Наконец, я сделал первый вздох, по моим легким прокатилась волна боли, но ужас стал отступать. Еще мгновение, еще один приступ боли – и я сумел вдохнуть воздух во второй раз. Теперь мне стоило опасаться другого – вряд ли ярл позволит мне избежать смерти. Я начал вертеть головой, однако из-за волн не мог ничего разглядеть. Я плыл, каждый миг ожидая удара копьем или попросту веслом по голове. Где-то рядом должен был быть «Красный змей», но я не решался подняться над волнами. С высокой кормы корабля меня могли заметить раньше, чем я бы увидел опасность. Потом я сообразил, что волны должны идти с востока, и, значит, если они били мне в лицо, то корабль должен быть где-то слева. Я повернулся, и наполовину высунув голову из воды, дал волне себя поднять. И тут же увидел «Красного змея». Пока волны помогали мне. От гребней пены у любого на корабле рябило в глазах, и заметить пловца было совсем не легким делом.
Мне повезло дважды: во-первых, перед тем, как я прыгнул за борт, корабль шел под парусом, и пока парус спустили, он успел уйти вперед на половину полета стрелы. Вторая милость богов ко мне была в том, что я, даже не подумав о том, прыгнул с левого борта, а остальные наши корабли, даже «Летящий», шли правее. Теперь ближайший из них был намного дальше от меня, чем драккар ярла.
Я снова поднялся на волне и увидел, что на «Красном змее» спускают весла – ясно было, что ярл будет искать меня, пока не убедится в том, что я навеки остался во владениях Эгира. Мог ли я ждать помощи? Не стоило ли мне попытаться добраться до «Летящего»? Моя команда не даст убить меня без суда! Я уже было начал грести в сторону «Летящего», когда увидел, как мой корабль снова подходит бортом к кораблю ярла, а потом уходит вперед. Мои люди не будут искать меня! Кто-то увел их отсюда. Я подумал о Рагнаре – теперь, если меня объявят вне закона, он станет единственным хозяином корабля.
Красный змей» пошел в мою сторону. Мне не осталось ничего, кроме как перевернуться на спину и только время от времени делать взмах руками, чтобы лицо показалось над водой. Я лежал почти без движения и гадал, подарят ли мне боги еще одну милость. Скоро мне показалось, будто сквозь шум бьющихся волн я слышу мерный плеск весел. Я не стал ничего делать: если с корабля меня пока не видят, то реши я снова осмотреться, меня тут же заметят. А если меня уже увидели, то скрыться от быстрого драккара не под силу ни одному пловцу, даже если он скользит в воде, как лосось.
Весла плеснули еще с дюжину раз, а потом плеск стал удаляться. Где-то вдалеке прозвучал приказ, которого я не разобрал, а я все не отваживался высунуть голову из воды. Не знаю, сколько прошло времени. Я считал про себя, но удары волн были неравномерными и сбивали меня со счета. Затем я почувствовал, что начинаю замерзать. Мы у себя дома привыкли к ледяной воде, а сейчас было лето, так что поначалу я не беспокоился. Потом со страхом ощутил, как по моим ногам ползут мурашки. Еще немного – и их начнет сводить. Я решился и, повернувшись, огляделся по сторонам. Корабли были далеко и уходили на восток, видно, решив, что я пошел на дно. Я развернулся к берегу и поплыл, надеясь еще и согреться.
Намокшая одежда мешала плыть в этих волнах. Первым делом, развязав обмотки, я скинул башмаки. Стало намного легче, однако все-таки я двигался очень медленно. Меня тянул ко дну пояс с широкими серебряными бляхами. Пока меня искали, пояс сослужил хорошую службу, не давая мне всплыть. Серебро на поясе было всем богатством, что у меня теперь осталось, и я держался за него, сколько мог. Но каждая сажень давалась мне все с большим трудом, и я подумал, что лучше будет остаться на берегу без серебра, чем попросту не добраться до берега. Пояс ушел на дно, и я остался только в рубахе и штанах. Так я плыл, чувствуя, что холод, на время покинувший меня, возвращается.
Берег медленно, но приближался, однако когда до него оставалось не больше полета стрелы, я почувствовал, что начался отлив. Я греб, и волны толкали меня вперед, но берег почти не становился ближе. Словно бросаясь в сечу, я собрал последние силы и начал грести в два раза быстрее, понимая, что надолго меня не хватит. Я не поднимал голову, чтобы не сбивать дыхание, потому не знал, двигаюсь ли вперед. Я начал задыхаться, но не останавливался. Про себя я решил, что следующие двенадцать гребков станут последними. Даже если потом меня унесет обратно в море. На седьмом я почувствовал, как моя нога чего-то коснулась. На девятом – я рукой загреб песок. Волны время от времени приподнимали меня, но когда они откатывались, то я уже касался водорослей. Я остановился и ногами нащупал дно, однако набежавшая волна ударила меня и понесла к берегу. Уже у самого берега я вцепился руками в дно, чтобы меня не утащило обратно. Из воды я выбрался на четвереньках. Так же на карачках я прополз по мокрому песку среди оставленных отливом водорослей и ракушек и выбрался на сухое место. Сил идти куда-то не было. Я выжал одежду, надел ее и закопался в нагревшийся за день песок. Так я и заснул.
Глава 12
Разбудили меня голоса.
