Глаза Эшли загорелись.
— Думаешь, от радиосигнала люди сходят с ума и кончают с собой?
— Нет, не представляю, как такое возможно.
— И кроме того, чьих рук это дело? Правительство и армия запретили бы подобные технологии, если б они правда существовали.
— Ну, честно говоря, хоть и соблазнительно так думать, но я не верю ни на секунду. Какие-то фантастические романы. Нет. Но при этом я уверен, что все связано с радио, по крайней мере, с тем, кто посылает эти вредоносные сигналы.
Эшли кивнула и посмотрела на наручные часы.
— Мне лучше пойти, муж будет спрашивать, где я была, если узнает, что сегодня вечером не мое дежурство. Завтра займусь Маккарти и Николь Мерфи.
— Да, конечно.
Их руки соприкоснулись, когда она прошла мимо него, и тела наэлектризовались. Стоя в дверях, Эшли неловко подбирала слова:
— Ну… доброй ночи… наверно.
Итан кивнул.
— В случае неурядиц можешь… Я могу прийти в бар.
Она искривила губы в смущенной улыбке и исчезла.
Итан вздохнул. Он знал, что они играют с огнем. И зачем они упрямятся? Чертово вожделение! В два счета превращаешься в идиота и ведешь себя как осел!
Он достал из холодильника банку пива и походил по квартире, слишком взбудораженный, чтобы сидеть. Он готов был прыгнуть за руль и ехать без цели по северным дорогам до самых скал у Рокпорта.
Мобильник зазвонил, и он не смог подавить усмешку. Она держалась совсем не долго.
Он не глядя взял трубку, повторяя себе, что не должен отвечать, что это скользкая дорожка, но не в силах был удержаться.
Голос его удивил. Это была не Эшли. Он посмотрел на экран и убедился, что и номер был не ее.
То, что он услышал, его поразило.
Повергло в ужас.
48
Хотя Бикон-Хилл не был старейшим кварталом Мэхинган Фолз, здесь сохранились самые старинные здания «во всей аутентичности», как любила повторять Тесса Кащинская редким покупателям во время осмотра домов. Старинные особняки из серого камня и дома в неоготическом стиле с узкими башенками стояли, прижавшись друг к другу. Тесные проходы разделяли обшарпанные здания высотой не больше двух этажей. Другие же представляли собой просторные особняки, занимавшие целый квартал и окруженные неухоженными лужайками. В некоторых из них помещались теперь квартиры, а другие все еще принадлежали древнейшим родам города.
Бикон-Хилл шел вверх до колокольни пресвитерианской церкви Благодати, а затем город замыкали леса и холмы Пояса, хотя некоторые жители и считали, что мыс Мэхинган Хэд и маяк также относятся к этому кварталу.
Том и Оливия шагали по Бикон-Хилл после того, как провели весь день, листая в церкви приходские книги. Анита Розенберг гордо заявила по радио, что она выросла в тени этой церкви, и два детектива-самоучки хотели выяснить, не было ли в приходских книгах других Розенбергов. Накануне они долго искали в интернете генеалогию Аниты Розенберг через десятки специализированных сайтов, но это немногое им дало. Они только и откопали, что Тимоти Розенберга, который родился в 1955 году в Мэхинган и эмигрировал в Австралию. Они не смогли даже достоверно установить его родство с Анитой Розенберг. Анита, в свою очередь, вовсе нигде не значилась в интернете. Приходские списки были составлены по годам и разделены по событиям. Рождение, крещение, отпевание. Горы записей быстро исчерпали их энтузиазм. Потребовались бы многие дни, чтобы найти искомые фамилии, если они вообще значились в этих книгах. Кроме того, найди они хоть кого-то из Розенбергов, им пришлось бы возобновлять свои поиски в интернете: на этот раз они бы имели в своем распоряжении полное имя. А отыскать предков Аниты Розенберг оказалось куда сложнее, чем они предполагали сначала. Не говоря уже о том, чтобы проследить ее родословную до 1692 года и проверить вероятное родство с Дженифаэль Ашак — это оказалось просто невозможным.
Оливия захлопнула одну их толстых книг и заявила:
— Это бесполезно, я только глотаю пыль безо всякого толку. Пойдем, может, нам повезет и старый добрый поквартирный опрос и сарафанное радио дадут нам больше.
Они начали с соседей Аниты Розенберг. Хелен Боуз приняла их с распростертыми объятиями и достала свой лучший сервиз, узнав ту-самую-Оливию-Спенсер-Бердок-из-телевизора. Она уже ответила на все вопросы полиции, но была готова повторить «только для удовольствия». Эта старая сплетница, которая специально поставила кресло у окна, чтобы не пропускать ни одного прохожего, была так польщена визитом, что не умолкала ни на минуту. Она выложила им все подробности жизни Аниты Розенберг, причитая и завывая от ужаса всякий раз, когда упоминала произошедшее в прямом эфире. «Я все слышала, мне теперь снятся кошмары…» — повторила она пять или шесть раз, чтобы ее наконец пожалели. Том и Оливия вышли из ее дома безо всякой уверенности, что узнали хоть что-то новое об Аните Розенберг, но с несомненной головной болью. Хелен Боуз даже не спросила, зачем им вся эта информация, но продиктовала целый список знакомых семьи Розенберг, и они вышли на улицу, собираясь поговорить с как можно большим числом людей из этого списка.
