Валя первым вскочил и пошел за ним, следом поспешили и остальные. Николай Егорыч подвел их к дальнему небольшому костру, метрах в десяти от него развернулся и ушел.
Шаман выглядел как шаман. Он возвышался над ними, сидя на огромном сооружении странной формы, покрытом шкурами. Весь он был в мехах, перьях и ожерельях из когтей, но оказался неожиданно молод — явно моложе Николая Егорыча, чуть старше их лесного провожатого. Впрочем, кто их разберет, монголоидов. Он кивком пригласил их сесть — по-простому, на землю, на такие же шкуры, как у большого костра.
— Гости сыты, и можно говорить, — сказал шаман.
Гости робко поздоровались.
— Мы искали упавший самолет, — сказал Тихонов. — И встретили в лесу одного из ваших. Он нас и привел.
Шаман кивнул.
— Нам сказали, что про самолет ничего не знают, — продолжал Тихонов, оглянувшись на остальных.
— Но мы слышали их, они вышли на связь по радио, — добавил дядя Игорь. — Координаты вроде ваши.
Шаман кивнул снова и вытащил откуда-то из складок своих мехов небольшой, но явно человеческий череп. Он погладил его, не то одобряя, не то надеясь с его помощью узнать что-нибудь о самолете. Череп не реагировал. Савельев всмотрелся пристальней: несмотря на полумрак, он со своим ортопедическим опытом мог разглядеть, что артефакт вполне подлинный либо очень тщательно изготовленный из тонкой пластмассы… да нет, какое там, кость есть кость. «Интересно, угроза это или предупреждение? Мы вроде ничего пока не сделали…»
— Простите, — сказал Валя. — Мы подумали, что вы могли что-то знать.
— Я их по радио не слышу, — сказал шаман. — Многих слышу, самолет не слышу.
— У вас что, радио есть?! — изумился дядя.
Шаман кивнул.
— А вы, простите, сами собрали или купили?
— Нахожу, — сказал шаман. — Сколько есть в самолете людей?
— Одиннадцать, одна женщина. Как вы думаете, могли они выжить?
— Я спросил у духов ночью, когда гости спали.
— И чего они сказали? — спросил Окунев. Он еще не разобрался, что шаман в такой форме дает поручение самому себе.
— Никто не знает, что сказали духи, пока не спросил, — ответил шаман, глядя на Окунева, как на дурачка. — Но это я спросил потом. А сейчас гости спросили, что хотели знать.
И Валя решился.
— Николай Егорыч сказал… Он говорит, вы арии… Я не очень понимаю.
Шаман опять кивнул и начал рассказывать. Иногда он принимался рычать, иногда петь, пару раз даже катался по земле, потом начинал колотить в бубен и так же резко обрывал стук. Страннее всего было то, что после экстатического камлания он мгновенно приходил в себя и снова продолжал, будто и не отвлекался. Короче, история их народа, смешанная с мифами, сохранилась только в устных источниках. Они действительно называли себя ариями. Расположенный на Южном Урале Аркаим был их первым университетом. Когда-то их многочисленный народ господствовал на всей северной части материка, занимался земледелием, разводил скот. Потом пришли черные люди, и арии раскололись — часть ушла, как понял Валя, в Индию, часть рассеялась по Европе. Оставшиеся с тех пор кочевали по северу, останавливаясь то здесь то там. На каждом месте жили подолгу, десятилетиями — как понял Валя, пока не сменялся шаман. Новый шаман первым делом отыскивал неподалеку новое место, и племя переходило туда. Черных людей вскоре вытеснили красные люди, потом белые, в своих разборках про ариев забыли, и они существовали спокойно, ни с кем не общаясь и никого не боясь, кроме Хохо. Со временем из десятка кочующих общин осталась одна, численность падала, но говорил об этом шаман без грусти, даже, как Вале показалось, с потаенной радостью человека, приближающегося к цели. Валя пытался сопоставить эти сведения с писаной историей Урала, но безуспешно. В самом деле, думал он, что там мы знаем? По черепкам да сомнительным летописям… Может быть, история действительно выглядела совсем иначе. Вот тебе и открытие. Но что же их раньше не открыли?
