— Что еще за история с пищевым отравлением, которую вы поручили Седильо?
— Доктор Лайман опасается, что оно могло иметь место, слишком много пациентов с похожими симптомами.
Уорден кивнул. Тонкие седые усы дрогнули в полумраке. Он дернул подбородком в сторону трупа:
— А насчет этого, чтобы до выходных вы сдали отчет.
— Было бы неплохо подождать результатов анализов, чтобы подшить к делу. Вам так не кажется, шеф?
Уорден пробурчал под нос нечто неразборчивое, потом с недовольным видом согласился.
— Ладно, занимайся анализами, но чтоб дело было закрыто, ясно? Меньше всего я хочу, чтобы нагрянул этот чертов Марвин Честертон и совал нос в наши дела!
Марвин Честертон был салемским окружным прокурором, который отвечал за весь район. Уорден ненавидел его еще сильнее, чем Макс Эдгар боялся дьявола. Честертон был заправским демократом, сторонником либеральных идей, и Уорден считал его слишком слабым начальником, который набрал свою команду больше по политическим убеждениям, чем по профессиональным качествам. Для Уордена все эти либералы являли собой упадок нации, от них все беды. Итан подозревал даже, что его начальник способен пойти на сделку с совестью и скрывать правду, лишь бы дело не выглядело настолько важным, чтобы потребовалось вмешательство Честертона.
— Кобб, раз вас так волнует смерть мистера Вальдеса, поручаю вам проследить за подъемом тела. Мы пойдем, это нездоровое место, — произнес Уорден, пиная пробежавшего мимо крупного краба.
Итан провел под настилом набережной еще два часа, на влажном воздухе, вдали от солнца, пока выносили останки Купера Вальдеса. Он вышел последним и заметил Нормана Джеспера, который все еще был здесь и сидел на песке, глядя на прилив. У его ног спал пес. Норман был в состоянии шока от пережитого ужаса.
— Вам следует вернуться домой, мистер Джеспер.
Не отрывая глаз от горизонта, мужчина медленно произнес глухим голосом:
— Я никогда не забуду, что я там увидел.
— Мне очень жаль.
— Я был тут тысячу раз: мальчишкой, подростком, взрослым — на этой набережной. У меня столько прекрасных воспоминаний! Но теперь до конца жизни каждый раз, как я вернусь сюда, я буду видеть этого беднягу, съеденного крабами.
Итан дружески положил ему руку на плечо. Он хотел бы сказать, что со временем воспоминание померкнет, но не смог солгать. В самом деле, кошмар прилипал так, что избавиться от него было труднее, чем от пятна красного вина на белой ткани. Ужас навязчив и неотступен. С течением недель и месяцев видения Купера Вальдеса, искромсанного и сожранного, потускнеет. Но каждый раз, когда привычное место заставит Нормана Джеспера вспомнить пережитое, этот ужас снова оживет со всей неумолимости и в полную силу, с отвратительными запахами и далекими звуками. Видение смерти оставляло неизгладимое впечатление, тем более что рано или поздно никому ее не избежать.
— Но вы можете себе сказать, что оказали ему услугу. Благодаря вам он не сгнил здесь в одиночестве, но ляжет в могилу. Благодаря вам он обретет вечный покой.
Итан не имел ни капли религиозных убеждений, но знал, что эти слова будут иметь смысл для его собеседника. Норман Джеспер кивнул с тяжелым вздохом.
Итан попрощался, и они разошлись, как старые друзья, которые знают, что никогда больше не увидятся. Потом он свернул в сторону пристани и дошел до «Банши». Ему необходимо было опрокинуть кружечку в живом, шумном окружении. Он устроился за барной стойкой, заказал пинту ирландского стаута «Murphy’s» и осушил первым глотком едва ли не половину. В глубине бара играла песня тоби Кейта «I love this bar», и Итан улыбнулся при мысли, что музыка обращается к нему. Потом он увидел за столиками пару, которая заканчивала поздний обед. Эшли Фостер с мужем. Она была как всегда обворожительна, с рассыпающимися по плечам черными локонами, он — довольно красивый тип, небритый, накачанный, с ямочкой на подбородке. У Итана екнуло сердце. Он сжал стакан. Он почувствовал грусть, смешанную с ревнивой завистью, и сам ненавидел себя за это. Он хотел бы сидеть на лавочке на месте этого мужа, говорить ни о чем, чувствовать, что под взглядом женщины существуешь по-настоящему, брать ее за руку, слушать, как она пересказывает последние услышанные в баре сплетни. И знать, что вечером они лягут в постель бок о бок, соприкасаясь пальцами ног, и каждый погрузится в блаженный сон человека, который знает, что он не один. Конечно, семейная жизнь — не одна сплошная идиллия, приходится притираться, решать противоречия, всегда есть и ссоры, и обязательства. Итан знал все это по своей жизни с Джанис, но сейчас, когда он уже два года как жил один, он почти скучал даже по ссорам. По крайней мере, тогда он чувствовал себя живым.
Муж листал что-то в телефоне, а Эшли рассеянно играла с остатками салата на тарелке. С той минуты, как он их заметил, они не обменялись ни единым словом. Хватит на них пялиться, тебя примут за извращенца…
Итан сделал глоток пива и окинул взглядом бар, прежде чем вернуться к своему объекту наблюдения. Официантка унесла пустые тарелки, но никто не нарушил молчания. Муж Эшли доедал десерт, не отрывая глаз от экрана.
