Она в последнюю минуту отказалась от выбранного платья и надела другое, темно-зеленое, из тяжелого жаккарда с высоким воротником «мандарин». Образ получился немного похожим на Круэллу Де Вил[16], но все было не так уж плохо. Вид сдержанный и элегантный. Короткое колье из жемчуга и бриллиантов казалось не таким уж сдержанным, но в возрасте Алексии подобные вещи не воспринимаются как грех, и, кроме того, это фамильное наследие, что, естественно, радовало Тедди. Парикмахер перекрасил, подстриг и уложил волосы, косметолог повозился с кожей лица, а макияж накладывала сама несравненная Маргерит. Алексия выглядела и чувствовала себя на миллион долларов. «Готова к сражению», – как сказал бы Тедди.
– Черт бы побрал эту проклятую идиотскую штуку. Где Бейли? – ворчал тот, возясь с галстуком. Несмотря на посещение подобных мероприятий в течение сорока лет, он по-прежнему не умел его завязывать.
– Не нужен тебе Бейли, – отмахнулась она, убирая его руки и принимаясь за дело сама.
– Над, вокруг, под, через. Все. Это не высшая математика, дорогой.
Тедди обхватил ее за талию, притянул к себе. Алексия, закрыв глаза, вдыхала знакомый запах, смесь афтершейва «Флорис», мыла «Пирс», зубной пасты и начищенной кожи туфель. «Безопасность». «Дом».
И дело не в сексуальном притяжении. Даже в молодости она была равнодушна к этой стороне брака, но находила присутствие мужа утешительным, не столько волнующим, сколько приятным. Все равно что прижимать к себе потрепанного, но любимого игрушечного мишку. Именно это она испытывала сейчас. Жаль, что нельзя закупорить эти ощущения в бутылочку, чтобы наслаждаться ими в одиночестве, когда стрессы настоящего и ужасы прошлого станут слишком невыносимы.
– Я люблю тебя.
Они были женаты свыше тридцати лет. Тедди понимал жену достаточно хорошо, чтобы знать: вербальные выражения привязанности совсем не в ее стиле. И поэтому встревоженно пощупал ее лоб:
– Ты здорова, старушка?
Смущенная Алексия стукнула его по руке:
– Перестань издеваться! Неужели я хотя бы изредка не могу сказать мужу, как сильно его люблю?
– Я не издеваюсь.
Она вдруг увидела, что он вовсе не шутит.
– Дорогая, дорогая Алексия, – настойчиво прошептал он, – если бы ты имела хоть малейшее понятие, как люблю тебя я, на что готов пойти, чтобы защитить…
– Что?!
– Ты ужаснулась бы.
Он стал страстно целовать ее, проникая в рот языком, как подросток в заднем ряду кинотеатра. Алексия была так шокирована, что ответила тем же. Ужасно волнующе, словно она целуется с незнакомцем… но через несколько секунд она ощутила чей-то взгляд. Отстранившись, она увидела Рокси, чье кресло стояло в дверях спальни. Она выглядела потрясающе в платье кремового шелка. По крайней мере выглядела бы, если бы не брезгливое отвращение, исказившее лицо.
Алексия потеряла самообладание.
– В чем дело, Роксанна? Никогда раньше не видела, как муж и жена целуются?
– Успокойся, дорогая, – пробормотал Тедди, но Алексию уже несло.
– Нет, прости, Тедди, но я не успокоюсь. Как она смеет смотреть на нас с таким видом! Я устала оглядываться в собственном доме, каждый раз, когда целуюсь с собственным мужем. Такое впечатление, будто я все время иду по тонкому льду! Мы с твоим отцом любим друг друга, Роксанна. Мы счастливы вместе, безоблачно счастливы, и если тебе это не нравится… что же… это твои проблемы.
Роксанна открыла рот, явно пытаясь сказать что-то, но тут же сжала губы. И продолжала сидеть неподвижно, казалось, целую вечность. Но наконец прохрипела:
– Это Майкл…
Холодный страх наполнил сердце Алексии.
– Майкл? Что с Майклом? Что случилось?
– Я пришла, чтобы вам сказать…
Слезы лились по лицу Рокси.
– Произошла ужасная авария.
Глава 25
Саммер выскочила из такси и вбежала через двойные двери в больницу «Джон Рэдклифф». Расположенная в Хедингтоне, в нескольких милях от городского центра Норт-Оксфорд, она служила пунктом одного из крупнейших в стране отделений неотложной помощи. Шла вторая половина субботнего дня, небо застлали тучи. Пабы были еще открыты. И поскольку это был Оксфорд, в больнице Саммер пришлось пробираться к справочной через море пьяных студентов, громко жаловавшихся на увечья, по большей части причиненных собственноручно.
– Майкл де Вир, – выдохнула она. – Авария на мотоцикле. Он поступил несколько часов назад.
«Пожалуйста, пожалуйста, Майкл, держись. Пожалуйста, не умирай».
Цепь ужасных случайностей помешала Саммер приехать раньше. Роксанна была обозначена в записной книжке Майкла как ближайшая родственница. Услышав новости, Рокси немедленно позвонила Саммер, но, к несчастью, у той в мобильном села батарейка, а сама она вышла из дома Майкла несколькими минутами раньше, чтобы пойти в магазин за косметикой. Только через два часа Саммер наконец получила сообщение Рокси. Сообщение, которого не забудет, сколько жива.
