Старый лавочник провел по лицу рукой, как будто пытаясь стереть образы прошлого.
— Не думаю, что это хорошая мысль, Том.
— Я живу в этих стенах, и у меня есть право знать. Уверен, если я позвоню Тессе Кащинской теперь, когда сделка уже совершена, она не откажет себе в удовольствии позлорадствовать и все мне расскажет. Так вот я предпочёл бы услышать правду из ваших уст.
Рой снова провел языком по пересохшим губам и глубоко вздохнул.
— На втором этаже, в своем кабинете. Повесился.
— Вы знаете, в какой именно комнате? — Пронзительный взгляд старика испытующе уставился на Тома, будто проверяя его решимость. — Рой, это для меня важно.
Макдэрмотт сглотнул с обречённым видом.
— В тот день, поднявшись наверх лестницы, я повернул налево, к проходу в другое крыло. Паркет поскрипывал, и одна из дверей была открыта. Вторая слева. Оттуда било солнце, казалось, что комната объята пламенем. И он качался в петле, охваченный лучами заходящего солнца.
Душа Тома ушла в пятки.
Комната Зоуи.
— Вы были там, да? — вдруг догадался он.
— Я его и обнаружил. После того, как его не было слышно несколько дней, а машины стояла припаркованной у дома, я заподозрил неладное. Я же видел, как он постепенно скатывается в депрессию, понимаете? Тогда об этом не говорили так, как сейчас, и никто не знал, что нужно в таких случаях делать, просто отмахивались. Рюмка виски, партия в карты — и все проходило…
Рой по-стариковски подвигал челюстью. Он выглядел усталым.
— Потом этот запах меня преследовал, — прибавил он. — Труп кишел червями, это был огромный гудящий улей. Вот почему я помню Гари Талли. Окажите мне услугу, Том, не рассказывайте Оливии. За исключением вашего слуги все уже забыли этого бедного чудака. Советую и вам сделать так же.
Том поблагодарил его кивком головы, но мысли его были далеко.
В самом ли деле их дом стал прибежищем потусторонних сил? Не почувствовала ли Оливия невидимое присутствие Гари Талли? И не его ли дух пугал по ночам их дочку? Не могло быть случайностью, что в той самой комнате, где оккультист покончил жизнь самоубийством, происходили все эти странные вещи. У Тома закружилась голова. Одно дело интересоваться потусторонними явлениями забавы ради, но теперь, когда он получал весомые доказательства их существования, ему становилось не по себе. Его рациональная картина мира еще не была разрушена, хоть и трещала по швам. Сомнение уже начало пускать ростки, и в этот раз не на шутку. Происходящее было невозможно. И все-таки он начинал принимать это всерьёз… Сегодня же он поменяет Зоуи комнату. Предлог найдётся. Конечно, это необоснованное решение, приступ паранойи и легковерия, но необходимо его принять. Просто чтобы успокоиться. Точно так же атеист не стал бы плевать в церкви, просто из осторожности. На всякий случай.
Рой пристально смотрел ему в глаза. Он был по-настоящему серьёзен.
— Том, я дам вам хороший совет: выкиньте все это из головы. Вы зря потеряете время, забивая себе голову разной чушью. Поверьте мне, стреляному воробью. Одержимость не ведёт ни к чему хорошему, не стоит зацикливаться на том, чего даже не существует, выдумать призраков. Забудьте всю эту историю.
Том не мог понять, что выражал взгляд соседа, но видел, что он уверен в своих словах и совсем не шутит. Он кивнул просто для вида, продолжая при этом размышлять, в какую комнату перевезти Зоуи и что придумать для Оливии, чтобы она не встревожилась.
Рой с трудом поднялся и похлопал Тома своей крупной ладонью по колену.
— Ну же, теперь пора выбросить все из головы. Свистните собаку, и пусть она шуганет ту ласку, которая каждую ночь здесь скребется. Ах, да, и передайте вашей супруге благодарность за пирог, он восхитителен.
20
«Форт-Нокс».
Это был их пароль. Их секрет должен был оставаться недоступным, как золотой запас Соединённых Штатов в Форт-Ноксе. Кори придумал этот пароль после того, как они больше часа обсуждали, что им теперь делать. Оуэн предложил поговорить со взрослыми, пусть даже ему самому было неуютно от перспективы этого разговора, ведь ему первому влетит. Он один видел пугало, и никто кроме него. Другие ему поверили (и от этого он хотел крепко обнять каждого, ведь он не вынес бы этого кошмара в одиночку), но если придётся описывать все подробно, делать это придётся ему одному. Море вопросов к нему одному. Остальные сомневались, никому не понравилась эта идея. Что именно сказать родителям? И с чего начать? Кто из взрослых сможет выслушать их без усмешки и не посоветует перестать выдумывать чушь? Коннор вовсе не спешил верить, что их преследовало полусгнившее пугало, пусть и признавал, что это возможно. Как и все, он ощутил необходимость удирать со всех ног, когда какая-то тварь пустилась за ними, и даже верил Кори, когда тот утверждал со всей убежденностью, что тыква была пуста, но все же из всех ребят он был настроен наиболее скептически. Чад был взбудоражен не меньше Оуэна. Он полностью поддерживал версию брата. И все же этого было недостаточно. Он не знал, что именно с ними случилось, и их версия вызывала много вопросов.
