Внизу сырой песок, вверху тучи, посреди расходившийся океан – ничего нового. И за каким делом всё это разглядывать? Иль не нагляделась за тридцать-то лет, что живёт на свете? Под эти шторма она родилась, под них выросла, и детей вырастит, а потом и помрёт. Была б опаска, что океан подроется под дом, так ещё можно за ним приглядывать. Только это несбыточно. Берег у них крепкий: на скале строились, не дураки. Лодки вытащили загодя к самому крутогору. Да привязали на всякий случай – не унесёт.
Хотя ни разу ещё на его памяти – да по рассказам стариков – океан не добрался до обрыва под их домом. Пляж-то вон, какой широкий, да и…
– Ох, ты! – обалдел Наксар, приникнув к самому окну. – Не может быть!
– Дай! Пусти! – протиснулась подмышку Шалият, впившись глазами в берег. – Чего там? Мамочка…, – осеклась она, схватившись рукой за сердце.
Высоко в небе прямиком напротив их дома из-под тяжёлого тёмного месива туч вынырнул огненный шар. Застыл, осветивши всю округу. Чуток попритух и вдруг обернулся женщиной, окружённой пламенными змеями. В кольцах одной из тех змей, словно пойманная рыбёшка, завернута другая женщина. Но, точно не пойманная, ибо не трепыхается, не бьётся, а преспокойно…
Змей развернул кольца, и его добыча полетела вниз, прямиком в океан. А та, что её сбросила, вновь оборотилась огненным шаром и пропала в тучах.
– Чего это? – жалобно пропищала Шалият, прижимаясь к мужу.
– Так, это ж она, – неуверенно ответил тот, отирая со лба мигом выступивший пот. – Это Лиата. Будто не помнишь, что о них сказывали. Огненная баба, а из неё пламя навроде щупалец спрута во все стороны. И летает… Точно она, – повторил Наксар более уверенно. – Всё сходится. Ишь ты, и в наши края залетели. Сроду ж не появлялись над океаном. Не любят они воды, – авторитетно заявил он, заглушая страх, дабы не опозориться перед женой. – А тут явились. Чего бы им у нас такого занадобилось? И девку в океан сбросила. Утопить хотела? Так зачем было к нам тащиться? Не ближний свет. Могла и на материке утопить. Да и то глупость. Они ж не топят – помнишь? Они ж души высасывают, а тела бросают.
– Прекрати! – взмолилась Шалият, отчетливо дрожа, но от окошка не отлипая.
– Коль страшно, так ступай, – усмехнулся и вовсе осмелевший Наксар. – Вон, залезь под одеяло…
– Ага! И всё пропустить? – возмутилась она и тоже приободрилась: – Хитрый какой! От тебя ж потом ни словечка правды не добьёшься.
– Так, чего пропустить-то? – притворно скривился Наксар, крепче обнимая жену. – Думаешь, она для твоего любопытства и в другой раз явится? Оно и в первый-то раз, почитай, дело невиданное, а уж…
– Смотри! – завопила Шалият, тыча пальцем вдаль. – Вон там! Видишь?
– Не может быть, – выдохнул Наксар совсем уж потеряно. – Жива…
– Она ж и не тонет вовсе, – неуверенно молвила жена, воткнувшись в стекло носом. – Глянь-ка: будто едет на той волне, как на возу. И руками не маше… Ой! Нырнула! Видит Создатель: нырнула, будто рыбина.
– Ага, – потеснил её у окошка Наксар. – Точно, что как рыбина. Да ловко так.
– Неужто, морская дева? – прошептала Шалият. – Это ж к большой удаче…
– Морская дева, разъезжающая в лапах Лиаты, это… Да не! Невозможно. Это ж уже не дева получится, а жареная рыбёха. Сама подумай, безголовая. Лиаты есть сам огонь, а морская дева есть водное создание. Им стакнуться никак невозможно. Вон она! – на этот раз первым заметил опытный моряк, которому зазорно следовать за жениными глазами. – Прям сквозь прибой… Нет, ты видала?! Он же её, будто в руках на берег вынес.
– Морская дева! – мечтательно простонала Шалият, разулыбавшись, как дурочка.
– Ишь ты, на берег вышла. А далее шибко-то не торопится. То ли ищет чего, то ли присматривается, куда её занесло. И чего ей тут надо? – бурчал под нос Наксар, задумчиво теребя бородку.
– Ой, глянь! – аж взвизгнула Шалият, вновь прилипнув к стеклу. – Глянь: она ж светится! Вроде как в свет обёрнута! Глянь-глянь! Потухло! Ой, мамочка!
– Цыц! – прикрикнул Наксар, дабы жена не подняла крик прежде времени.
А то ведь, сорвётся прямо сейчас и понесётся разносить новость по всей деревне. А тут с умом надо. Ну, как морской деве излишний шум без надобности. Ишь, какое времечко-то выбрала, чтоб сюда явиться. По доброй-то погоде не пришла. Да ещё и демоница эта… Нет, тут что-то явно неспроста. Тут осторожно надо.
– Из дома ни ногой! – приказал Наксар, набрасывая морскую куртку-непромокайку. – Я пойду, гляну там. Может, ей помощь какая нужна.
– А я…
– А ты ждёшь! – рявкнул Наксар, понимая, что в своём дурацком восторге жена его почти не слышит. – Дома ждёшь! И не вздумай уйти к кому! Поняла ли?!
– Чего разорался-то, – обиделась Шалият, но восторженной бестолковости в её глазах, как не бывало: – Может, не надо, а?
– Пойду, – решительно буркнул муж.
