Мы бились об стекло,
И прекращались муки,
Когда уже светло.
28 июля 1948
154. Вздор
Из пыли делается мед,
Из мела делается лед,
Из мыла делается суп,
Из тела делается труп.
29 июля 1948
155. «Когда меня бросает в дрожь…»
Когда меня бросает в дрожь,
Я выбираю острый нож
И говорю – довольно.
Когда меня кусает вошь,
Я в это место тычу нож,
И мне уже не больно.
Когда вас одолеет боль,
Друзья мои, берите соль
И сыпьте соль на рану
По чайной ложке через час —
Я это пробовал не раз
И вряд ли перестану.
Когда вас ослепляет гнев
И вы кипите, не поев,
И чересчур жестоки,
Друзья мои, берите нож
И режьте мясо на гуляш,
Как будто это щеки.
Мы покупаем за гроши
И соль, и мясо, и ножи, —
Набор от всех болезней.
Ножи! Что может быть нужней,
Ножи! Что может быть нежней,
Что может быть железней!
1 августа 1948
«Дом Советов»
156. «Какой туман над кучей крыш…»
Какой туман над кучей крыш,
Какие лужи…
Мы трусим с облетевших груш
Сухие груши.
Мы собираем желтый лист,
Несем к сараям.
Пока он сух, пока он чист,
Мы собираем.
Мы роем из разрытых гряд
Горькую редьку.
Темно. Довольно ковырять
Пустую грядку.
1948 или 1949
157. Летучий голландец
Мой друг в тумане и в воде
Скитался много лет.
А я искал его везде,
А он уже скелет.
На переменчивый рассвет,
На радостный разбой,
На сумрак зим, на солнце лет
Возьми меня с собой.
Космополит, метеорит,
Возьми меня, мой друг.
А он летит, а он летит,
Плюя на всё вокруг.
На щедрый мир, на жирный пир,
На радость горьких слез
Легко меняю свой сортир —
Мерси за перевоз.
Не надо драм, не надо слез.
Постой, мой друг, постой,
Мне нужен только перевоз,
Я не такой простой.
Мой милый, вот моя рука,
Спаситель голубой.
Плыви один. Пока! Пока!
Мы встретимся с тобой.
4 июля 1949
158. «Троллейбус подан. Окурок брошен…»
Троллейбус подан. Окурок брошен
На вашу осень, на ваш снежок.
Зал ожидает: «Просим! Просим!»
Какая бездна! Какой прыжок!
Гулянье ночью безрезультатно.
На то и осень, на то и ночь.
Махнем на это. Пошли обратно,
Слезами горю не помочь.
16 сентября 1949
159. «Всё разложено по ящикам…»
Всё разложено по ящикам,
Всё разбросано в снегу.
Набираю соли за щеку
Так, что больше не могу.
Подбираю то, что падает,
Опускаю на кровать.
Это дико, то, что радует,
Начиная умирать.
2 декабря 1949
160. Елисаветград
Для Лоточки
Семафор роняет руки,
Разлетаются флажки.
За полями лягут реки,
Голубые ремешки.
Изогнувшимся вагонам
Будет брошен дымный мяч,
По сияющим прогонам
Понесутся тени вскачь.
Промелькаем, прогрохочем
По зеленой тишине.
Тише… тише… дело к ночи,
Огоньки бегут в окне.
Та же станция мелькает.
Тот же дом. Тот же сад.
Сносит, сносит, уплывает.
Всё назад, всё назад.
—
Утро. Дружные вагоны,
Пробегающий парад.
Золоченые погоны
То в тени, то горят.
Вдруг проносится береза,
Белый жар, свежий лед.
Скачут звонкие колеса.
Всё поет. Всё поет.
2 декабря 1949
161. Молитва
Час. Два. Четыре.
Пять часов.
Ночная тишина.
Удары капель.
Бой часов.
Зеленая луна.
Глубокий снег.
Свободный вздох.
Высокая стена.
Пришедший дух.
Великий Бог.
Ночная тишина.
2 декабря 1949
«Дом Советов»
162. Начало
Мы видели часами
роман:
Над морем нависает
туман.
