– Ты мне нравишься, Сигурд. Но нам пора.
Одним прыжком она вскочила на свою кобылу и поскакала назад к дороге. Я сначала не мог тронуться с места, не веря собственному счастью, однако потом все же пришел в себя, залез на коня и бросился за ней. Мы вернулись к ее людям, и там она стала смеяться над тем, что я не смог догнать ее. Я молча сносил насмешки, вспоминая о том, что случилось между нами за холмом, и мечтая о том мгновении, когда смогу снова прижать ее к себе.
Мы приехали в Оденсе вскоре после полудня, и я отправился в святилище Высокого. Там я отдал жрецу, отцу Асгрима, серебро, он взял за ноги связанного ягненка и исчез за дверью храма. Потом он вышел с измазанными кровью руками и пустил меня внутрь святилища, чтобы я сам мог поблагодарить бога. Я постоял немного в середине деревянного храма, глядя на грубо вырубленного истукана с золоченым лицом и покрытыми тонким листовым серебром руками. Губы Одина были вымазаны свежей жертвенной кровью. Тушка ягненка лежала у его ног. Я попросил у Высокого судьбы воина и вышел наружу.
Священники Белого Христа в нынешние времена часто смеются над тем, как выглядят старые боги в наших святилищах и говорят, что даже ребенок вырезал бы истукана лучше. Им, с их расписанными золотом церквями, не понять, что не золото, а только живая жертвенная кровь заставляет бога прислушиваться к нам. И как ни украшай истукана, боги глухи к молитвам, если за ними не стоит чья-то жизнь. Так говорил нам Асгейр, отец Асгрима.
Во время нашествия свеев в святилище прятались женщины и дети из усадьбы ярла и с соседних хуторов. Они принесли жертву и попросили у Высокого защиты. Убить человека, находящегося под защитой бога, – оскорбление всем богам, и мало кто из воинов решится на такое. Однако я слышал, что иногда воины, распаленные боем, врывались в святилища и силой выводили наружу тех, кто там укрывался. Этого, видно, и боялась Гунхильд, когда выбрала нашу усадьбу своим убежищем. Ведь что ни говори, жена ярла и сестра конунга дорогого стоит, даже если просто попросить за не выкуп. А такую красивую девушку, как Гунхильд, могло ждать и кое-что похуже. Сейчас святилище было пусто, потому что враги были далеко, однако вся трава внутри ограды была вытоптана: видно, укрываться нашим людям тут пришлось не один день.
В тот же вечер ярл Паллиг давал пир в честь своих воинов. Он радовался, что нашел свою жену и добро невредимыми, а наша с Эстейном удача позволила ему еще и получить неплохую прибыль серебром. Теперь пришло время раздачи подарков воинам, которые не любят скупых вождей. Мы сидели за большими столами в просторных палатах ярла. Паллиг не пожалел ни пива, ни свинины, ни рыбы, а повара ярла сумели приготовить горы колбас и испечь сотни лепешек. Видно, ярл смог хорошо припрятать свое добро, так что в снеди недостатка не было.
Я сидел во главе стола со своими людьми, хотя половина из них на самом деле принадлежала Паллигу, и он дал их нам с Эстейном только на время, когда нужно было пополнить команды двух наших кораблей. Другая половина состояла из людей моего отца во главе с Кетилем Бородой, однако мало среди них было таких, кому не исполнилось бы уже тридцати зим. Всех молодых увел с собой Эстейн, пообещав, как видно, славу и богатство. Мы вяло переговаривались с Кетилем и глядели на то, как ярл награждает своих людей, даря кому кольцо, кому браслет. Нас Паллиг подарками обошел, решив, как сказал Кетиль, что мы свое уже получили.
– Те из команды твоего отца, кто остался, и так никуда не уйдут. А богатство себе они уже добыли. Так что нечего разжигать еще пущую зависть среди остальных, – объяснил мне Кетиль. – Однако в любом случае правильно будет наградить нас с тобой хотя бы ломаным колечком, чтобы соблюсти приличия.
И ярл действительно подарил нам с Кетилем по ножу с рукоятками, украшенными костью и серебром, однако цена такому подарку была невелика, потому как узоры выглядели довольно грубо, а сталь – хрупкой. Больше же всех серебра от него получил Хрольв Исландец за свою драпу, хвалебную песнь, о подвигах ярла. Я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, когда слушал, как «равный Тору по силе битвы вершитель в пляске валькирий не дал пощады» свеям и гнал их до «самой земли великанов». Кетиль пил пиво, не останавливаясь и все кричал, чтобы ему подливали, но я за весь вечер выпил, может, рога два. А пил я мало, потому что другой радости ждал я от этого пира.
Я глядел, как с каждым кубком хмелел ярл, и гадал, когда же он прикажет женщинам идти в свои покои. В доме у ярла, как и в доме моего отца, палата для пиршества и покои для жилья разделялись стеной. Потому, пока шел пир, на жилой половине никого не было. И вот я увидел, как Гунхильд кликнула свою служанку, и вышла из-за стола. Я подождал немного и увидел, что служанка вернулась, прошла через палату и вышла на улицу. Я встал и сказал Кетилю, что иду на двор справить нужду. Качаясь, я обошел стол, но вместо того, чтобы идти к дверям на улицу, я, пошатываясь, вышел в дверь, что вела в жилую половину дома. Там я сел, привалившись к стене и подождал, не заметил ли кто мою ошибку и не придет ли увести меня обратно. Но все были поглощены рассказом Старого Бу о том, как он ходил на свеев вместе со Стирбьёрном за десять лет до того.
