– Представляешь, Алексия ни разу его не навестила. Ни разу с тех пор, как это произошло. Взяла и исчезла.
– Уверена, у нее на это есть причины, – заметила Люси, поднося чашку к губам.
– Есть. Эгоизм! – взвилась Саммер. – Почему ты так слепа, когда речь идет об этой женщине? Почему вечно ее оправдываешь?
– Почему? – рассеянно переспросила Люси.
К немалой досаде Саммер, Люси вчера обедала с Алексией в Лондоне и постаралась подставить плечо, на котором можно поплакать.
– Честно, дорогая, я понимаю, тебе хочется обвинить кого-то. Но мать не виновата в том, что случилось с Майклом. Случилось несчастье.
– Может быть.
– То есть как это «может быть»? Это был несчастный случай.
– Майкл хороший водитель, – возразила Саммер. – Опытный. На пустой дороге да еще днем? С чего вдруг он не справился с мотоциклом?
– Потому что ехал на огромной скорости, – рассудительно ответила Люси.
– Да, но почему?
– Молодые люди на мощных мотоциклах иногда теряют ощущение реальности. Без всяких причин.
– Да, но не мчаться же на такой безумной скорости! И он вел себя так странно в ночь перед аварией. Постоянно говорил о каких-то тайнах и задавал непонятные вопросы. Вроде такого: если я знаю что-то скверное о человеке, который мне дорог, расскажу ли всем?
– Что расскажешь? – спросила Люси, ставя чашку.
– В том-то все и дело, не знаю. Он так загадочно себя вел. Но очевидно, что история неприятная. И чувствую, что речь идет об Алексии.
Люси задумчиво повертела кольцо на правой руке. Кольцо было семейной драгоценностью, подарком отца, полученным, когда она была совсем молода. Люси всегда вертела его, если нервничала, чтобы немного успокоиться и поразмыслить. Люси поощряла роман Саммер и Майкла. Но теперь ударил гром, и она хотела вернуть дочь домой, в Штаты, как можно дальше от этой трагедии. Люси знала больше фамильных тайн де Виров, чем хотела бы. Не стоит, чтобы и Саммер участвовала во всем этом.
Саммер допила двойной эспрессо.
– Я должна знать, что имел в виду Майкл. Что отвлекло его, когда…
«Я не перестала надеяться в отличие от остальных. Не сдалась. Где жизнь, там надежда».
– Когда случилась авария.
– А тебе не приходило в голову, что он, возможно, не хотел с тобой делиться этим секретом? У него была возможность сказать тебе, а он промолчал. Может, Майкл хочет, чтобы ты оставила все это в покое? И вела свою жизнь?
– Я веду свою жизнь! – вызывающе выпалила Саммер. – Остаюсь здесь ради Майкла. Поддерживаю как могу. Это моя жизнь.
– Саммер, милая…
– Мама, тебе не пора? Не хочешь же ты опоздать на самолет?
Люси взглянула на часы. Ей действительно пора. Как бы сильно ни хотела забрать Саммер, она не могла жить жизнью дочери.
– Хорошо, я уезжаю. Но мы еще поговорим об этом.
– Разумеется, – небрежно бросила Саммер.
– Твой отец уже позвонил декану и убедил его дать тебе отпуск по семейным обстоятельствам, но они рано или поздно захотят узнать, когда ты вернешься.
– Конечно. Я дам знать. До свиданья, ма.
Саммер проводила взглядом мать.
«Я никогда не вернусь. Нью-Йорк, колледж, и моя практика в «Пост»… все это часть иной жизни. Бессмысленной и выхолощенной. Все это ни к чему без Майкла».
Саммер пошла пешком на квартиру Майкла дальней дорогой через лабиринт переулков, вьющихся за Эксетер и Линкольн-колледжами, ведущих к Магдален-колледжу и реке. Приезд матери расстроил ее, мешая наслаждаться теплом позднего лета и красотой шпилей, возвышавшихся над головой. Улицы были полны счастливых влюбленных в шортах и темных очках, фотографировавшихся среди «дремлющих шпилей» или целующихся на древних мостах. Плакучие ивы купали ветки в неторопливых водах Черуэлла. Дети ели мороженое, бросали в воду камешки, опускали туда ноги. Мимо величественно плыло лебединое семейство.
«Все счастливы. Все живут так, словно ничего не случилось. Словно мир не замер». Саммер смотрела на прохожих с удивлением и гневом. В сердце рождался безрассудный гнев. «Как смеет жизнь продолжаться? Как смеет? И это когда Майкл борется за каждый вздох всего в нескольких милях отсюда?» Но другой голос в ее голове, материнский голос, был также настойчив: «С Майклом произошел несчастный случай. Никто не виноват. Возвращайся домой».
Неужели мать права? Неужели Саммер ищет особый смысл в обычном повороте судьбы, аварии мотоцикла, каждодневной жестокости, происходящей с миллионами людей по всему миру? Возможно. Но сейчас ей хотелось верить, что существует причина, по которой Майкл разбился в тот день. Существует что-то, что она должна знать. Что-то, что должна выяснить. Хотел бы этого Майкл или нет. Она будет рассматривать это как работу, как историю, которую ей поручили расследовать.
Все ее инстинкты говорили о том, что необходимо начать с матери Майкла, несгибаемой безжалостной Алексии де Вир.