– Похоже, что этот дан опился пивом и упал со своего корабля в море, – произнес сипловатый голос.
– Теперь его ждет веселенькое похмелье, – ответил другой.
– К счастью для него, оно будет недолгим, – со смехом ответил сиплый.
Я открыл глаза и увидел над собой двух рассматривающих меня крестьян. Прямо в грудь мне были нацелены железные острия вил.
– Проснулся, – сказал левый крестьянин. – Что ж, так будет даже лучше. Он должен увидеть, как саксы платят свои долги.
Крестьянин замахнулся вилами, собираясь пригвоздить меня к песку. Я хотел повернуться на бок, увернувшись от удара, но почувствовал, что мое тело не слушает меня. В голове, как рой пчел, мелькали мысли. После того, как меня изгнали из войска, лишили дома и чести, возможно, смерть была бы лучшим выходом. Но разве для этого я вчера изо всех сил греб к берегу, борясь с волнами и отливом? Разве не позорно умереть на пустынном берегу от руки какого-то крестьянина с его заржавленными вилами?
Я разлепил губы и негромко проговорил:
– Ордульф… У меня дело к элдормену Ордульфу…
Вилы ударили в песок сбоку от меня.
– Гляди-ка, – сказал сиплый, – он говорит по-нашему…
– Да, я говорю по-вашему… – Я спешил, потому что сиплый снова начал замахиваться. – И у меня дело к элдормену Ордульфу. Вы получите награду, если отведете меня к нему.
Сиплый замедлил свой замах.
– Этот дан думает, что он обхитрит нас, – сказал он с сомнением. Потом он рассмеялся и снова замахнулся. – Лучший дан – мертвый дан.
Но другой остановил его руку.
– Может, нам и правда дадут награду. Пара серебряных монет нам бы не помешала, – сказал он. – А отправить его в ад никогда не поздно. Да и вилы – слишком легкая смерть для дана. За сожженные дома он должен гореть на костре, а за разграбленные церкви ему отрубят руки.
Сиплый нехотя кивнул. Он перехватил вилы черенком вниз и ударил меня ими в голову.
В следующий раз я очнулся посреди толпы. Нас окружали дома, и я понял, что крестьяне привезли меня в город. Я лежал на боку со связанными за спиной руками. Мой лоб жгло, словно к нему приложили раскаленные клещи. Голова гудела. Я едва смог открыть глаза, которые были чем-то склеены. Видно, моей засохшей кровью. Люди вокруг смотрели на меня с ненавистью. Время от времени из толпы ко мне подбегали мальчишки. Кто-то просто плевал мне в лицо, а те, кто посмелее, пинали меня ногами.
Я застонал и снова попросил отвести меня к элдормену Ордульфу. В ответ раздался смех. Невысокий воин ударил меня древком копья в живот и сказал с издевкой:
– Да ведь элдормен у вас в плену. Ты, может, хочешь, чтобы мы отвезли тебя к своим?
Я собрался с силами и проговорил:
– Ордульф уже на свободе и скоро будет здесь. – Я догадался, что слухи о побеге ярла еще не дошли сюда. – И он даст вам награду за меня.
Среди толпы послышались выкрики. Кто-то предложил начинать складывать костер, а воин с копьем снова ударил меня и сказал:
– Даже если ты говоришь правду, тебе это не поможет. У нас тут не милуют данов. Так что молись своим поганым богам, а мы тут проследим, чтобы ты отправился к ним хорошо прожаренным.
В это время сквозь толпу, раздвигая людей лошадьми, протиснулись несколько всадников. Один из них, в кольчуге и шлеме спросил у кого-то, что тут происходит. Ему ответил воин с копьем:
– Мы поймали дана, господин, сейчас устроим для него добрый костерок, чтобы он согрелся. А то, вишь, замерзает.
Ударивший меня черенком вил на берегу крестьянин выступил вперед.
– Этого дана поймали мы с братом. Он говорит, что у него дело к элдормену Ордульфу. Говорит, что нам за него дадут награду.
Я попытался улыбнуться крестьянину. Видно, он не хотел, чтобы меня сожгли бесплатно.
Всадник в шлеме, видно, тан, покачал головой.
– Наш досточтимый элдормен в плену у данов. А даже если он освободится, не верится мне, что станет он давать серебро за такого жалкого пленника. Скорее уж наградит вас, если вы принесете ему его голову.
– Подожди отец, дай мне взглянуть, – произнес всадник в сером плаще за спиной тана.
Этот голос был знаком мне, но я не мог поверить, что снова его слышу.
Всадник в плаще тронул коня и выехал чуть вперед. Он сдвинул с головы свою накидку, чтобы лучше рассмотреть меня, и рыжие волосы упали ему на лицо. Вернее, ей, потому что это была Бриана.
Она посмотрела мне в лицо и спросила:
– Какое дело у тебя, дан, к элдормену Ордульфу?
Я попытался улыбнуться ей, но потом сообразил, что она не назвала меня по имени. Видно было, что ей не хочется, чтобы в толпе узнали, что мы знакомы.
– У элдормена долг передо мной, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. – Многие скажут, что долг, не отданный вовремя, – урон чести.
– Не тебе тут говорить о чести, дан, – сурово сказал тан Эльфгар, отец Брианы, чье имя я хорошо помнил по ее рассказам.