклеят свежие фотографии…
– Куда направляешься?
Хороший вопрос. Куда она направляется?
Грейс взглянула на компас на приборной доске.
– На север.
Ее план, если это можно было так назвать, заключался в возможно более скорой встрече с Дэйви Бакколой. Они договорились пересечься на Манхэттене – Таймс-сквер. Дэйви убедил Грейс после побега не сразу бросаться преследовать Джона Мерривейла.
«Иначе вы рискуете попасться в лапы копам, и на этом все кончится», – заключил он.
Дэйви был убежден, что близок к разоблачению убийцы Ленни.
«Еще несколько недель. Доверьтесь мне».
Именно он предложил место и время встречи, считая Таймс-сквер настолько людным местом, настолько открытым, что никому в голову не придет искать там Грейс.
«Даже если кто-то и узнает вас, подумает, что обознался. И будем надеяться, этого вообще не случится. У вас будет время поработать над своей внешностью».
Грейс хотела встретиться с ним сразу же, но Дэйви был неумолим: «Нет, пока мне нечего вам сказать. Я должен быть уверен. Каждая встреча – это риск. Нужно, чтобы от нее была польза».
А пока что Грейс собиралась укрыться в безопасном месте, собраться с мыслями и, конечно, начать работу над приличной маскировкой. Она внешне совершенно не походила на ту женщину, которая возмущала всю Америку в зале суда. Ни один человек, знавший Грейс в дни ее славы, не узнал бы ее сейчас. Сломанный нос, потускневшая кожа, короткая бесформенная стрижка и омертвевшие от боли глаза могут защитить ее в первые несколько часов и дней. Но Грейс понимала – этого будет недостаточно. Ей придется меняться. Ежедневно. Еженедельно. Подобно хамелеону.
И дело не только во внешних метаморфозах. Прежде всего нужно переделать себя. Успешные мошенники, как прославленные актеры, умели становиться кем-то другим. Влезать в чужую шкуру. Они излучали уверенность, вызывали доверие, и это срабатывало лучше всякой маски, парика или краски для волос. За дни, предшествовавшие побегу, Грейс бесконечно повторяла эту мантру.
«Грейс Брукштайн мертва.
Меня зовут Лиззи Вули.
Мне двадцать восемь, архитектор из Висконсина».
– Хм, на север?
Голос водителя вернул Грейс к действительности.
Грейс поколебалась.
– Я спрашиваю потому, что при вас нет ни чемодана, ни сумки. А одеты вы прямо для Флориды, – ухмыльнулся он. Грейс заметила, как он пожирает взглядом ее голые ноги, и инстинктивно их скрестила, одернув юбку.
– Я собиралась в спешке. Моя… сестра заболела.
Ложь была настолько очевидна, что Грейс покраснела. Но водитель, похоже, не заметил.
– Как тебя зовут, крошка?
– Лиззи.
– Миленькое имя. И ты очень хорошенькая. Но думаю, это тебе уже известно, так?
Грейс судорожно стянула края блузки, пытаясь застегнуть ее на самую верхнюю пуговицу. Но пуговицы не было. Этот тип чем-то ее пугал.
Неожиданно он свернул к обочине и нажал на тормоз. Грейс подскочила.
– Прости, мне нужно отлить.
«Может, лучше выскочить? Сбежать?»
Нет, это безумие. Она должна выбираться отсюда. Надо доехать с ним хотя бы до ближайшего городка: это миль пятьдесят, не больше.
«Нельзя пугаться каждого парня, который пристает ко мне! Все мужчины таковы, верно? Этот в порядке».
Водитель вернулся через две минуты, с термосом и пластиковым контейнером с сандвичами. Должно быть, достал из фургона.
– Голодна?
В желудке Грейс предательски заурчало.
– Да.
Он включил зажигание и снова выбрался на дорогу.
– В таком случае валяй, Лиззи. Обо мне не беспокойся. Я уже поел, но жена всегда кладет мне что-нибудь в дорогу.
Так он женат!
Грейс расслабилась.
– Спасибо. Спасибо большое.
И принялась за еду.
Проснулась она в задней части фургона. Она лежала лицом вниз. Шерстяная юбка была задрана до бедер, трусики болтались где-то на щиколотках. Водитель лежал на ней, шаря пальцами между ее бедрами.
– Вот так, Лиззи. Пошире. Откройся для папочки.
Грейс застонала и попыталась пошевелиться. Но водитель всем своим весом придавливал ее к полу.
Неуклюже действуя свободной рукой, он сунул в нее свой член.
– Нет!
Она сама не поняла, выкрикнула ли это вслух. Впрочем, какая разница. Мужчина продолжал врезаться в нее: глубже, сильнее. В его действиях не было ничего поспешного. Он двигался размеренно, наслаждаясь каждым мгновением.
Грейс ощутила, как его руки ползут вперед и шарят под лифчиком, пока он не нашел ее груди.
– Как насчет этих сисечек? – шептал он, стараясь распалить ее. Жесткие усы кололи ее щеки.
– Ты уже очнулась, Лиззи, верно? Я же чувствую, как ты извиваешься подо мной! И как тебе это, беби? Здорово, когда тебя так дерут? Бьюсь об заклад, здорово. Но не волнуйся, Лиззи, у нас впереди вся ночь.