Вернувшись на квартиру Майкла, Саммер сбросила туфли и босая потопала в кабинет. Компьютер Майкла все еще стоял на столе в «спящем» режиме, словно он в любую минуту войдет и начнет с того, на чем закончил. Вокруг разбросаны бумаги: квитанции, списки, счета, в большинстве своем относящиеся к празднику в Кингсмире. Ими были набиты также все ящики, стопки документов громоздились на принтере, стуле и диване. Очевидно, Майкл не слишком верил в компьютерные файлы. Саммер лениво спросила себя, каким это образом он ухитрялся вести успешный бизнес среди такого хаоса и выглядит ли письменный стол Томми Лайона таким же образом? Или Томми более аккуратен, и это он держит на плаву фирму, пока Майкл бурлит идеями, планами и теориями?
«Я должна позвонить Томми».
Сев за стол, она, к своему удивлению, обнаружила, что сердце бешено бьется. Неужели только пару недель назад она села в оксфордский поезд, не сомневаясь, что поймает Майкла на измене? В ту ночь он ее убедил, и она снова поверила ему, поверила в их любовь. Но сейчас, в тишине кабинета, Саммер снова одолели сомнения. Хочет ли она просмотреть почту, фото, фейсбучные контакты Майкла? Что, если она не сможет вынести того, что обнаружит?
«Пароль», – требовательно замигал экран.
«Как я глупа. Конечно, компьютер запаролен».
Она напечатала номер телефона Майкла, его знак зодиака, дату рождения.
«Вполне очевидное решение, но кто знает?»
Не повезло.
Далее попробовала перестановку имен родных, добавив даже свое, но опять ничего.
«Ладно. Придется просить профессионала. Но может, знают Рокси или Томми».
Отодвинув ноутбук, Саммер стала просматривать ближайшую стопку бумаг. Не зная, чего ищет, и не имея понятия, чем заняться, она стала их сортировать. Накладные справа, квитанции слева. Делила документы на деловые, профессиональные и мусор, побежав на кухню за корзинкой, чтобы выбрасывать конверты, флаеры и прочую дрянь. Работа поглотила ее. К тому времени как она взглянула на часы, было уже шесть вечера и солнце медленно опускалось за горизонт, бросая оранжевые лучи через щели в жалюзи и на пол кабинета.
Саммер встала и потянулась, как кошка. Она уже собралась налить себе выпить, но вдруг заметила коробку в углу комнаты. Все остальное в кабинете находилось в полнейшем беспорядке, но коробка, вернее, ящик был тщательно разделен на секции, выкрашенные в разные цвета. В них хранились газетные и журнальные вырезки и фотокопии писем. Он был втиснут между книжным шкафом и большим огнетушителем, не то что спрятан, а определенно передвинут в безопасное место, подальше от чужих глаз и от общего беспорядка.
Саммер осторожно вытащила ящик и понесла на кухню. Вырезки были сложены по датам. Почти все относились к делам, на которые, так или иначе, повлияла реформа наказаний и приговоров, проведенная Алексией.
Некоторые истории были воистину ужасны.
Дайя Гинеску, румынская иммигрантка, отбывавшая четыре года за воровство в магазинах, узнала, что ее срок увеличили до семи лет. Поэтому ей не позволили сидеть у кроватки сына, умиравшего от лейкемии.
Остальные истории были обычными, вышибавшими слезы и раздутыми прессой до трагических пропорций. Саммер было трудно сочувствовать, например, Даррену Найлзу, профессиональному взломщику, чья невеста бросила его, узнав, что свадьбы придется ждать еще полтора года.
Но подавляющее количество публикаций относилось к одному человеку, Санджаю Пателу. Осужденный за перевозку наркотиков, что яростно отрицали его защитники, считавшие, что Санджая подставили, Пател повесился в тюрьме, узнав о продлении срока.
Саммер обвела пальцем фото Патела. Было в нем что-то славное, нежное и грустное. Если Санджай Пател и перевозил героин, можно было догадаться, почему наркокартель выбрал именно его. У него идеальное лицо для «мула»-перевозчика, совершенно бесхитростное. В темных глазах сияла невинность цельной личности.
Его так называемые друзья, однако, были далеко не невинны. Рядом со снимками Патела лежали фотокопии трех угрожающих писем, посланных Алексии де Вира. Два написаны от руки, грамматика и орфография заставили бы покраснеть пятилетнего ребенка, – и принадлежали одному автору. Судя по набору непристойностей и оскорбительных слов – мужчиной. Но Саммер шокировал не язык, а ненависть, пылавшая в каждой строчке. Автор жаждал «пирирезать» глотку Алексии так, чтобы она вопила, как «вижащия гребаная свиня», отрезать ее титьки, заставить платить за то, «чо ты сделала ванючия и…».
Третье письмо было более грамотным, цитировало Писание и призывало гнев мстительного Бога в «наказание за грехи Алексии». Саммер не знала, какое из писем ужасало сильнее. Она не слишком любила Алексию, особенно в этот момент. Но от таких угроз ей стало страшно.
Интересно, как Майкл их раздобыл и почему хранил. Связаны ли они с его тайной, с тем «скверным», что сделал кто-то близкий? Или он просто беспокоился о безопасности матери, особенно об ее охране на празднике в Кингсмире? Возможно. Но это ничего не проясняло. Алексия в качестве министра внутренних день имела в своем распоряжении круглосуточную защиту полиции и секретной службы. Что-то тут не так.