– Плохо то, что по справедливости нам придется отдать золото конунгу Свейну, – был ответ.
Тут я сообразил, что такой ларец сделал бы богатым каждого из нас. Но делать было нечего. Люди слышали, что это золото конунга Свейна, а мы были людьми конунга. К тому же драгоценности такой тонкой работы ни с чем не перепутаешь, даже если бы кто-то захотел утаить часть. Эстейн осторожно закрыл ларец и завязал его поясом, чтобы он случайно не раскрылся. Наши люди мрачно смотрели на это, но никто не возразил. Казалось, что та победа, которую мы только что одержали, превратилась совсем в ничто из-за того, что золото, подобно рыбе, сверкнув чешуей, уплыло от нас в морскую пучину.
И когда уже все готовы были завыть с тоски, из трюма показалась довольное лицо Толстого Карка. Он ухмыльнулся и выложил на палубу два развязанных мешка. Из одного из них посыпались монеты. Одна из них подкатилась к моим ногам, и я первым ее поднял. Эстейну хватило одного взгляда, чтобы сказать:
– Это серебряные пенни короля Этельреда, которого в наших краях зовут Адальродом. Не думаю, что мы сможем найти их хозяина, потому как всему нашему войску в Англии выдали плату такими монетами. Грустно, конечно, что мы не сможем возместить все по справедливости, но тут уж ничего не поделаешь.
Эстейн вздохнул, и ответом ему был громкий торжествующий рев. Так что я едва расслышал, как Эстейн тихо сказал Карку:
– Лучше пересыпь монеты из этих мешков куда-нибудь в более надежное место. А мешки утопи – на них еще можно разглядеть клеймо конунга Свейна.
Я поглядел на Эстейна с вопросом в глазах, но он только похлопал меня по плечу и спросил:
– Конунг получит свое золото?
Я кивнул.
– Если бы не мы, то где оказалось бы серебро? – снова спросил Эстейн.
– В Свитьоде, – ответил я.
– Думаю я, что конунг и так вознаградил бы нас за то, что мы вернули ему самое ценное, но его терзали бы сомнения, сколько нам дать по справедливости. Он мог бы потерять сон и все бы высчитывал, как не показаться чересчур жадным и не выказать излишнюю щедрость. А так мы просто отдадим все золото ярлу Паллигу, и пусть они с конунгом Свейном сами решат, какая награда кому причитается.
Я рассмеялся.
– А корабль? Кому достанется корабль?
– По обычаю корабль разделят между всеми воинами на четырнадцати кораблях ярла Паллига, ведь они отвлекали другие драккары свеев, пока мы тут искали, чем поживиться. Но мы получим двойную долю.
Я вздохнул, потому как представил, как нелегко будет высчитать мою, даже двойную долю среди того серебра, что причиталось другим семи сотням воинов. Но Эстейн снова похлопал меня по плечу и показал глазами на Толстого Карка, который, насыпав в пустые мешки немного камней из балласта на дне трюма, бросил их в воду.
Вскоре подошли наши корабли, мы разгрузили красный корабль и стащили его с мели. У свеев он назывался «Пламя», и мы решили сохранить это имя. Не торопясь больше, мы прошли проливы и вышли в море у восточного берега Сьяланда. Паруса свеев уже почти скрылись из глаз на востоке. Ярл Паллиг велел нам пристать к берегу, мы зажгли костры и впервые за много дней выпили вдоволь пива. Того, что взяли на борту «Пламени».
На следующий день на севере показались паруса, и появился флот конунга Свейна. Конунг сошел на берег, а корабли йомсвикингов, не причаливая ушли на юго-восток. Свейн был мрачен, как грозовая туча. Но ярл Паллиг знал, как его развеселить. Он подозвал слугу и тот вынес ларец, все еще перевязанный поясом Эстейна. Когда пояс сняли и Свейн узнал ларец, он почти выхватил его из рук слуги. После того, как он трясущимися руками открыл крышку, его лицо посветлело, и он улыбнулся:
– Вижу я, ты и здесь успел вперед меня. Гляди, как бы мне не пришлось поспорить с тобой за твою удачу – слишком она велика, чтобы доставаться одному человеку.
Ярл Паллиг склонил голову и смиренно произнес:
– Моя удача принадлежит тому, кому я дал клятву.
Они помолчали немного, а потом Паллиг спросил:
– Конунг, почему корабли ярла Сигвальди не пристали к берегу. Обидел ли я его чем-нибудь.
– Я велел ему идти в Йомсборг и там заниматься торговлей. Это ему лучше всего удается. Мы полдня гнались за дюжиной кораблей, а Сигвальди говорил, что это передовой отряд и он выведет нас к главным силам. Потом свеи пристали к берегу и ушли в глубь страны посуху. А нам оставили двенадцать старых посудин, очищенных от всего добра лучше, чем ореховая скорлупа, два года пролежавшая в беличьем дупле. Мне надо было заплатить моей дружине, а вся добыча не стоила и ста марок серебра. Так что Сигвальди теперь обложит новой данью вендов, что торгуют в Йомсборге, чтобы вернуть мне должок за мои напрасные труды.
Паллиг кивнул:
– Я слышал, Сигрид Гордая прислала людей, чтобы заключить мир. Ты мог бы попросить денег у нее.
