До Оденсе мы добрались к вечеру, потому как Кетиль велел гребцам работать веслами медленно, давая пообвыкнуть рукам и спине. На берегу нас снова ждал Токе, и снова рядом с ним был Асгрим Законник.
За зиму сын ярла отрастил курчавую бородку и теперь был похож на бывалого воина. Мне он сразу же после приветствий рассказал о том, что у него теперь два корабля, и он попросил отца добавить ему «Летящего» третьим. Я, предупрежденный Асгримом, не слишком удивился и вежливо сказал, что коли ярл так решит, я буду рад быть в походе рядом с Токе. Но что, коли ярл решит по-другому, то не смогу его ослушаться. Токе ответил, что я и сам должен попросить ярла о том, чтобы быть с ним в одном отряде. На это я ответил, что буду просить ярла послать меня и моих людей на самое опасное дело, и если Токе просил о том же, то без сомнения я окажусь с ним вместе.
Токе, как видно, просил о другом, потому что он только кивнул и пошел поздороваться с кем-то еще. Асгрим беззвучно рассмеялся. Я оставил главным на корабле Кетиля, а сам пошел в святилище Высокого на холме. После принесенной по обычаю жертвы я попросил жреца, отца Асгрима, погадать мне. Он бросил на землю у горящего в святилище огня палочки с рунами, смоченными жертвенной кровью, долго рассматривал их, шептал себе под нос и, наконец, сказал:
– Твои предзнаменования – не такие, как у большинства воинов. Обычно палочки с рунами падают просто: тут победа, тут богатство, тут смерть. У тебя же палочки словно приклеены друг к другу. – Он показал на три палочки, одна из которых лежала поверх двух других
– Нижние палочки легли рунами богатства и войны вверх. Обычно я истолковываю это как богатую добычу. Но у тебя поверх лежит руна непостоянства или измены. Возможно, она означает предательство, которое возьмет вверх над твоей удачей. Но это надо проверить.
Жрец кинул палочки еще раз и удивленно посмотрел на меня.
– Обычно, когда кидаешь палочки во второй раз, то получаешь от асов какой-то намек, если в первый раз не все было ясно. Но сейчас все только запутывается. Теперь руна непостоянства лежит внизу, а богатство и война сверху. Так может получиться, только если гадаешь двум разным людям, или самой близкой родне – братьям-близнецам, например. Тогда один брат, спрашивая о своей судьбе, может узнать судьбу другого.
– И что же это значит? – спросил я.
Жрец огладил бороду.
– Я бы на твоем месте поостерегся западни или предательства – они могут сильно изменить твою судьбу. Так, что твоя прежняя жизнь закончится. А начнется ли новая, доподлинно сказать не могу. Но так было испокон веков – жизнь рождает смерть, а смерть рождает жизнь.
– Видишь ты, кто будет предателем? – спросил я.
Жрец только рассмеялся.
– Если бы с помощью гадания можно было найти настоящих предателей, я ходил бы в шелках, подпоясанный золотой цепью. Асы дают только намек, предупреждение о том, что будет дальше. Но не для того, чтобы что-то изменить, а чтобы быть готовым принять свою судьбу.
– А видишь ли ты дом, семью? – задал я новый вопрос.
– Руна дома и семьи – на противоположной стороне палочки от руны войны, – ответил жрец. – Если получаешь одно – нельзя получить второе.
Я вышел из святилища, задумавшись, однако потом решил, что богатая добыча выпадает и половине других воинов, отправляющихся в поход. Видно, Высокий не слишком утруждает себя, посылая предсказания каждому воину в отдельности. А предательство… Имея рядом Токе, можно было не сомневаться, что оно рано или поздно случится. Не раз и не два. Но раз потом снова возникают война и богатство, на это можно не обращать внимания. Так что я скоро забыл о гадании и пошел к усадьбе ярла. И единственным моим желанием было увидеть Гунхильд.
И я действительно увидел ее. Увидел сидящей по правую руку от своего мужа на высоком помосте, когда мы с Рагнаром и Кетилем пришли поклониться ярлу. И она даже соизволила заговорить со мной, спросив, как поживают моя мать и старший брат. Я ответил, что мой брат женился, и что у него все хорошо. Гунхильд посмотрела куда-то в сторону и произнесла, не обращаясь ни к кому в отдельности:
– Хорошо, когда молодой воин, отправляясь в поход, оставляет дома жену и наследника.
Потом она посмотрела на меня и спросила:
– Отчего же не женишься ты, Сигурд, чтобы дома ждала тебя жена с малыми детьми?
Я покраснел:
– Наверное, оттого, госпожа, что не встретил еще ту, что была бы мне по сердцу и согласилась бы стать женой простого бонда.
Гунхильд нахмурилась, как будто о чем-то вспоминая.
– Не ты ли приезжал к нам позапрошлой зимой с рыжеволосой девушкой, наряженной, как воин? Мы даже думали, что скоро услышим о свадьбе.
Я оторопел. Позапрошлой зимой я хотел досадить Гунхильд и взял с собой Бриану. Но я и вообразить не мог, что она подумает, будто я хочу на ней жениться. Какой я был глупец! Я нашелся:
– То была Бриана. Она наложница моего брата Рагнара. Я дал клятву отвезти ее домой в Англию, коли она научит меня своему языку и тамошним обычаям. Теперь пришло время эту клятву сдержать.
