– Зовите меня Никки. Спасибо, что согласились на раннюю встречу.
Женщина, протягивавшая ему руку, была даже более эффектной, чем казалась на фото в статьях, посвященных убийце-зомби.
Доктор Робертс позвонила частному детективу накануне поздно вечером, намереваясь оставить сообщение с просьбой связаться с ней в удобный момент, однако Дерек почти сразу взял трубку. Никки вкратце рассказала о своей проблеме, и они условились о встрече. Дерек согласился заняться ее делом отчасти потому, что чудовищно нуждался в деньгах, отчасти из-за того отчаяния, которое звучало в голосе миссис Робертс.
По своему опыту Дерек знал: отчаяние в голосе обычно означает щедрый гонорар.
Перед встречей с клиенткой он навел кое-какие справки. Так ему стало известно, почему за Никки Робертс установлено наблюдение полиции, кем именно приходится убитой Лизе Флэннаган Уильям Баден и как погиб муж самой Никки.
Доктор Робертс была вдовой известного врача, а некоторые из ее клиентов имели крупные счета в банке. Для Дерека Уильяма это означало только одно: скоро у него заведутся денежки. Для злостного неплательщика алиментов, перед которым маячила перспектива исправительных работ, это было очень кстати. Оставалось надеяться, что неловкий момент с кофе не оттолкнет от него клиентку.
Но, похоже, нервы Никки Робертс были на таком взводе, что она даже не заметила его нервозности. Присев напротив, Никки достала плотный конверт из крафтовой бумаги и протянула ему.
– Не знаю, с чего начать, – пояснила она смущенно. – Мне нужна помощь, мистер Уильямс. Как я уже сказала вчера по телефону, полиция не слишком преуспела в расследовании.
– Если бы каждый раз, когда я это слышу, мне давали доллар, я был бы уже весьма небедным человеком. – Он наклонился вперед и доверительно произнес: – Доктор Робертс… Никки… расскажите мне в деталях все, что считаете относящимся к делу. Полицейские сводки я уже читал, мне нужно ваше мнение.
Никки медленно кивнула, собираясь с мыслями и одновременно изучая детектива профессиональным взглядом.
Лишний вес, потное лицо. Движения медленные, поступь, должно быть, тяжелая. Глаза желто-зеленые – скорее всего любит выпить. Судя по одежде, нуждается в деньгах. Кольца нет, но безымянный палец сужен на третьей фаланге – разведен либо ходок.
Тем не менее бывшие клиенты Уильямса отлично отзывались о его услугах, отмечая талант добывать информацию и всюду проникать, порой рискуя репутацией и превышая полномочия. А Никки как раз искала того, кто не побоится рисковать, выполняя задание.
– Не знаю, с чего начать, – повторила она.
– С самого начала, – подсказал Уильямс, жестом подзывая Андреа. – Я буду блинчики и тарелку жареного бекона. А моя знакомая будет… Чего хотите?
– Мне только кофе.
– Принеси ей яичницу с беконом, – попросил он официантку и вновь обратился к Никки: – Вам надо хорошенько подкрепиться, моя дорогая. Если вы звоните мне на ночь глядя, значит, у вас стресс. А если у вас стресс, надо хорошо питаться и много спать.
Это было глупо и ужасно мило, и Никки внезапно прониклась к толстяку, пожалуй, именно в этот момент поняв, что наймет его для расследования.
– Что ж, – выдохнула она. – Если рассказывать с самого начала… давайте начнем с того, что мой муж мне изменял.
Когда шасси частного самолета коснулись посадочной полосы в аэропорту Кабо-Сан-Лукаса, Валентина Баден мысленно поблагодарила Бога за удачный полет.
Валентина боялась летать. Пожалуй, это была одна из немногих ее фобий. Боязнь высоты была иррациональной, и даже частые перелеты из года в год не смогли ее победить. Миссис Баден никак не могла контролировать самолет в небе – должно быть, это и вызывало страх. Все остальное в жизни Валентины находилось под ее неустанным надзором. Она управляла своими фондами, своим браком, семейным бизнесом и даже личными отношениями.
В свой нынешний приезд в Лос-Анджелес Валентина проверила, как в ее отсутствие идут дела в фонде защиты животных. Она заявилась в офис без предупреждения и затребовала все бухгалтерские документы. После того как налоговая служба начала проверку отчетности фонда, миссис Баден неустанно просматривала бумаги по каждой операции. Всю подоплеку работы фонда знали лишь несколько человек. Чтобы усердные государственные служащие не слишком глубоко копали, Уиллу пришлось кое-кому заплатить кругленькую сумму. Сам он полностью доверял жене и понятия не имел, каких именно животных и от кого защищает ее фонд. И только Валентина знала, какой страшной участи избежало их семейство.
Ах как суетились служащие, внезапно столкнувшись с ней в коридорах офиса! Разворошенный муравейник, ни дать ни взять! О, как льстиво они улыбались и желали приятного дня, как услужливо предлагали кофе. Валентина неустанно твердила своим людям, что благотворительность – такой же бизнес, как и любой другой. Либо делай хорошо, либо не делай совсем. Еще больше она гордилась деятельностью по розыску пропавших без вести. За пятнадцать лет лишь считаное количество дел осталось нераскрытыми: например, пропажа Ричи Лэмба, отправленного в Турцию в семью по обмену и исчезнувшего прежде, чем добрался до нужного места. Парнишку похитили, не оставив следа, и это мучило Валентину. Или история с Шарлоттой Клэнси, подрабатывавшей в Мексике и жившей в местной семье. Историю освещала пресса, фонд Валентины Баден из кожи вон лез, пытаясь напасть на след, но все было тщетно. Это исчезновение напомнило ей пропажу родной сестры Марии много лет назад. В обоих случаях девушки пропали в Мехико-Сити.