— Кто к нам ближе всего? — спросила Оливия.
— Барри Флэнаган. Друг детства мужа миссис Розенберг, по профессии слесарь.
В квартале все друг друга знали, и им не составило труда найти дом человека, имея в распоряжении только его имя. Барри Флэнаган жил над доками, не далее чем в шестистах метрах, и Том с Оливией решили дойти туда пешком.
— Ты не думаешь, что нам следовало бы обратиться в полицию? — спросил Том, пока они шли вдоль фасада, который больше напоминал готическую церковь, чем многоквартирный дом, каковым он являлся в действительности. — По крайней мере, мы могли бы рассказать им о переводе со староанглийского.
— Когда мы пойдем в полицию, и если мы туда пойдем, то расскажем абсолютно все, что сможем узнать. И они уже решат, что из этого важно. Но прямо сейчас — нет. Поверь мне: шеф полиции — допотопный мачист, и ты не захочешь бы с ним сталкиваться. И я уже сейчас знаю, чем все кончится: «Все эти торчки из шоубиза», — и прочая херня.
Оливия за словом в карман не лезла, но ругаться было не в ее привычке, разве что когда выпивала, торопилась или говорила о вещах, задевающих ее за живое.
— Кроме того, это маленький городок, — уточнила она, — и все, что мы им расскажем, скоро станет известно всем, и все будут принимать нашу семью за полоумных нью-йоркцев, которые пугаются каждого сквозняка в своем большом доме. Мне бы этого не хотелось.
— Ладно, аргумент засчитан, ваша честь.
— Я беспокоюсь больше об Оуэне и Чадвике.
Том округлил глаза.
— Это подростки с буйным воображением. Если мы скажем, что в доме, возможно, живут призраки или как это назвать, нам конец!
— Я думаю об их безопасности. Если они будут настороже, то не только будут избегать всяких рисков, но и в случае чего тут же сообщат нам о малейших странностях. Ты так не думаешь?
— Нет. Плохая идея. Если в результате окажется, что ничего нет, то мы все равно будем двумя нью-йоркцами, которые «пугаются каждого сквозняка в своем большом доме», и только зря посеем в семье панику. Еще успеем предупредить детей, если убедимся, что…
— Если мы убедимся, что в доме живет гребаный призрак, мы просто переедем отсюда на хер! В тот же день, клянусь!
Том рассмеялся.
— Что с тобой? — удивленно спросила супруга.
Он взял ее за руку.
— Послушай только, ну что мы говорим!
Оливия подняла глаза к небу. Том наклонился.
— Признай, что в глубине души тебя все это немножко будоражит.
— Конечно, дорогой, я всегда мечтала устроить тройничок с призраком.
Том ухмыльнулся еще шире, не отпуская ее руки. Они шли по улице, как влюбленные подростки.
— Ты прекрасно знаешь, что я не про возбуждение. А про азарт, любопытство, с которым дети отправляются на поиск сокровищ.
— Нет, все это относится к тебе. А я защищаю своих.
Через пару метров она подняла их сплетенные руки и добавила:
— И я наконец нашла повод побыть с мужем наедине, без детей!
Она подмигнула Тому, чтобы он не воспринимал ее слова слишком уж всерьез. Она вовлеклась в их мистические расследования, но, как сама говорила Тому, ей было слишком сложно отказаться так сразу от своей рациональной картины мира.
Барри Флэнаган перебирал детские воспоминания, связанные со Стивом Розенбергом, и упоминал родителей последнего, не называя их по именам. Решительно, это была очень милая беседа, но безо всякой пользы. Оливия начинала терять надежду.
— Мы топчемся на одном месте, — признал Том, присаживаясь на бордюр клумбы с видом на залив, где дрейфовало полдюжины парусных лодок и десяток прогулочных яхт.
Том опустошил стакан одним глотком, потом с озадаченным видом уставился в горизонт. Вдалеке, на скалистом мысе, виднелся маяк, его единственный глаз светился во тьме.
— Что нам нужно, так это путеводитель по местной истории.
— Думаешь, в книжном их нет?
— Нет, я имею в виду, гид, проводник, — человек, а не книжка. Ходячая энциклопедия.
Оливия помолчала, задумавшись, а потом наклонилась к мужу.
— А ты помнишь имя того владельца ресторана морепродуктов, который еще находится прямо здесь, по ту сторону набережной?
— Логан Дин Морган! Я, может, неотесанный чурбан, но с памятью на имена. Л.Д.М. Невыносимый тип.
— Он рекламировал свою жену как эксперта в истории города.
— Нет, она специализируется на убийствах! И всяких мрачных происшествиях.
— Ну и отлично, почему бы нет? Может, в криминальных хрониках Мэхинган Фолз значится какой-нибудь Розенберг, или она в курсе каких-то неизвестных нам подробностей о Дженифаэль Ашак!
— Подробностей, до которых не докопался Гари Талли за десять лет одержимых поисков?
— Ну а что нам стоит попытаться?
— Уф, для этого придется пойти к Л.Д.М., и я не уверен, что выживу…
Но Оливия уже встала с решительным видом.