Я завыл по-волчьи и, бросив на землю копье, выхватил из-за спины меч. В три прыжка я оказался среди пытающихся совладать с конями саксов. Быстро рубанув по шее конника, что пытался встать, я подбежал к вождю и ударил его коня в шею, промеж железных пластин. Конь сразу начал заваливаться налево, но сакс оказался ловким и уже через мгновение, бросив копье, соскочил вправо. Я напал на него, пока он пытался вытянуть из ножен на левом боку меч. Мой клинок пронзил его правую руку, хотя метил я ему в живот. Сакс оскалился и попытался достать меч левой рукой. Это ему не удалось. Из-за моей спины Кетиль ударил его обухом топора по шлему. Сакс упал.
– Не стоит убивать вождей… За них мы получим серебро… – отрывисто прокричал Кетиль, вырываясь вперед меня со своим разящим во все стороны топором.
Я оглянулся. Со всех сторон наши люди кинулись вперед и бились с конными саксами. У меня в голове снова возникло видение. Я словно увидел берег сверху. Вот место, где мы бьемся, а вот – вслед за конными подходит стена щитов, в которой не менее четырех сотен воинов. У нас нет ни строя, ни порядка. Еще немного, и они сомнут нас…
Я закричал:
– Гоните назад лошадей!
И снова бросился в схватку.
Не знаю, кто услышал меня, но я заметил, как вокруг меня на землю повалилось несколько всадников. Мы больше не убивали лошадей, а короткими уколами заставляли их сходить с ума от боли, вставать на дыбы и вырываться. Их путь к спасению был там, где не было нас, воющих и рычащих, покрытых кровью с головы до ног, размахивающих ножами и мечами. Ржание вокруг стало нестерпимо громким, и я увидел, как одна за другой лошади бросились назад. На некоторых еще держались всадники, остальные мчались с пустыми седлами. Вслед им бежали те саксы, кого пощадили наши клинки. Еще несколько мгновений, и перед нами остались только мертвые и умирающие. Люди и кони.
Я посмотрел на восток и увидел, как мчащиеся лошади врезались в строй пехоты. Пешие воины разошлись, пытаясь их пропустить, но немногие всадники могли совладать со своими скакунами. Скачущий поток натолкнулся на железную стену. Люди и кони смешались. Стена щитов на несколько мгновений перестала существовать. И я понял, что это тот случай, о котором веками могут потом петь скальды. Что есть силы я крикнул:
– Вперед!
И мы ринулись на превратившихся в толпу пеших саксов. Мы бежали, размахивая мечами и топорами, вымазанные человеческой и лошадиной кровью, словно только что принесли жертву Одину или Фрейру. И над берегом разносился наш вой.
Саксы не выдержали и побежали, но мы нагнали их и рубили, пока не запыхались от бега. И потом, согнувшись и опираясь на меч, чтобы отдышаться, я видел торжество в глазах моих товарищей и трупы саксов, что обильно устилали весь берег. И я видел воду, что постепенно поднимала лежащие тела.
Асбьёрн уже собирал наших воинов. Двое вагров вели под руки раненного в голову Мечислава. Токе с победным видом вытирал песком свой меч, показывая, что и он был не последним в схватке. Я выпрямился и крикнул:
– Люди Сигурда! Мы возвращаемся к кораблю!
И мои люди собрались вокруг меня. В крови, своей и чужой, они старались хлопнуть меня по плечу, улыбались мне странными улыбками, открывая белые зубы на перемазанных кровью лицах, смеялись.
Кетиль обнял меня за плечи и спросил:
– Хёвдинг, ты ведь не будешь возражать, если мы прихватим с собой пару знатных саксов, чтобы не возвращаться с пустыми руками?
Я засмеялся и кивнул. Я был хёвдингом. И никто, даже сам ярл Паллиг, не мог бы отнять у меня людей, которых я привел к победе.
Глава 9
Мы ждали, что саксы опомнятся и снова навалятся на нас. Но они бежали до самого Хаммабурга. На поле битвы мы взяли много знатных пленников и еще немало ценного: оружия, доспехов, серебра и даже золота. От пленников мы узнали, что бискуп Хаммабурга с недавних пор имеет соглядатаев в Хедебю, и потому саксы были готовы к нашему появлению – за два дня бискуп собрал воинов со всей округи и еще получил в подмогу конников от ярла Бернхарда.
И хотя Токе на совете высказался за то, чтобы пойти и взять Хаммабург, пока саксы не оправились, все остальные решили, что достаточно испытывать на себе милость богов. Арвид сказал, что за все богатства мира не полезет на стены, когда их защищают несколько сотен саксов, готовых подороже продать свою жизнь.
Потому мы сожгли своих мертвых, которых было меньше дюжины, и, не мешкая, отправились в обратный путь. В Хедебю мы провели немало дней, торгуясь о выкупе за пленников с посланцами бискупа, и я, наконец, смог побродить по деревянным улицам этого города и поглазеть на высокие, в несколько ярусов, дома, шумные мастерские и торг, на котором, казалось, собирались купцы со всего света.
Там же в Хедебю нас застала весть о брате Мечислава Мстиславе. Пока мы ходили в набег на Хаммабург, он со всем своим войском ударил на ярла Бернхарда и вернул себе несколько городков, захваченных саксами за последнее время.
– Вот и разгадка, – грустно сказал Кетиль, услыхав эту весть. – Мстислав послал нас на Хаммабург, уверенный, что слух о нас дойдет до бискупа, а сам по-тихому ударил на саксов там, где его не ждали.
