Мечислав справился с собой и начал говорить:
– Ваши корабли слишком тяжелы. Мы не сможем донести их до воды, но наши шнекки намного легче, и у нас есть катки. Стоит нам всем навалиться, и мы уйдем прямо под носом у саксов…
– Откуда здесь вообще такое большое войско? – задал свой первый вопрос Асбьёрн. – Ты же говорил, что в Хаммабурге не больше пяти десятков воинов…
– Сейчас не время это выяснять, Асбьёрн, – быстро ответил Мечислав. – Мы узнаем, откуда они взялись, когда вернемся в Хедебю. А сейчас прикажи своим людям помочь нам с катками и шнекками.
– Мы не можем оставить наши корабли, – тихо сказал я.
Мечислав удивленно взглянул на меня, а Асбьёрн и Перелетный Арвид кивнули.
– Этот корабль – все, что нам с братом досталось от отца. – Я продолжал так же тихо. – И я не оставлю его здесь саксам по чьей-то глупости или из-за предательства. Мы будем биться, пока не придет вода. Пусть их несколько сотен – нас тоже немало.
Мечислав покраснел.
– Это не меня ли ты обвиняешь в предательстве? – с вызовом спросил он.
– Или глупость или предательство – выбирай сам! – Я снова посмотрел ему в глаза.
Пальцы Мечислава сжались на рукояти его меча, но лезвие он обнажить не смог, потому что его руку удержал своим медвежьим хватом Кетиль. Мечислав тянул изо всех сил, однако Кетиль не отпускал. На шеях у обоих вздулись жилы.
– Не время сейчас драться меж собой, ярл… – сквозь зубы сказал Кетиль.
Мечислав сдался.
– Я спрошу с тебя за оскорбление, когда мы будем подальше от войска саксов, – сказал он так же сквозь зубы.
– Если ты забудешь, я напомню, – ответил я ему. – Но сначала покажи себя в бою с саксами, если ты не предатель. Мы построим стену щитов, и никто не пройдет к нашим кораблям.
Мечислав замотал головой, словно отгоняя мух, и произнес уже почти спокойно:
– Ты когда-нибудь стоял против латной конницы, молодой Сигурд? Видел, как скачут покрытые железными пластинами кони, которым не страшны стрелы? Видел длинные копья, которые с размаху бьют в стену щитов, так что воинов отбрасывает в стороны на несколько саженей? Это видели мои предки в битве на реке Раксе. И я не хочу увидеть такое своими глазами.
– Копья у нас самих есть, – сказал Перелетный Арвид.
– Да, есть. – Мечислав принялся объяснять, как будто говорил с несмышленышами. – Только ваши копья – длиной в человека, а их – в три раза длиннее. Он достанет тебя. А ты его нет.
– Мы можем бросить копья, когда они будут близко, – не сдавался Арвид.
– Сколько копий попадут в цель, а сколько – лишь скользнут по железу? Не нарушишь ли ты свой собственный строй, пока будешь их метать? Поверь, я знаю, о чем говорю.
Я лихорадочно пытался найти выход, потому что не мог и представить, что смогу бросить здесь «Летящего». К тому же благополучно пройти по морю в переполненных шнекках также будет непросто. Я видел, что и Асбьёрн, и Арвид, и Токе думают о том же. Но никто из них не мог предложить никакого выхода.
Тогда я сказал:
– Эстейн рассказывал, что греки отбивают наскоки конницы длинными копьями. Их строй не дает конным приблизиться – отовсюду торчат острия, как иглы ежа.
– Благодарю тебя, что напомнил, молодой Сигурд, – с издевкой сказал Мечислав. – Только у нас нет длинных копий, и мы не посреди леса, чтобы их быстро сделать.
– У нас есть наши корабли, и если ты не струсишь и не сбежишь, мы покажем тебе, на что они годятся, – ответил я.
Затем я рассказал всем, что задумал, и нехотя даже Мечислав со мной согласился.
Мы стояли лицом на восток, перегородив поперек полоску песка шириной в половину полета стрелы, что тянулась вдоль берега, насколько хватало глаз. Слева от нас была невысокая дюна, за которой спряталось болотце с несколькими торчащими над водой буграми. В четырех полетах стрелы восточнее нас дюна раздваивалась, и один ее язык шел вдоль берега справа от нас, образуя ту самую косу, за которой мы прятались. Косу от берега отделял залив, куда вошли наши корабли. Точнее, заливом он становился только в часы прилива. Сейчас же вода ушла и драккары лежали прямо на мокром песке. Ясно было, что конным саксам не захочется лезть в болото, а проще ударить вдоль берега, разорвать нашу стену щитов, добраться до кораблей и сжечь их. А потом пешие воины смогут отловить тех из нас, кто останется в живых, на болоте.
Потому мы поставили лучников прикрывать нас со стороны болота, а все остальные выстроились в три ряда поперек полоски песка лицом на восток. В первый ряд встали воины с самыми большими щитами. И поскольку щиты у вагров были невелики, то большую часть первого ряда составляли наши люди. Я встал в середине первого ряда, хотя Кетиль и говорил мне, что место хёвдинга в третьем ряду. Но и сам он встал рядом со мной, хотя место кормщика там же, где и мое.
Я встал в середине нашей стены щитов. Асбьёрн и Арвид держали правое крыло там, где саксы могли ударить и отсечь нас от кораблей. Воины Мечислава встали на левом крыле со стороны дюны и болота – биться на болотах им было привычнее, чем нам. Токе также встал в середине, но он оказался более благоразумным, чем я, и не стал лезть вперед.