За спуском начинается
порт.
В тумане намечается
борт.
По набережной шаркает
трап.
Под килем пробирается
краб.
Уходит в воду
мокрый канат.
Корма взлетает.
Капли звенят.
12–13 февраля 1950
Во сне
163. Воспоминание («Была погодка свеженовата…»)
Была погодка свеженовата.
Оставив дома кашне и плед,
Я шел куда-то, я шел куда-то,
Может, веселый, а может, нет.
Я шел по стрелкам, я шел по веткам,
Мимо молочниц, мимо планет.
Всё это, может, казалось сладким,
Может, казалось, а может, нет.
Апрель 1950
164. «Над нами вместо тишины…»
Над нами вместо тишины
Висят чужие люди.
По небу плавает луны
Кусок в ночной посуде.
Позорно девкам молодым
Болтаться с удобреньем.
Нам с Богом стыдно. Мы глядим,
Глядим с неодобреньем.
<1950>
165. Фокусы
Мы гадаем, гадаем, бросая то так,
То эдак,
И поднимаем платок как белый флаг,
Ах, напоследок!
Такой платок, который так
Пригоден для лучших штук,
Который только такой чудак,
Как я, кладет под утюг.
Платок, цветок, росток – растяни,
И вместо платка будет две простыни,
Что неплохо даже
В смысле продажи.
Как же могло случиться,
Что в него приходится мочиться,
То есть я хочу сказать —
Вместо того, чтоб на нём вышивать
Многоцветные розы,
Капать в него и собирать
Незаметные слезы!
Но может ли случиться и так, —
Ах, как этому поверить, —
Что этот самый крылатый знак, —
Необычайный выверт, —
Раскроет, как занавес, нам вход,
Наконец, в заповедник,
Где куча благ, где добрый Бог,
И я – наследник!
15 мая 1950
166. Авлида. Вертунет
Мы готовимся к отплытью
Целый год. Целый год.
Но, подвергнутый заклятью,
Замер флот. Замер флот.
О, жестокие планеты,
Наложившие запрет!
Ветру нету, ветрунету,
Вертунету, вертунет.
Вы от нас хотите жертвы
Каждый час. Каждый час.
Воскресите же из мертвых
Сами нас. Сами нас.
Глаза наши смелы,
Летят из них стрелы.
Колите Бога,
Он недотрога.
Бог просыпается,
Гроза рассыпается.
Вздымайтесь, тучи,
В синие кручи.
Хватит, хватит строгостей!
Флот красивый, трогайся!
В брызгах, во влаге
Щелкайте, флаги!
Голубые ветры веют,
Надувают паруса.
Явственеют, явственеют,
Явственеют чудеса.
10 июня 1950
167. «Когда мы прохо-, мы прохо-, мы проходим по самым верхам…»
Когда мы прохо-, мы прохо-, мы проходим по самым верхам
В жару, осененные свыше,
Мы видим божественных, белых, раскрытых, как храм, —
Девчонки сидят на скамье, и мы молим поднять их повыше.
Мы любим их пальцы, их ногти, их золото, их серебро,
Мы жаждем движений, которые их раскрывают,
Нас тянет зарыться в их душу, в чужое добро,
Руками, руками, руками, которые разрывают.
28 июня 1950
168. Сладкое
– Пора бы уже.
– Вы правы.
– Чего вам?
– Славы. Славы.
– Ладно, будет вам слава.
Еще чего?
– Женщин.
– Право?
Не много ли выйдет вместе?
Ну а на третье?
– Двести.
4 июля 1950
169. Робинзон
Кораблик, пузыри пуская,
Пошел на дно.
Авоська мокрая – пустая,
Всё съел давно.
Один, один на острой ветке
В глухую ночь.
Ночами звери покидают клетки —
Боже, прошу помочь!
А ты чего поешь, как птица,
Когда сижу нагой?
Кто будет надо мной крутиться,
Тому я дам ногой.
11 июля 1950
170. «Тара-та-та, что это значит?..»
Думала рыбка: «Много имею сказать,