Асбьёрн, верно, подумав о том же, затеял ссору с Мечиславом, который едва начал оправляться от своей раны – в бою на берегу булава конного сакса почти проломила его шлем. Однако Мечислав поклялся всеми богами, и нашими и своими, что не знал о замыслах своего брата, и Асбьёрну пришлось извиниться.
Меня же коварство вагров почему-то вовсе не заботило. По мне, лучше было взять добычу так, чем положить немало воинов во время приступа, а потом обнаружить, что все добро успели вывезти через другие ворота города. Меня больше волновало то, как изменилось отношение воинов ко мне самому. Из сына хёвдинга, что стал хёвдингом, благодаря своей удаче в нескольких схватках и помощи Эстейна, я стал вождем, за которым они готовы были идти в бой. И это вселяло в меня небывалую гордость.
Видно, я плохо скрывал то, что чувствовал, но Асгрим Законник однажды сказал мне:
– Ты многое поставил на кон и выиграл. Однако боги не любят слишком удачливых. Вспомни судьбу Стирбьёрна. Ведь удачливее его не было викинга на всей Балтике. А одна стрела, направленная, как говорят, самим Одином, впилась ему в горло. И всей его удаче пришел конец.
– Во что же мне верить, как не в свою удачу? – спросил я.
– Ничто не надо принимать на веру, ни слова, ни клятвы, ни удачу. Хвали пиво, коль выпито, а жену на погребальном костре. В следующий раз, коли попадем мы снова в ловушку, удачи может не хватить.
– И как же не попасться в ловушку? – снова спросил я.
– Доверяй только тому, что видишь сам. И не давай своей гордости застилать тебе глаза, – был ответ. – Проверяй, что тебе говорят, спрашивая многих, и рассчитывай на худшее.
Я запомнил те слова Асгрима, они были полны истинной мудрости. И мне жаль, что я не всегда делал так, как он говорил.
Получив выкуп, мы разделили добычу на всех, ведь уговор с Мстиславом касался только того, что мы можем взять в Хаммабурге. Так что на мою долю пришлось почти двадцать марок серебра. Я был богат и мог бы построить большую усадьбу на месте своего хутора. Однако тогда я не думал о богатстве. Я хотел увидеть Гунхильд и даже потратил в Хедебю две марки на серебряный браслет с филигранью и чернением из земли арабов. Такой браслет, решил я, не стыдно носить и жене ярла, однако у самого ярла он не вызовет подозрений, потому как ярл, без сомнения, не утруждает свою память ничем, кроме золота.
Мы по-дружески распрощались с Мечиславом и вернулись в Оденсе. На прощание он сказал мне:
– Теперь в наших краях тебя будут звать Сигурд Гроза Саксов. И ты всегда можешь рассчитывать на несколько наших клинков, что поддержат тебя в любой схватке.
– Я благодарю тебя за новое прозвище, ярл Мечислав, – ответил я. – И знай, что и в наших краях найдется для тебя корабль и команда.
Вагры ушли на юг, а мы двинулись на восток на Фюн.
Мы думали, что в нашу честь ярл устроит пир. Однако мы ошиблись. Ярл обнял Токе и похлопал меня по плечу, однако о торжествах речи не заводил. Асгрим показал на возвышающиеся валы новой крепости:
– Верно, немало серебра уходит у ярла на его твердыню, раз он так скуп даже со своим сыном.
– От такого скупца скоро начнет разбегаться дружина, – недовольно ворчал Кетиль.
А я думал только о том, смогу ли увидеть Гунхильд. Но боги и так дали мне слишком много в то лето. Ярл намекнул, что нам не стоит злоупотреблять его гостеприимством, когда вместо мяса велел подать только овсянку и немного рыбы и пива. Стало ясно, что пора отправляться по домам.
Я попрощался с Арвидом и Токе, и сын ярла напоследок сообщил новость, от которой мне стало тяжело на душе – Гунхильд носила ребенка старого ярла. Надеюсь, я не слишком изменился в лице, но Токе все равно подмигнул и похлопал меня по плечу. Увидеть ее мне так и не довелось – она не выходила со своей половины дома.
Мы отплыли следующим утром и к вечеру были в нашей усадьбе, где Бьёрн оказал нам гораздо лучший прием. Мы пили и ели до отвала, и только нахваливали стряпню моей матери. Однако в усадьбе я не задержался, потому как мать то и дело заводила разговор о женитьбе, а когда я говорил, что первым должен жениться Рагнар, то начинала ругать последними словами Бриану, которая, видно, совсем заморочила мне голову. Так что совсем скоро вместе с Брандом, Кнутом и еще тремя воинами я отправился на свой хутор.
Во дворе первой нас встретила Бриана, которая к моему удивлению бросилась нам навстречу и обняла меня, хотя при прощании была холодна, как камень зимой.
– Я так боялась за тебя, Сигурд, – прошептала она.
Я не ожидал такого теплого приема, помня о том, что в конце весны мы редко разговаривали о чем-то, кроме хозяйства да тонкостей ударов мечом против булавы или топора. Но разлука, видно, что-то переменила в девушке. Я поцеловал ее в щеку и поздоровался с работниками и Копченым Эриком, что стояли поодаль. Бриана отстранилась от меня и поклонилась, как подобает женщинам, когда хозяин дома возвращается домой. Затем она