Наши разведчики вернулись и заняли свои места в стене щитов, и вскоре мы увидели конницу саксов, выезжающую на берег. В лучах все еще низкого солнца их кольчуги и шлемы горели алым светом, будто на нас шло огненное войско. Но еще ярче блестели острия их длинных копий, от которых я не мог отвести взгляд, так что потом в моих глазах долго мелькали разноцветные пятна.
За конными вышли и пешие воины. Их было, верно, не меньше четырех сотен. Будь они одни, мы могли бы их одолеть, но сейчас не им было суждено решить исход битвы.
Во главе саксов ехали три всадника, за которыми оруженосцы везли их стяги. Я думал, что они подъедут к нам и мы сможем немного потянуть время, затеяв переговоры. Но этого не случилось. Один из всадников в черных доспехах и белом плаще подал знак, и конники стали строиться. Видно было, что они становятся в два ряда прямо напротив середины нашей стены щитов. Два ряда закованных с головы до ног в железо всадников против трех рядов пеших воинов, не у каждого из которых была добрая кольчуга! За конными, смыкая щиты, строилась и пехота. Вождь саксов не стал долго раздумывать: конные должны были прорвать наш строй, а пешие – довершить дело.
Пропел рог, и саксы двинулись вперед, уставив копья в небо. Сначала лошади шли шагом, затем перешли на рысь. Их ноги вязли в песке, однако строй не ломался. Пешие воины медленно бежали за ними, стараясь не сильно отстать. Я видел, как прямо на нас движется железная стена, и из моей головы куда-то исчезли все мысли, кроме одной: нам не удержаться, ничто не сможет сдержать этот натиск! Еще два десятка ударов сердца и нас начнут топтать закованные в латы кони. А потом тех, кто выжил, ждут мечи, словно жала вылетающие из стены щитов пеших саксов. Я обернулся и посмотрел на лица наших воинов – многие были белее, чем крылья чаек. В это время меня в бок толкнул Кетиль.
– Нечасто увидишь такую красоту? – спросил он.
Я с натугой рассмеялся и сам удивился тому, как неуверенно прозвучал мой смех. Слева от меня стоял Кнут, и я видел, что его нижняя губа слегка дрожит, как будто он сейчас расплачется.
– Один будет доволен, когда мы пришлем их всех к нему по радужному мосту, – выдавил я из себя.
Губа Кнута перестала дрожать, и он тоже посмотрел вокруг. Я ударил плоской стороной меча о щит, и наши воины повторили мое движение. Раздался мерный стук, и мне стало немного легче. Я крикнул:
– Фрейр будет рад, когда мы принесем ему в жертву столько коней!
Послышался смех, и я словно услышал, как все наши воины разом выдохнули. Я поднял щит, закрыв груд и шею, и то же сделал весь наш первый ряд.
– Приготовиться! – крикнул Асбьёрн, а мы с Арвидом и Мечиславом повторили.
В половине полета стрелы от нас первый ряд конных саксов опустил копья и пустил коней в намет. Над берегом раздался их клич. Мы молчали, хотя еще отец говорил мне, что войско не должно молчать при приближении врага. Молчание – знак трусости. Но не в этот раз. Просто мы боялись пропустить знак Асбьёрна и считали, сколько еще шагов остается от саксов до нашего строя. Полоска песка между нами стремительно исчезала. И вот Асбьёрн крикнул:
– Сейчас!
Я повторил за ним и присел на одно колено. В то же мгновение Бьёрн Заноза, который стоял за моей спиной, нагнулся и поднял с земли копье, острие которого лежало у него под ногами. Еще мгновение и он перехватил копье по древку и выставил его вперед над моим плечом. И что это было за копье! Это было весло, длинное весло с нашего корабля, к которому, как короткий наконечник, было привязано обычное копье, что мы обычно метали во врагов. Бьёрн упер весло лопастью в песок, а я взял его в правую руку. Над моим плечом Бьёрн быстро выставил второе копье, которое ему подал стоящий в третьем ряду Бранд.
Мы смогли только два раза попробовать выставлять копья до того, как на берег выехали разведчики саксов. И не у всех наших спорилось. Однако у большинства все-же получилось, и навстречу скачущим во весь опор саксам вырос лес железных наконечников. Кого-то он не остановил, и с пару дюжин всадников на всем скаку налетели на острия. Заржали раненые кони, кого-то из саксов свалили на землю, кто-то сам ударил копьем и ворвался в проделанную брешь. Мне повезло. Бьёрн Заноза над моей головой сделал быстрое движение, и наконечник его копья ударил скачущую на меня лошадь прямо в грудь, пробив железные пластины. От удара лошадь стала на дыбы, а Бьёрн упал назад. Но мне это дало время выпрямиться и копьем ударить лошадь в живот. Она повалилась вместе со всадником и стоявший рядом Кнут успел проткнуть его мечом, пока тот пытался вытянуть из-под придавившего его лошадиного бока свою ногу.
Однако не все саксы оказались настолько смелы. Примерно треть, завидев внезапно появившиеся длинные копья, стала сдерживать коней. Еще у кого-то кони испугались препятствия и резко остановились, так что не всем наездникам удалось удержаться в седлах. Через наши головы в саксов полетели приготовленные для приступа лестницы. В свалку влетел второй ряд скачущей конницы. Кони сталкивались, и люди падали на землю. Я видел, как один из вождей саксов, в сияющем на солнце посеребренном шлеме кричал, чтобы они отошли назад и перестроились. И тут я почувствовал, как во мне снова проснулась боевая ярость.