– Попросить и получить – это не одно и то же. Наши усадьбы разорены. Хлеб не сжат, работники разбежались и прячутся по полям. А чтобы вытянуть деньги из Сигрид и ее сыночка, нового конунга свеев, мне придется вновь собрать все корабли и идти к Упсале. Так что это затянется до осени. Нет! Мне очень кстати придется мое золото, что ты вернул. Я вознагражу тех, кто был со мной, а потом получу свое со свеев, когда мы вновь наберемся сил.
Паллиг снова кивнул:
– Очень мудрое решение, конунг. Позволь предложить тебе пива, что мы взяли у свеев. Оно не такое забористое, как наше, но в походе не принято привередничать.
И ярл с конунгом скрылись в шатре Паллига. А я проводил взглядом уходящие корабли йомсвикингов, жалея, что нескоро мне теперь придется увидеть Аркону и Йомсборг. Зато я радовался, что не пройдет и трех дней, как мы окажемся на Фюне, и я займу на пиру у ярла Паллига достойное место, где меня сможет увидеть Гунхильд. И если даже тогда, после нашей детской схватки с Токе, она поцеловала меня, просто хватив лишку меда, то теперь я предстану перед ней бывалым воином.
Мысли о жене ярла все не оставляли меня, и я не знал, радоваться этому или печалиться. Однако, я знал, что судьбы нам не изменить, и если я стал хёвдингом, то теперь по положению я все-таки ближе к ней, чем когда был простым младшим сыном бонда. А со всей добычей, что мы взяли, становился я и богачом не из последних, так что мог теперь, не боясь, встретить ее взгляд.
Глава 7
Ярл и конунг по чести разделили нашу добычу, и я стал богаче на десять марок серебра. Еще шесть марок пришлось на мою долю за «Серебряного жеребца», которого Эстейн выкупил для себя. Паллиг намекал ему, что такой корабль больше под стать какому-нибудь ярлу, однако Эстейн неизменно отвечал, что и ему еще не поздно стать ярлом в каких-нибудь далеких землях.
Ярл был недоволен, хотя и скрывал это за натянутыми улыбками. И это было немудрено. Еще весной Эстейн был простым оружейником в доме моего отца, а теперь он стал хозяином быстрого корабля. И ничто больше не держало его в наших землях, кроме клятвы служить ярлу до изгнания свеев, что дал он вместе со всеми нами у святилища в Оденсе. Теперь, раз свеи ушли, и конунг Свейн собирался заключить с ними мир, срок этой клятвы истекал. Ярлу было обидно терять такой замечательный драккар. И еще ярл не хотел потерять людей, которые бы гурьбой кинулись за Эстейном, позови он их поход. Но по нашим законам ничего изменить ярл Паллиг не мог.
Вскоре стал я замечать, что Токе стал слишком часто бывать в шатре своего отца, хотя раньше проводил все время со своими людьми и Асбьёрном. И вот как-то раз ярл позвал Эстейна и при других хёвдингах начал расспрашивать его о том, почему он не помог Токе в той памятной битве у острова Ромсё. Эстейн ответил, что Токе напал на свеев без приказа, и за это должен бы быть изгнан из дружины, но уважение к ярлу, его отцу, и юный возраст самого Токе позволили проявить снисхождение.
Ярл обратился к Асбьёрну Серому Когтю и попросил подтвердить слова Эстейна. Асбьёрн долго мялся, но в конце концов сказал, что в том, что сказал Эстейн есть правда, но не вся. По его словам выходило, что они с Токе заранее сговорились напасть на свеев, как только те покажутся вблизи нашей стоянки. Но их ошибкой было то, что они не успели обговорить все с Эстейном. Потому вышло так, что Токе напал на драккар свеев, а Асбьёрн не смог убедить Эстейна идти к нему на помощь.
Эстейн тут же призвал в свидетели меня, Старого Бу и Перелетного Арвида. Он прямо спросил, говорил ли Асбьёрн о своем уговоре с Токе. Я сразу сказал, что ничего такого не слышал, но что Асбьёрн действительно просил нас идти Токе на помощь. Видно было, что Арвид и Бу колеблются и даже, может быть, готовы подтвердить ту сказку, что рассказал нам Асбьёрн. Однако тут Эстейн спросил их, почему они сами не вышли на помощь Токе, а ждали, когда он отдаст приказ.
Здесь Бу как-то разом сник и сказал, что если Асбьёрн и говорил что-то об их с Токе уговоре, то, видно, он прослушал. То же сказал и Арвид, так что ярлу ничего не оставалось делать, как признать, что в этом деле много неясного и что нужно еще порасспрашивать людей, чтобы понять, как все было.
Выйдя из шатра ярла, я нашел своего друга Асгрима Законника, с которым мы снова смогли часто видеться, пока все корабли стояли в одном месте. Я увел его в дюны, чтобы нас никто не слышал и рассказал о том, что произошло в шатре ярла. Затем я попросил совета. Асгрим нахмурился и спросил:
– Какой совет от меня ты хочешь: честный или полезный?
Я усмехнулся и сказал, что хочу оба. Тогда Асгрим поднялся на гребень дюны, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает. Потом он обернулся ко мне и сказал:
– Сейчас ярл посулит еще серебра Старому Бу и Перелетному Арвиду, чтобы они подтвердили слова Серого Когтя. Не знаю, как Арвид, а Бу возьмет серебро и скажет так, как хочет ярл. И тогда ярл рассудит, что Эстейн не достоин своей доли добычи за битву при Ромсё. А у Токе появится право требовать возмещения за свои потери. Потому, возможно, надо будет по-другому распределить доли за «Серебряного жеребца».