Он, по крайней мере, так надеялся.
Коридор за его спиной был теперь полностью погружен во мрак, и тень надвигалась не него, преследовала по пятам.
Оуэн собрал последние силы и бросился к двери класса. Уже совсем близко.
За ним слышался нараставший гул, от которого дрожали дверцы шкафчиков. Оуэн почувствовал, что сможет. Ноги сами несли его вперёд. Он протянул пальцы к ручке двери. Он ворвался в класс и во весь рост растянулся между рядами парт, упав почти к самым ногам миссис Холлоу, которая застыла в изумлении.
Секунда тишины, и класс разразился хохотом. Смеялись все, кроме Чада, который прочел неподдельный ужас на лице брата.
43
Резкий щелчок, оглушительный и страшный, от которого чуть было не оборвалась связь. Оливия снова и снова вспоминала выстрел, который вчера услышала, и ее пробирала дрожь.
Секунда сомнения, неуверенности и чистого ужаса, а затем Пэт Деммель поставил музыку, пока Оливия настойчиво повторяла: «Анита? Анита? Вы здесь? Вы меня слышите?» И дыхание. Едва слышное, но Оливия была уверена, что различила на том конце тяжёлое, чуть свистящее дыхание. Почти… искусственное, сказала она себе. Как будто кто-то не дышал, а изображал дыхание. Это её ужаснуло.
Вся команда была на взводе. Пэт звонил в полицию, Марк переключал треки, стараясь заполнить чем-то эфир, пока Оливия безуспешно пыталась восстановить связь со слушательницей. Ожидание было кошмарным и тянулось минут тридцать. В конце концов Пэт бледнее полотна вошёл в студию и сообщил: полиция установила, что Анита Розенберг застрелилась у себя дома в прямом эфире.
Невообразимый кошмар.
Чуть позже приехал Том, которому, очевидно, сообщили соседи, и отвёз жену домой. Старый Рой Макдэрмотт, который решил на всякий случай посидеть с детьми, ждал их в гостиной. Оливия не могла сомкнуть глаз, пока, наконец, не выпила снотворного.
Она проснулась с характерным ощущением похмелья после таблеток, поспешила принять долгий душ и заварить насколько возможно крепкий кофе. Дети были в школе, и Том пока ничего им не сказал. Он сидел в саду с малышкой Зоуи, которая играла с Мило. Когда мальчики вернутся, Оливия соберёт их, чтобы все объяснить. Она не хотела, чтобы они узнали о случившемся в школе от какого-нибудь злорадного одноклассника. Но и срочно вызывать их из школы казалось не лучшей идеей. Она не могла сердиться на Тома, который рассказал им обо всем утром, пока она спала. Она считала, что это слишком серьёзный разговор и для этого им лучше собраться вместе.
Оливия рассеянно поцеловала дочь и обняла мужа с тайным желанием уснуть в его объятиях и больше не просыпаться. Наконец она села на траву рядом с малышкой и задумчиво посмотрела на неё.
— Копы не приходили сегодня утром?
— Нет. Звонил Пэт. Они записали копию передачи. Конечно, нет никаких причин тебя вызывать, но если вдруг, то Пэт посоветовал адвоката, который…
— Адвоката?
— Я ответил, что у нас найдётся специалист. Между нами, я вообще не думаю, что он понадобится. Тебе не в чем себя упрекнуть. Совершенно не в чем. И не вини себя, ты не могла…
— Я знаю, Том, я себя не обвиняю, просто… Я совершенно этого не предвидела.
— Я тебя знаю, рано или поздно ты начнёшь себя упрекать.
— Это естественно, разве нет? Как и сердиться на эту женщину за то, что она сделала. Это ужасно, но это так. Я злюсь на неё. Сколько людей слушали нас в этот момент? И для скольких это стало травмой? Смерть в прямом эфире… Боже мой. Да, я очень сержусь на эту женщину. Она же позвонила нам не затем, чтобы попросить о помощи, она даже не дала нам шанса понять, что происходит, попытаться отговорить её… Нет, она хотела… выпендриться. И совершила непоправимое. Да, это так: это диверсия против нашей станции!
Том слушал молча, давая Оливии время выговориться. Потом она понизила голос, чтобы дочка ее не услышала.
Оливия не стала ужинать, ей не хотелось есть. Она больше часа проговорила по телефону с Пэтом Деммелем. Они решили пока отменить передачу. Необходимо было прийти в себя, подумать, взвесить последствия. Оливия была подавлена. Она знала, что ещё до конца недели новость будет на первых страницах федеральных газет. Бывшая звезда экрана бросила все, устав от славы, и оказалась свидетелем самоубийства в прямом эфире на маленькой региональной станции. Ей придётся отбиваться от сотни предложений интервью.
Синтия Окслейд, ее нью-йоркский пресс-секретарь, возьмёт это на себя, а Том займётся теми отчаянными смельчаками, которые приедут сюда. Оливия сомневалась, что дело дойдёт до чего-то более серьезного. У их дома не стояли машины со спутниковыми тарелками на крыше, ее не встречали толпы с микрофонами у выхода из дома. Мэхинган Фолз был слишком изолирован от мира, а Синтия с адвокатами дадут всем понять, что Оливия не хочет давать никаких комментариев, и было бы пустой тратой времени ехать так далеко. К тому же в мире и без того было достаточно новостей, никто не станет тратить на неё слишком много сил. Так что она выпутается.