— Ну хорошо, — говорил Коннор, — пусть это был какой-то переодетый ублюдок, и от страха ты решил, что это не костюм! Была, к тому же жара, и тебе от обезвоживания стало мерещиться…
Оуэн тряс головой. Он знал, что это было невозможно. Он все ещё чувствовал этот запах. Гнилостная вонь, которая заполнила ноздри, так что страх проник до мозга костей: страх смерти. Первобытный ужас.
— А вдруг это была галлюцинации? — предположил Кори. — Может, кто-то подсыпал наркотики в водохранилище вверху Литтл Рок Ривер?
Чад спросил с сомнением:
— Кто бы стал это делать?
— Ну, не знаю, террористы.
— Террористы в Мэхинган Фолз? Серьёзно? — презрительно бросил Коннор. — Нет, это херня. И тогда бы у всех были глюки, не только у Оуэна.
— Я знаю, что я видел. И это было реальным.
Все они были потрясены выражением ужаса на лице Оуэна и не меньше того — пятном мочи на шортах, хоть никто и не сказал по этому поводу ни слова, за что он был им очень благодарен. В тринадцать лет мальчик вполне может столкнуться лицом к лицу с ожившим пугалом, но опасаться — совершенно невозможно, на этот счет у них было молчаливое и полное согласие.
— Ну что, пока мы не придумаем, что рассказать, будем держать все в секрете, — заключил Коннор.
Чад кивнул.
— Это будет наша тайна?
— Да, закрываем на двойной замок, и больше никому об этом ни слова. Идёт?
— Крепче, чем в Форт-Ноксе! — подтвердил Кори.
— Точно. Это будет наше кодовое слово. Форт-Нокс.
С тех пор «Форт-Нокс» преследовал Оуэна по ночам. Чудовищные кошмары. Он бежал по бескрайним кукурузным полям, уходившим до горизонта, в тщетных поисках чего-то неуловимого, а в это время его преследовала какая-то древняя тварь, жутко усмехаясь и изрыгая жёлтых червей изо рта и пустых глаз. Он дважды намочил простыни. Сгорая от стыда, Оуэн вставал посреди ночи, проходил по холодному дому, не включая свет, и запускал стиральную машинку, а на рассвете забирал простыни, чтобы никто его не увидел. Эти ночные походы пугали его не меньше, чем сами кошмары. Ему казалось, что пугало вот-вот неслышно выскочит из-за угла, наклонит свою огромную голову, будто собираясь с ним играть, а стальные руки царапнут стену, готовые схватить его. Оуэн изо всех старался отогнать эти страшные фантазии, но безуспешно. Длинный коридор казался бесконечным, а каждая ниша была похожа на логово монстров. Однако он не мог оставить свои мокрые простыни. Слишком велик был стыд перед Чадом. И он знал, что Оливия будет беспокоиться и станет расспрашивать. Она говорила с ним о его родителях и делала всё, чтобы его успокоить, утешить, заговаривала о том, чтобы обратиться за помощью к «специалисту», и в конце концов, если она узнает о его проблеме, то перестанет спать. Он вовсе не хотел, чтобы и она лишилась сна. В одну из этих кошмарных ночей ему особенно недоставало родителей. Его комнаты в родном доме. Всей обстановки. Привычек. Их присутствия. Оуэн много раз плакал, впервые с прошлой осени, и обнимал фотографию, где они были вместе, чтобы уснуть, закутавшись в старое одеяло и ожидая, когда машинка на нижнем этаже достирает следы его позора.
После завтрака Чад нашёл брата в саду, где он сидел на траве и гладил Смауга.
— Все в порядке?
— Ага.
— Ты выглядишь измученным.
Оуэн пожал плечами.
— Ты тоже, у тебя круги под глазами.
— Мама начнёт расспрашивать, если так и дальше пойдёт.
Оуэн хотел огрызнуться, что она не его мама, но всего через несколько месяцев после переезда к Спенсерам он обещал себе, что не будет так реагировать. Теперь они были его семьёй, хотел он того или нет, и он не в силах был ничего изменить. Оливия и Том вели себя как приёмные родители, и в этом было даже что-то успокаивающее. Он уже не сомневался, что однажды станет воспринимать их как свою вторую семью. Он уже смирился. Но все же пока было слишком рано называть их мамой и папой.
— У меня кошмары, — признался Чад.
Оуэн удивился и, к своему стыду, в глубине души даже обрадовался. Он был не одинок.
— И у меня. Все время.
— Форт-Нокс?
— Ага, Форт-Нокс. Я постоянно об этом думаю.
Чад секунду помолчал, а потом сказал:
— Слушай, можно я у тебя кое-что спрошу, но ты пообещай, что ответишь правду? Укус… это правда был не ты?
Оуэн посмотрел на брата и медленно покачал головой.
— Фа-ак… — прошептал Чад, который нечасто ругался, если мать была в радиусе двухсот метров.
Оба помолчали, осознавая, что это должно было значить, а потом Чад высказал их общую мысль:
— Здесь творится что-то мутное.
— Пообещай, что в следующий раз ты будешь мне верить, — попросил Оуэн.
— Даже если ты скажешь, что в гостиной приземлились Мстители, я поверю. Больше никогда не буду считать тебя вруном.
Оуэн выглядел удовлетворенным. Чувствовать надёжное плечо рядом было необыкновенно важно в таких обстоятельствах.