Итан вдруг заметил, что Эшли на него смотрит, кивнул из вежливости и тут же уставился в стакан. Зазвонил мобильник, и он поблагодарил провидение за столь своевременный повод отвлечься.
— Лейтенант, это Седильо. Я нашел этого парня с радио, о котором мы говорили, он на месте, вы сможете увидеть его вечером, когда вам будет удобно.
— Спасибо, Сезар. Что-то новое насчет доктора Лаймана?
— Я опросил пациентов, которых он мне указал, каждого. Но не нахожу ни одной общей точки пересечения между ними. Один закупается исключительно в Салеме после работы, так что версия с общим рестораном или магазином отпадает… Честно говоря, у меня ноль идей.
Седильо был хорошим копом, особенно если брал дело под свою ответственность. Итан успел это понять и сказал:
— Ладно. Вы вникли в эту историю лучше, чем кто бы то ни было, так что копайте где сочтете нужным, даже если ничего не найдется, отложите это в голове, никогда заранее не знаешь… Хорошей работы, Седильо.
Он положил трубку и чуть не подскочил от неожиданности, увидев Эшли, которая стояла прямо перед ним с натянутой улыбкой.
— Лейтенант, что-то срочное?
— Нет, ничего сро…
— Да-а-а, дело не терпит отлагательств, — прошипела она сквозь зубы, буравя его многозначительным взглядом.
Итан посмотрел на ее мужа, который, в свою очередь, мерял его изучающим взглядом с головы до ног.
— Прошу вас, — добавила она еле слышно, — буду должна.
Тут до Итана наконец дошло, он помахал телефоном и встал с барного стула.
— Фостер, вы мне сейчас нужны, — сказал он достаточно громко, чтобы муж мог его слышать. — Мне жаль мешать вашему обеду, но это срочно.
Спустя меньше чем полминуты Итан Кобб и Эшли вышли на улицу, нагретую августовским солнцем, и сели в старый полицейский внедорожник.
— Спасибо, — просто сказала Эшли, пристегиваясь.
— Вы уже много лет женаты?
— Достаточно, чтобы сбиться со счету.
— Вы поссорились?
— А вы что, из полиции?
Смущенная улыбка. Он не хотел лезть ей в душу.
— Простите. Вы правы, это не мое дело.
Через несколько минут они уже были в Олдчестере. Итан нажал на тормоз. Они остановились прямо напротив студии радиостанции.
— Нам с Майком не особенно есть что друг другу сказать, — призналась Эшли. — Иногда я чувствую, как будто наше молчание похоже на крики, которые сводят меня с ума, но я уже не знаю, что придумать, чтобы заполнить эту тишину. И когда я увидела вас в баре, мне было просто необходимо сбежать от этих отупляющих пауз.
— Понимаю.
Не зная, стоит ли продолжать этот неудобный для обоих разговор, они помолчали, потом Эшли взялась за ручку, чтобы выйти из машины, а Итан спросил:
— Вы все еще любите его?
Она сглотнула и посмотрела на улицу, будто ища там ответ.
— Мне нравилось его любить, — сказала она, открывая дверцу.
Директор радиостанции «Мэхинган Фолз» Пэт Деммель, был погружен в работу с красивой сорокалетней ведущей, все еще очень привлекательной. Он встретил Итана и Эшли в маленькой переговорной, и поставил перед ними стаканчики с кофе.
— Вы Оливия Спенсер-Бердок? — воскликнула Эшли с удивлением. — Моя мама вас обожает.
Оливия кивнула со смиренным видом, потом лукаво улыбнулась.
— Вы наступили на больное место. Я нравлюсь пожилым людям!
Итан понятия не имел, о чем они говорят, и обратился сразу к Деммелю:
— Вы знакомы с Купером Вальдесом?
— Говорят, он умер. Вы поэтому хотели меня видеть?
— Вы встречали его лично?
— Нет, он был радиолюбителем, я поэтому слышал его имя. У него был дома Radio Shack.
— Что это такое?
— Shack? Домашняя радиоаппаратура для любителей.
— А он не приходил смотреть оборудование на вашей станции? Спросить совета или еще зачем-либо?
— Нет, не думаю. Знаете, одно радио другому рознь… Здесь мы стараемся работать профессионально, у нас есть слушатели. А Вальдес просто изучал радио, он пытался подключаться к разным частотам, чтобы поймать такого же любителя и поболтать. Скорее даже рация, чем радиовещание. Просто хобби. Нас объединяет только база: мы передаем голоса по радиоволнам, но у нас разные цели и разное оборудование.
— Я не очень в этом разбираюсь: вы используете определенные частоты, верно? Ну а мог бы кто-то вроде Купера Вальдеса подключиться к этому же каналу и ворваться в ваш эфир?
Деммель с Оливией обменялись обеспокоенными взглядами.
— Если он достаточно талантлив и располагает необходимой техникой, то он мог бы прервать нас на каких-то частотах, — ответил директор. — Но слушатели бы сразу нам сообщили, а ничего этого не было. Зато недавно у нас было небольшое… ммм… происшествие. Какой-то придурок вторгся в эфир на несколько секунд.
— Ох, да, это было очень впечатляюще, — подтвердила Оливия. — Этот гортанный голос и вопли…