Что касается ее личных видов на будущее, она была не так спокойна. Ей потребуется время на восстановление. Вернётся ли она на станцию? Что ей делать, когда снова позвонит кто-нибудь неуравновешенный? Нет, возвращаться было рано. Слишком рано.
И ей, возможно, придётся снова встретиться с тем типом из Комиссии по связи. Он ей не понравился. Может ли он запретить ей работать на радио? Нет, конечно нет. Она ни в чем не виновата, так же как и Пэт с командой.
БАМ!
Выстрел заставил ее вздрогнуть.
Это лишь в ее голове, но у нее побежали по коже мурашки.
Да еще эти голоса… На фоне общего кошмара это, пожалуй, задело ее больше всего. Она долго говорила об этом с Пэтом. Голоса были странно похожи на те, что они слышали во время атаки на станцию в августе во время пробного эфира. Кто играл с ними в эти извращенные игры? Совпадение ли это? Кто-то решил их разыграть в тот самый момент, когда Анита решила застрелиться в прямом эфире? Марк Доденберг, звукооператор, сильно сомневался. Голоса звучали прямо из дома Аниты Розенберг. И никаких помех также не наблюдалось. Это беспокоило Оливию больше всего. Она все время думала о том человеке рядом с ее слушательницей. Ведь и сама Анита, пусть невразумительно, говорила о «вечернем госте». Полиция настаивала на версии о самоубийстве, как сообщил Оливии Пэт. Но ее не удовлетворяло это объяснение.
После некоторых сомнений она набрала номер полиции Мэхинган Фолз и попросила к телефону кого угодно, кроме шефа Уордена (воспоминания о прошлой встрече были слишком свежи). Ответила женщина, и после краткого обмена репликами она предложила приехать к Оливии.
Машина остановилась напротив Фермы меньше чем через пятнадцать минут, и Оливия увидела миловидную женщину лет тридцати. Она узнала сотрудницу, которая несколькими неделями раньше приходила в студию поговорить с директором станции.
— Сержант Фостер, — представилась она по всей форме.
Оливия предложила ей войти и после дежурного обмена любезностями прямо спросила:
— Вы уверены, что это самоубийство?
Эшли Фостер пристально посмотрела на неё.
— Вам вчера так сказали?
— Говорят, что дом был заперт изнутри и оружие нашли в руке Аниты Розенберг, так что все указывает на самоубийство. И соседи, которые прибежали на выстрел, сходятся на том, что до приезда полиции никто не выходил.
— Вы хорошо осведомлены. Да, первичная картина указывает на эту версию. Таково, по крайней мере, мнение моих коллег.
По тону собеседницы Оливия поняла, что та не вполне солидарна с этим мнением.
— А что вы думаете?
— Расследование только началось, мы изучаем все версии, но, как вы понимаете, пока я не могу сказать больше.
— Вы прослушали запись?
— Да.
— А голос? Вы смогли его идентифицировать? Такой угрожающий, который вмешался прямо перед… перед тем, как…
— Мы в процессе, миссис Спенсер.
— Но согласитесь, это тревожно. Он был не один, и кто бы ни был этот тип, он явно был настроен не слишком дружелюбно. Чем больше я думаю об этом, тем меньше происшествие кажется мне похожим на суицид…
Эшли Фостер открыла было рот, чтобы ответить, но прикусила губу. Оливия не заметила этого, погрузившись в воспоминания.
— А потом еще крики, — продолжала мать семейства, — люди, которые так жутко выли… Помните, ведь это не первый раз?
— В самом деле, мы с лейтенантом Коббом уже слышали о подобном.
Блеск в ее глазах привлек внимание Оливии, и она впервые подумала, что сержант чего-то недоговаривает.
— Вы уже расследовали эти звонки? Вы нашли того, кто устраивает эти нездоровые шутки?
— Мы работаем над этим. Кроме того, разве сотрудники Комиссии по связи не заходили к вам расспросить о том происшествии?
— Нет. Предполагаю, они могут вернуться после вчерашней трагедии.
Сержант Фостер скрестила руки на груди и набрала полные легкие воздуха. Она пребывала в сомнении.
— Миссис Спенсер, я должна вас предупредить. Те люди были не из Федеральной комиссии по связи.
— Что, простите?
— Я провела собственное расследование и установила, что Комиссии не посылала никого из своих агентов в Мэхинган Фолз.
— Но… С кем тогда я говорила?
Оливия прекрасно помнила того худощавого типа и неприятное чувство, которое осталось у нее после встречи.
— Мы пока не знаем. В любом случае, если вы снова его увидите, пожалуйста, сразу свяжитесь со мной. Мой мобильный есть на обороте.
Эшли протянула визитную карточку.
— Но… Не понимаю, зачем кому-то выдавать себя за агента Федеральной комиссии? Они ничего от меня не получили — ни денег, ни материалов…
— Честно говоря, я сама не понимаю. Но мне не нравится, что они оказались в городе именно сейчас, когда случились все эти истории со звонками. Мы с лейтенантом Коббом хотели бы с ними побеседовать, если вы меня понимаете. Что касается вас, не бойтесь, вам не в чем себя упрекнуть. Вы вели себя безупречно. Такие вещи невозможно предвидеть.