Тогда я встал и начал, качаясь, открывать все двери по очереди. Мне повезло, потому что в первом покое было темно, и не раздавалось звуков дыхания, зато во втором горела свеча и с какой-то вышивкой в руках на постели сидела Гунхильд. Я быстро вошел и плотно закрыл дверь за спиной. Она подняла на меня лицо и тут же вскочила на ноги. Я подбежал к ней и хотел обнять, но она отстранилась и ледяным тоном прошептала:
– Что ты тут делаешь, Сигурд сын Харальда?
Я улыбнулся и прошептал в ответ, пытаясь прижать ее к себе:
– Не бойся, Гунхильд, меня никто не видел. Пир в самом разгаре, и твой муж не скоро вернется.
Однако Гунхильд снова вывернулась и зло прошептала в ответ:
– Ты, видно, забыл, что я дочь конунга и сестра конунга, и пришел ко мне, как к простой рабыне…
Я опустил руки в недоумении:
– Еще утром ты по-другому вела себя, Гунхильд дочь Харальда. Не ты ли говорила, что я тебе нравлюсь?
– И что, ты настолько глуп, что подумал, я забуду о своей чести?
Я хотел сказать ей что-то злое в ответ, но только промолвил, пожав плечами:
– Да, я люблю тебя, и потому, видно, я был настолько глуп, что поверил тебе сегодня.
Она немного смягчилась, но сказала только:
– Ты мне правда нравишься, но сегодня утром я просто поддалась слабости. Это недостойно дочери конунга.
Я снова попытался обнять ее.
– Гунхильд, я сделаю для тебя все, что пожелаешь… Я…
На какое-то мгновение мне показалось, что она больше не сопротивляется, а наоборот, прижимается ко мне, я потянулся своими губами к ее губам, но тут же прозвучала пощечина. Она отскочила в дальний угол комнаты и из вороха одежд в изголовье выхватила маленький нож, которым резала мясо на пиру у нас в усадьбе.
– Убирайся отсюда, Сигурд, иначе я позову на помощь! – Теперь она говорила почти в полный голос.
– Гунхильд, опомнись, ведь тебе самой хочется того же, что и мне… – я все еще пытался убедить ее.
– Уходи, Сигурд, – сказала она уже спокойнее. – Не тебе знать, чего хочу я. А даже если бы я и хотела, того же, что и ты, моя честь мне дороже.
Я сделал движение в ее сторону, и она тут же взмахнула ножом. Я остановился, и она указала мне на дверь. Я развернулся и быстро вышел, даже не посмотрев, есть ли кто-то в проходе. Снова пошатываясь, я дошел до входа в пиршественную палату и, едва не свалившись на пол, вышел к ярлу и воинам. Было шумно, воины о чем-то спорили, стараясь перекричать друг друга, и никто, казалось, не обратил на меня никакого внимания. Держась за стену, я дошел до дверей на улицу, вышел, справил нужду и вернулся на свое место. Я начал садиться и тут увидел, что на месте Кетиля сидит Токе.
– В незнакомом доме нетрудно заплутать, – сказал он, – особенно после доброго пива. В следующий раз попроси меня проводить тебя, ведь друзья должны помогать друг другу в таком деле.
Я ответил заплетающимся языком:
– Я хорошо знаю этот дом, я здесь жил, так что знаю, куда идти. Только вот немного не угадал с направлением.
Токе тихо сказал:
– Со мной ты можешь не притворяться, Сигурд. Я знаю, к кому ты ходил. И я рад, что ты так рано вернулся, потому что это говорит о том, что нашей чести ничего не угрожает. И в этот раз, так и быть, я не расскажу об этой твоей «ошибке» никому.
Он так произнес слово «ошибка», что стало ясно, что его-то мне обмануть не удалось. Я сел на скамью рядом с ним, а он хлопнул меня по плечу и сказал:
– Она дочь и сестра конунгов и жена ярла. И, вижу я, моя мачеха тебе это хорошо объяснила. Так что забудь о своих странных мечтаниях. Следующей весной мы пойдем в поход, и там ты возьмешь себе столько женщин, сколько захочешь. Так что давай лучше выпьем за нашу дружбу. А друг – это тот, кто никогда не выдаст тайну друга.
Токе поднял рог, выпил из него и отдал мне. Я тоже выпил и мы обнялись. Теперь мы были почти что побратимы, и я не знал, радоваться мне этому или огорчаться. Затем к нам присоединился Асгрим, и в тот вечер мы выпили еще много пива, так что я заснул прямо за столом.
На следующее утро я попрощался с Кетилем Бородой и остальными людьми, кто расходился по домам, и отправился к нам в усадьбу. Из всей команды «Летящего» со мной осталось только четыре человека – мой брат Бьёрн сказал, что больше воинов, не занятых в простой работе нам кормить ни к чему. И я вспоминал, как еще прошлой зимой у нас в усадьбе жило семеро лучших воинов во главе с Маленьким Аке и Эстейном Синим Змеем. Тогда зимние дни проходили незаметно, потому что мы непрерывно упражнялись и в бое на мечах, и с копьем, и со стрелами. Но из той четверки, что осталась, не было никого, кто мог бы меня чему-то научить – это были рядовые воины, не попросившие слишком многого за честь служить Бьёрну.