И все же Валентина гордилась своими успехами. Многие дети возвращались к родным и близким. Другим повезло меньше, на их след выходили слишком поздно, однако для родителей лучше один раз оплакать погибшего ребенка и наладить дальнейшую жизнь, чем много лет жить неугасающей надеждой, сжигающей все внутри. Так было и в случае с Брендоном Гролшем.
Но хорошие результаты давались нелегко. Валентина Баден управляла жесткой рукой, применяя метод кнута и пряника. Правда, в этот раз кнут требовался чаще, и к концу визита у двух ассистентов и главного бухгалтера натурально тек пот по вискам.
– Если хочешь, чтобы было сделано хорошо, сделай это сам, – раздраженно говорила она, обращаясь к офис-менеджеру Терри Энгельсу. Ассистенты – вторая команда за этот год – сверлили взглядом пол. – Документация ведется беспорядочно, бюджет не сверен. Я что, лично должна просматривать каждую статью расходов? Или тебе нужны новые помощники? А может, ты и сам потерял хватку?
Конечно, миссис Баден редко проверяла отчетность. Ей достаточно было держать людей в жестких рукавицах. Сама же она занималась совсем другими делами: например, присматривала за чужим бизнесом. Вот и сейчас ей надо было позаботиться об одном русском выскочке. Валентина успела нанести визит важному человеку и договориться о важных вещах. Приятно, что дельце удалось обстряпать в короткие сроки и не вызвав подозрений у супруга. В последнее время его паранойя только крепла, а предстоящая сделка и вовсе лишила сна. Валентина хотела вернуться с Уиллом в Мексику, но не все дела можно уладить из Латинской Америки.
Так или иначе, Валентина прибыла в Мехико, полностью довольная собой. Теперь оставалось дождаться, пока вся эта шумиха вокруг смерти Лизы Флэннаган уляжется, а пресса найдет новую тему для обсуждений, и жизнь вернется в прежнее русло.
– Какое счастье, что ты вернулась!
К удивлению Валентины, муж встречал ее у трапа самолета. Выглядел он паршиво: бледный, помятый, одетый в спортивный костюм, словно старик, вернувшийся с пробежки. Изо рта неприятно пахло.
– Что такое?
– Он не звонит уже два дня. Кажется, взбесился.
– Да кто взбесился? – переспросила Валентина, пока рабочие выгружали ее чемоданы.
– А ты как думаешь? – рявкнул Уилл.
– Родригес? – охнула Валентина.
– Конечно, Родригес! Нам не стоило с ним связываться. С самого начала это была опасная затея…
– Зато она принесет нам целое состояние, – холодно заметила жена. – Тебе надо успокоиться, милый. Сейчас не самое подходящее время для истерик. Люди вроде Родригеса за милю чувствуют слабаков. Я с такими выросла, помнишь? Здесь бизнес строят на силе и власти.
– Да знаю я!
– Тогда соответствуй, – воззвала Валентина. – Ты выполнил свою часть сделки, условия были честными. Если Родригес злится, это его право.
– Его право? – Уилл едва не подавился этим словом. – Какое еще право? Валентина, да ты знаешь, на что он способен? Эти проклятые мексикашки – страшные люди. Он убьет меня! Убьет нас обоих. Прямо в спальне глотки перережет.
Валентина невозмутимо села на заднее сиденье «бентли». Водитель уложил чемоданы в багажник. Машина тронулась. Лишь после этого она заговорила:
– Милый, не называй Родригеса мексикашкой даже в мыслях. Поверь, я знаю, на что способен этот человек. Я имела с ним кое-какие дела в одном из своих фондов.
– Валентина, речь идет не о пожертвованиях! – завопил Уилл. – Это совсем другое! Родригес понятия не имеет, чем я рискую!
«Так вот что он думал о своем мексиканском партнере! Что ж, наивно, но так тому и быть».
– Ты прав в одном. Если Родригес захочет от тебя избавиться, это не составит ему труда. Но он не сделает этого. Ты нужен ему, без тебя у него нет выходов на рынок Лос-Анджелеса. Ему нужны твои связи, твои обходные пути. Ты просто должен играть свою роль.
Уилл открыл рот, собираясь возразить, но Валентина подняла ладонь.
– Я очень устала, милый. У меня были трудные дни в фонде. Я хочу посидеть в тишине. Поговорим за ужином.
И она прикрыла глаза.
– Мне позвонить ему еще раз? – неуверенно спросил Уилл.
Не открывая глаз, Валентина процедила:
– Не звони ему. Ради бога, Уилли, где твои яйца?
Шофер взглянул на нее в зеркало заднего вида, с трудом подавив смешок.
В половине одиннадцатого Дерек Уильямс наконец вышел из кафе и поехал в свой офис. Конечно, помещение размером десять на восемь метров, без окон и почти без мебели, офисом можно было назвать с натяжкой. Комнатушка располагалась прямо над автобусной остановкой, возле которой ошивались темные личности, за один день зарабатывавшие втрое больше, чем Дерек за месяц. Рядом находились еще пять помещений, которые сдавались в аренду. Одно занимал адвокат Алан Кларксон, с которым Дерек неплохо ладил, другое – барыга Фабриццио. Четвертая комнатушка пустовала. В пятой обычно женщина из Феникса валяла из войлока сумки и бусы. Насколько Уильямс мог судить, изделия никто не покупал.