Прихватил для чего-то из ящика острогу и вышел. Шалият вновь сунулась в окошко, но теперь в тревоге: как бы его не обидели. Она-то как-нибудь, а вот сыновьям без отца расти трудно.
Наксар уверенно шагнул на вырубленные в скале широкие ступени и постепенно скрылся внизу. А морская дева, меж тем, скрутила отжатые волосы и принялась вертеть их в узел – совсем как обычная девка. Потом скинула куртку и осталась в одной мокрой рубахе. Шёлковая – сразу поняла Шалият по тому, как ткань липла к телу – тонкая да богатая.
И ведь не дрожит пришелица: не холодно ей из воды-то да на таком ветру. Не жмётся, не кукожится – стоит вольно, как под солнышком горячим. Морская дева – иль кто она там – но точно не человек. Не бывает так-то с людьми – Шалият у океана выросла, и все повадки прибрежников узнает с полувзгляда.
Вот из-под скалы показался муж, и она замерла: сердце, вроде, не ноет, не упреждает о беде, а всё равно тревожно. А Наксар-то у неё отчаянный храбрец – чуть хвастливо подумала она и напугалась: не сглазить бы! А ну как?.. Нет, всё обойдется – решительно оборвала и даже обругала саму себя жена моряка, мол, нечего беду кликать. Особо, когда та пока что не торопится. Морская дева вон стоит и смотрит на её мужа, и зла творить не торопится.
Таюли и в голову не приходило кого-то обижать. Тем более что ей на этом острове предстояло прожить сколько-то времени – она ещё не решила сколько. А потому и ссориться с местным народом было глупо. Она их, конечно, не боялась: с её нынешними повадками да защитниками трудно оставаться пугливой. Но и обегаемой за сто шагов отшельницей тоже не хотелось становиться.
Всё, что ей сейчас нужно, так это спокойно пожить среди обычных людей и собраться с мыслями: решить, как быть дальше. Да и теплилась в глубине души крохотная надежда: может, её тяга к Дэграну как-нибудь сама собой улетучится? Забыть своего упёртого демона у Двуликой… уже Трёхликой не выйдет. Мёртвым надеждам Таюли не даст над собой власти: не пустоголовая мечтательница. Но и гнать поминутно Раана из головы, глядишь, не придётся, привыкнув к мысли о бесконечно окончательной разлуке. Отец говорил, что на каждую беду приходит день её конца.
Только бы не пришлось дожидаться того благословенного дня всю жизнь. Да ещё на краю земли, где от скуки она сдохнет скорей, чем от всего остального. Таюли представила себе встречу потерявшего – лет через пятьдесят – терпение Дэграна со скрюченной старухой, предназначенной ему в подруги. Не выдержала впечатления от столь дивной картины и громко фыркнула.
Высокий мужчина с приятным открытым лицом, нарочито уверенно шагавший к ней по пляжу, сбился с шага. Чуть помялся неподалёку и остановился, широко расставив ноги, как и пристало опытному моряку. Он потеребил короткую чёрную бородку, прочистил горло и неуверенно поприветствовал гостью острова:
– Доброго тебе дня! Э-э…
– Таюли! – громко представилась она, стараясь перекричать океан и вежливо кивая.
– Таюли, – повторил он, явно припоминая, что такое коварное послышалось ему в этом необычном имени.
– Не ломай голову! Это не человеческое имя!
– Нечеловеческое, – эхом отозвался мужчина, однако уши Трёхликой услыхали его и сквозь грохот волн.
– Можешь звать меня Таюшият! – предложила она, нагнувшись и подхватив куртку с сумкой. – А ты кто такой?!
– Так, моряк! Живу здесь!
– В доме над скалой?!
– Откуда знаешь?! – встревожился он.
– А место, где мы стоим, ещё откуда-нибудь видно?!
– Нет! – хмыкнул моряк, разведя руками, дескать, болван, что тут скажешь.
– Как мне тебя звать?!
– Так, это…
– Я не ворую души, узнав имя человека! – усмехнулась Таюли, вскидывая сумку на плечо. – Мне твоя душа без надобности! У меня и без неё забот непереводно! Скажи, деревня близко?!
– Так, почти сразу за моим домом! Только чуток пройти! – начал успокаиваться на её счёт Наксар.
– А поселиться там есть где?! Ты не против, если я подойду ближе?! А то надоело пытаться переорать шторм!
Моряк расправил плечи, прищурился. Храбрится – мысленно усмехнулась Таюли, набравшись терпения. Давить на него своей мистической сущностью совершенно не хотелось. Лучше подпустить в своё поведение побольше человечности – резонно решила она. А то заработает славу нечисти, и придётся поселиться в какой-нибудь пещере. Грязной и промозглой, пусть даже могущественный, заботливый ЗУ выжжет в той пещере любую ядовитую мелочь, посягающую на человеческую плоть. И хотя плоть у Трёхликой далеко не человеческая, на ядовитые укусы она себя ещё не проверяла. Да и не особо стремилась обзаводиться подобным опытом без нужды.
Наконец, моряк решился и подошёл ближе. Поклонился в пояс и солидно оповестил дивную гостью острова:
– Так, постоялый двор нам без надобности. К нам корабли не заходят. Сразу в город идут. Там и пристань, и склады, и всё прочее.
– Постоялый двор и мне без надобности, – усмехнулась Таюли. – Нет, я хотела бы поселиться в каком-нибудь доме на отшибе. У добрых и не слишком болтливых хозяев. Как ты думаешь, двух золотых в день хватит за проживание и пропитание?