Рагнар кивнул. Возможно, мне показалось, но Гунхильд слегка покраснела.
– Вот как… Ну что же… – начала она, но замялась.
Тут ее перебил ярл:
– Так ты знаешь язык саксов? – спросил он своим резким голосом.
– Да, господин. Бриана научила меня их языку и обычаям.
Ярл оглядел меня с головы до ног.
– Что же, мой сын просил, чтобы я позволил твоему кораблю быть в его дружине. Но теперь вижу, что тебе стоит поручить кое-что иное. В походе держи свой корабль ближе к моему. И когда ты вернешься домой, ни одна девушка не откажется выйти за такого богача, как ты.
Ярл кивком отпустил нас, и в дверях его палаты я, обернувшись, увидел, как Гунхильд смотрит нам вслед.
Вечером ярл устроил пир, и я снова увидел Гунхильд, когда она торжественно вошла в палату с сыном на руках. Ярл провозгласил здравицу за Токе-младшего. Пирующие вскочили на ноги так быстро, что пиво выплеснулось из их рогов и кружек. Мы выпили, и я старался заглянуть в глаза Гунхильд, а она нарочно, как мне казалось, не смотрела в мою сторону. Потом Гунхильд с сыном ушла, а нас с Рагнаром окликнула служанка и вручила по ножу из франкской стали с рукоятями из моржовых бивней, украшенных тонкой резьбой. На ноже Рагнара был вырезан громовержец Тор, стоящий в своей запряженной козлами повозке. На моем же, я догадался, – сидящий у моря и смотрящий на чаек Ньёрд, что имеет власть над морем, ветром и огнём. Скальды рассказывают, что женился он на великанше Скади, и привел ее жить к себе на берег моря. Но только шум моря и крики чаек не давали великанше спать, и спустя девять дней уговорила она Ньёрда отправиться жить к ней – в горы. Однако не прошло и десяти дней, как Ньёрд заскучал по волнам и кораблям. Так что скоро Ньёрд отправился к себе домой, и с тех пор они со Скади живут порознь.
– Госпожа посылает вам эти ножи в благодарность за приют, что нашла в вашем доме в лихие времена, – объяснила нам служанка, поклонившись. – Пусть покровительство Тора принесет вам победу в бою, а Ньёрд проведет вас безопасно дорогами Ран.
Мы поблагодарили служанку и попросили передать благодарность госпоже. Но только меня подарок совсем не обрадовал, ведь я понял, что неспроста мне достался нож с Ньёрдом, вынужденным жить вдали от любимой.
На следующий день мы отплыли и, стоя на корме, я долго смотрел, как на пристани стоит Гунхильд, завернувшись в платок. И мне казалось, особенно когда корабль был уже далеко от берега, что смотрит она не на корабль ярла, а на мой.
Всего ярл повел за собой пятнадцать кораблей, оставив только несколько охранять наши берега. Мы обошли наш остров с запада и пошли на юг к Хедебю. Потом мы прошли по фьорду и медленно перевалили корабли через волок. Через семь дней после прощания в Оденсе мы уже прошли по реке и вышли к морю. Там начинали собираться корабли конунга Свейна Вилобородого, а сам он должен был появиться с севера, потому что шел вокруг Юлланда. Прождав еще два дня, мы увидели паруса, и Рагнар первым сосчитал всю нашу силу. Выходило, что всего у нас было почти семь десятков кораблей, и каждый из них нес по пять-шесть десятков воинов. Вместе с Кетилем и Рагнаром мы потом долго пытались подсчитать, сколько же воинов будет у нас всего, но потом бросили эту головоломку как слишком сложную. По всему выходило, что с нами идут не меньше четырех тысяч закаленных в боях викингов. Я не знал силы, которая могла бы нас остановить.
Воины Вилобородого были в хорошем настроении. Поначалу среди них было много недовольных тем, что конунг поскупился заплатить за волок, и им пришлось поработать веслами. Однако потом ветер задул с востока, и они смогли обогнуть Юлланд, не слишком утруждаясь, пока их несли паруса да подгоняло течение. Затем они повернули на юг и снова поставили паруса, так что многие говорили, будто у них сошли мозоли от весел. В такую небылицу, конечно, никто не верил, однако все соглашались, что пока боги благоволят нашему походу.
Тогда же мы встретили и Хрольва Исландца. Осенью он покинул ярла Паллига, видно, утомив того своими висами, и отправился прямо в Еллинге к конунгу Свейну Вилобородому. Теперь на нем был новый коричневый плащ с вышивкой, а не шее блестела толстая серебряная гривна.
– Вижу я, Хрольв, – сказал я вместо приветствия, – что Вилобородый разбирается в висах получше простых бондов с Фюна.
– Рад и я видеть тебя, о, невеликий годами ломатель колец, – торжественно ответил Хрольв. – Да пошлет Всеотец тебе такую же удачу, какую нашел я в усадьбе пышнобородого властителя данов.
Я вздохнул: выражение «невеликий годами ломатель колец» означало «молодой вождь», однако звучало как-то уничижительно. Но Кетиль Борода был раз видеть старого знакомца. Он пригласил Хрольва на борт «Летящего» и достал припрятанный бочонок самого лучшего пива. Я тоже выпил с ними рог за удачу в походе, но потом иносказания, которые потоком сыпались изо рта скальда, меня немало утомили, и я отпр