— Ваши ученые приходят когда-то давно. Пишут. Все теряется. Теперь не приходят. Кто приходит, те не спрашивают. Кто спрашивает, не верят. Вот ты веришь, что мамонта ешь?
— Нет, — озадаченно сказал Валя.
Шаман кивнул.
— Арии не обманывают. Но в правду никто не верит. Смеются, говорят, люди шутят. Смотри! — он встал и откинул шкуры со своего трона. Валя услышал, как рядом присвистнул Тихонов. Трон был сооружен из здоровенных закрученных бивней, выглядевших совсем свежими — во всяком случае, непохоже было, чтобы они тысячелетиями пролежали в земле.
— Вчера мамонт приходит. Один год — один мамонт.
— На раскопках сперли, — неуверенно прошептал Окунев, наклонясь к Вале.
Шаман внимательно посмотрел на Окунева и накинул шкуры обратно.
— Кому тут копать, — спросил он страшным шепотом. — Ты как друг Хохо. Ищешь зло. Что, если однажды ты его нашел?
Это очень точно, подумал Валя. Окунев ему скорее нравился, но и он заметил, что новый знакомый будто слепнет, когда рядом появляется что-то хорошее, что он везде ищет несправедливость, обман, несчастье, и торжествует, когда находит: ага, а вы мне не верили, но вот вам жизнь как она есть и что вы на это скажете?
— Ты пришел в город, — продолжал шаман, — сказал, что ешь мамонта у ариев. Кто тебе поверил? Подумали, тебя Хохо находит.
Это была правда, Валя даже и представить не мог, как он будет рассказывать об этом друзьям или, того непредставимей, матери. Эх, какой материал пропадет! Пропал, мысленно поправил себя он, переводя на странное арийское наречие. О том же самом, он был уверен, подумал и Тихонов.
— Хохо — кто это? — спросил он шамана.
— Хохо — дух. Кого Хохо находит, у того становится дыра в душе. Один есть в нашем роду — плохо прячется от Хохо, выдает себя, Хохо его находит. Он тогда делается с дырой в душе, ходит, ходит среди людей, говорит не дело, пугает женщин, не трогает воду. Потом уходит в лес. Давно уходит. Никто его больше не видит.
Шаман снова взгромоздился на трон и продолжил:
— Духов много, но все боятся Хохо. Но он нас бережет, мы скоро одни остались.
Этого Валя уже совсем не понял.
— Знаешь речку в трубе? — заговорил шаман вовсе уж путано.
— Канализация? — робко спросил Валя.
— Ты канализация, — беззлобно осадил его шаман. — В Москве дома строили, речку в трубу забрали. Дома все рухнули, речка осталась. Так и мы остались. Предсказание есть. Зачем нам сейчас выходить, когда вы еще есть? Мы вышли, когда вы ушли. Тогда все наше.
— А что, — почти шепотом спросил Валя, — это близко?
— А то сам не видел, — ласково сказал шаман.
3
Говорил он еще долго, все уже клевали носом, дядя Игорь давно ушел к своему приемнику — ловить новые сообщения. Шаман, казалось, ничуть не уставал и мог бы камлать еще долго.
— Я еще хотел спросить, — Валя вытащил из кармана блокнот. — Мы там знаки видели…
Шаман заглянул в блокнот и неожиданно захохотал.
— Ты рисуешь, как Данила охотится, — воскликнул он, глядя на изображение первого знака. — У тебя получается знак, что на этом месте охотника, стоящего вниз головой, кроют два лося, а другие охотники поют им ночную песню.
Валя почувствовал, что краснеет.
— Я показал Марье, мы так попробовали. Как два лося. Только нам не хватает второго лося. Ты был им? Месье знает толк в извращениях, — неожиданно процитировал шаман, чем поверг Валю в окончательное смущение.
— Я еще сфотографировал, — оправдывался он.
Шаман утер слезы, отцепил от блокнота ручку и быстро перерисовал знаки.
— Вот как. Это растущий месяц. Это люди. Это защита от Хохо. Вот это — глаза охотника, который убивает зверя. Это время. Здесь — песня. А это, — он указал на полосатый овал на ножках, — это тебе знать не надо. — И он строго посмотрел на Валю.