Вернувшись домой, она включила автоответчик в надежде услышать голос Майкла, но вместо этого послышались рыдания Рокси. Та рассказала, что Майкла «раздавил» грузовик и что его везут в больницу.
Последние слова отпечатались в мозгу Саммер огненным клеймом: «Неизвестно, выживет ли он».
Саммер, босая, выбежала на улицу. С длинных волос капала вода, но уже через пятнадцать минут она нашла такси. Еще пять минут ушло на то, чтобы убедить водителя везти ее в больницу, полуодетую, едва не бьющуюся в истерике. К тому же пришлось пробираться по пробкам.
Медсестра в справочной напечатала имя Майкла на компьютере.
– Де Вир? Он здесь.
– Как он? В операционной?
Медсестра подняла глаза:
– А вы?
– Саммер. Саммер Мейер.
– Вы родственница?
– Нет. Подруга.
– Простите, разрешено только родственникам.
– Но я только что сказала: его подруга.
– Будешь моей. Хочешь… шикарная задница?
Омерзительный, совершенно пьяный мужчина в деловом костюме прижался к Саммер сзади, ощупывая ее и пытаясь удержаться на ногах.
Саммер, повернувшись, резко оттолкнула его так, что он врезался в ближайшую группу пациентов.
– Отвянь!
И снова подошла к сестре.
– Послушайте, звонила сестра Майкла и просила меня приехать. Она его ближайшая родственница. Пожалуйста, я должна его увидеть.
– Подождите минуту.
Женщина встала и принялась шепотом совещаться с коллегой. Саммер увидела их расстроенные серьезные лица и пришла к очевидному заключению: «Я опоздала. Он мертв».
Она хотела прямо спросить обо всем, но слова не шли с языка. Девушка стояла молчаливая и несчастная. Наконец женщина вернулась и протянула ей листок бумаги с номером.
– Если кто-то спросит, вы родственница. Отделение реанимации, четвертый этаж, лифт «С». Это ваш пропуск.
– Он мертв? – выпалила Саммер наконец.
Медсестра опустила голову, боясь встретиться с ней глазами.
– Вам все объяснят на четвертом этаже, дорогая.
– Пожалуйста, только скажите, он мертв?
Женщина обменялась тревожным взглядом с коллегой:
– Послушайте, нам нельзя ничего объяснять, – прошептала она Саммер. – Но согласно моим записям, Майкл де Вир объявлен мертвым час назад. Простите, в отделении вам скажут больше.
Саммер, как в тумане, проталкивалась к вращающимся дверям.
«Майкл мертв. Мертв. Я опоздала».
– У вас все в порядке, мисс? – спросил санитар. – Я могу помочь?
Саммер, как зомби, подняла листок. Санитар показал ей направление к ряду лифтов «С». Повернуть направо к травме, потом налево, к реанимации. Приемная – наверх по лестнице.
Саммер смутно сознавала, что вокруг движутся люди: сестры, пациенты, доктора и посетители. Где-то играла музыка, в кафетерии продавались сандвичи, завернутые в пластик, у большого аквариума толпились скучающие дети, сквозь высокие окна струился свет. Но для нее все замерло. Она двигалась по коридорам, как призрак, онемевший от ужаса и молчаливый.
«Он мертв. Майкл мертв».
Как ни странно, она подумала о празднике. Что происходит в Кингсмире, пока здесь разворачивается трагедия Майкла? Неужели там все продолжается, как было запланировано? Или высокопоставленным гостям дадут от ворот поворот? Она попыталась представить себе сцену.
«Простите, ваше высочество. Произошла трагедия. Сын хозяев погиб».
– Вы поднимаетесь, дорогая?
«Майкл убит, празднику конец».
– Четвертый этаж. Двери открываются, – прозвучал механический голос.
«Майкл умер на больничной койке, праздник отменяется».
– Это реанимация. Чем могу помочь?
– Саммер!
Это Тедди! Она повернулась. Туман рассеялся через несколько секунд, вместе с шоком… настолько, чтобы узнать доброе знакомое лицо отца Майкла.
– Тедди!
Она разразилась истерическими слезами.
– Ну, ну… – Тедди отечески обнял ее. – Не плачь. Все хорошо.
– Хорошо? Что тут может быть хорошего? – зарыдала Саммер. – Он мертв.
– Ничего подобного, – растерялся Тедди.
Надежда, подобно рвоте, подступила к горлу Саммер.
– Майкл не мертв?
– Нет, дорогая, Кто тебе сказал?
– Сестра в приемной внизу.
Она ощутила, как подгибаются колени. Тедди помог ей сесть.
– Должно быть, она спутала. Мертвой его объявила бригада «скорой». Но когда привезли его сюда, доктора смогли запустить его сердце.
– Так с ним все хорошо?
Она никак не могла осознать происходящее. Американские горки надежды и отчаяния, на которых голова шла кругом…
– Я бы так не сказал. Он в коме. Это все, что мы знаем. Его оперировали три часа и сделали все возможное.
– Но с ним все будет в порядке?
Тедди устало потер глаза.
– Честное слово, не знаю. Алексия говорила с докторами. Тебе лучше спросить у нее. Она сейчас с Майклом.
Медсестра впустила Саммер. Палата выглядела скорее как палуба флагмана «Энтерпрайз»[17]. Повсюду аппараты, провода и индикаторы: у стен, на подставках у кровати Майкла, некоторые даже свисали с потолка.