Значит, все-таки есть и у них тайны, в которые не посвящают пришлых.
— Теперь гости пошли спать. Их проводили в дома. — Речь шамана стала замедленной, взгляд рассеянным. Видимо, готовится к общению с духами. Ах, как Валя мечтал посмотреть на ритуал! Но это было нельзя, видимо, этого тоже пришлым знать не надо. Валя знал о шаманизме достаточно, но то был другой, изученный шаманизм известных народов, которые из своих традиций никакой тайны не делали. По рассказам шамана Валя понял, что арии исповедуют привычный культ духов, при этом духи никак не были связаны с силами природы — к природе арии вообще относились практично: дождь и ветер были не более чем природными явлениями, животные не обожествлялись, в общем, их знания об окружающем мире соответствовали среднестатистическим современным. Духи же существовали сами по себе и отвечали только за людей, за их поведение и мысли. Самый страшный и сильный был Хохо — что-то, как Валя решил, вроде духа безумия. Именно безумия боялись арии больше всего на свете, и это тоже Вале очень понравилось. Трудно сказать, что ему здесь не нравилось — вкусное мясо, красивые девушки, умные традиции… Интересно, какие у них дома? И где они?
Шаман кивнул им напоследок и отвернулся. Николай Егорыч уже стоял неподалеку, выжидая. Они пошли следом за ним куда-то к окружавшим поляну кустам — только сейчас Валя заметил, как ровно они высажены. Специально? Возможно, чем Хохо не шутит…
— А наши вещи? — вспомнил Тихонов.
— Вещи гостей теперь в домах.
В кустарнике открылась брешь, в которую они и прошли друг за другом. В лесу было уже совсем темно, приходилось держаться друг за друга, а их провожатый начал бубнить под нос заунывный мотив без слов — так и шли на голос, шли, по счастью, недолго. Через пару минут Николай остановился, Валя различил впереди темный силуэт домика. Скрипнула дверь, мелькнул огонек — свеча, лучина? — высветивший немолодое женское лицо.
— Ты, ты, ты, ты — спали здесь, — сказал Николай, затем взял Валю за руку и повел дальше в темноту. Это Вале уже не очень понравилось. С другой стороны, он понимал, что дома у ариев не такие, чтобы пятеро взрослых мужиков (звучало приятно, что уж) свободно там разместились. Тем временем они, кажется, пришли — глаза, привыкшие к темноте, разглядели еще одну избушку. Ничего, утром можно будет все рассмотреть подробно. Здесь им навстречу никто не вышел, Николай подтолкнул Валю к двери и растворился во мраке: Валя наконец понял, как это бывает — растворяться во мраке. Ощупью он отыскал ручку на двери и вошел. Споткнулся обо что-то, тут же натолкнулся на вторую дверь. За нею уже было светло — горела, чадя и воняя салом, свеча, топилась печь. Это была обычная деревенская изба, добротная, крепкая — неужели они на каждом новом месте такие строили? Нет, вряд ли, скорее заняли пустующее поселение. Странно, конечно, что дома стояли прямо посреди леса, на деревню не похоже. Сколько там лет этому шаману — сорок? И когда он стал шаманом? Валя продолжал осматриваться. Интерьер был спартанский — дощатый стол с двумя скамьями, в углу потемневший от времени сундук. Валя попытался было открыть, но безуспешно, замка он не нашел и усердствовать не стал — не дома, чай, по сундукам-то шарить. Он взял со стола свечу (она была в самом деле не восковая, а из чьего-то жира) и прошел в другую комнату. Ага, вот и спальня: кровать железная, сверху набросаны шкуры. От печи шло тепло, и он с облегчением скинул куртку и свитер. Посмотрел на часы — всего десять, рано же здесь темнеет, они только с шаманом часа три просидели… Голова кругом шла от усталости, и Валя, кое-как разувшись, рухнул на шкуры. Он успел в падении последним выдохом задуть свечу. Кровать под ним поплыла и закачалась, и он упал в полусон, пропитанный странным местным запахом: древним, лесным, дымным.