Психоаналитик Дональд Винникотт, о котором я уже упоминала, отмечал{111}, что игра – это феномен перехода. Она не полностью внутри нас и не полностью вовне, а где-то посередине. Она обеспечивает связь между нашей психикой и реальными объектами. Играя, мы ощущаем свое влияние на окружающий мир: ребенок нанизывает колечки на палочку – получается пирамидка, выгружает песок из игрушечного самосвала – возникает насыпь. Кроме того, у нас есть свобода действий: малыш может, например, поменять местами учительницу (куклу) и учеников (плюшевых медвежат). Пусть теперь она сидит за партой, а мишки учат! Игровой процесс помогает моделировать ситуации: скажем, придумать сюжет о спасении на плоту во время шторма и отыграть его от начала до конца. Игра – это опыт контакта с миром во всем его многообразии: мы узнаём, что такое дружеская поддержка, коварство злодеев, непредвиденные события.
Людям, утратившим связь со своим Внутренним играющим ребенком, сложно решиться на что-то новое: они не могут смоделировать это у себя в голове, жонглируя собственной фантазией. Они постоянно твердят себе, что «так нельзя», тогда как игра, напротив, стирает ограничения и границы: в ней можно все, причем по нашим собственным правилам. В итоге возникают проблемы с пробованием нового, экспериментированием и реализацией (о которой мы еще поговорим). Идеи у человека, может, и есть, а вот воплотить их не получается.
Тем, кто разучился играть, трудно флиртовать, так как флирт – это всегда игра, создание особого мира между двумя людьми здесь и сейчас при готовности отпустить эту игру в любой момент.
Без игры сложно делать выбор: каждое действие в жизни наделяется чрезмерной значимостью, а любая неудача ощущается как катастрофа.
Мне очень нравится одна буддийская практика – мандалы из цветного песка. Монахи несколько дней кропотливо выкладывают тончайший узор из ярких песчинок. А потом, завершив свой труд, сметают все без остатка в одну кучу. Как много в этой практике непринужденности расставания и легкого, игривого отношения к собственным действиям! Люди были готовы посвятить труду немало времени, а затем без малейших сожалений попрощались со своим творением, уничтожив его. Невозможно по-настоящему быть творцом своей реальности, если трястись над каждым шагом.
Отсутствие доступа к фантазии и способности к игре привносит определенные сложности и в терапию. Человек зацикливается на буквальном восприятии, не может посмотреть на свою ситуацию под другим углом, не готов создать что-то новое даже в теории. В голове у него крутятся обреченные формулировки: «невозможно», «бессмысленно», «не положено».
Пресловутое туннельное мышление тоже отчасти связано с неспособностью играть, с неумением творчески подойти к пространству вокруг себя. На что это похоже? Представьте себе: ребенок видит ведерко и песок, но у него не получается вообразить, что с их помощью можно построить замок.
При туннельном мышлении мы видим лишь то, что замка нет, и смиренно принимаем этот факт. Давайте рассмотрим пример уже из взрослой жизни: человек получает зарплату, которой ему едва хватает на покрытие базовых нужд, и считает, что единственный выход – научиться быть экономным и жить по средствам. Взглянуть на ситуацию творчески, поразмыслить, что можно пройти курсы повышения квалификации и претендовать на более высокий доход, для него не представляется возможным. Это происходит, потому что человек не вступает в игру с реальностью. У него есть и «песок» (образовательные ресурсы в интернете), и «лопатка (собственный разум), но объединить их и построить «замок» (усовершенствовать свои знания и навыки, чтобы найти новую работу) не выходит.
Классический трактат Homo Ludens{112}, который написал нидерландский философ и историк Йохан Хёйзинга, полностью посвящен важности игры в жизни человека. Вся наша жизнь, считает Хёйзинга, пронизана игрой начиная с античности, где существовало множество видов игр – от παιδιά (пайдиа, что означает «ребячество», то есть детские забавы) до ἀγών (агон, или «состязание»).
«Игра – это функция, которая исполнена смысла. В игре вместе с тем играет нечто, выходящее за пределы непосредственного стремления к поддержанию жизни, нечто, вносящее смысл в происходящее действие. Всякая игра что-то значит», – говорит Хёйзинга, подчеркивая смыслообразующую функцию игры.
Иногда игра оказывается попросту спасительной. Так, фильм «Мост в Терабитию» показывает нам историю двух недавно подружившихся детей. Замкнутый мальчик Джесс знакомится с девочкой Лесли. Ребята – изгои в школе, потому что они не похожи на других. Но у друзей появляется свой мир – придуманная страна Терабития. Играя в лесу, Джесс и Лесли воображают, что борются с гигантским троллем и другими врагами, а домик на дереве превращается в сказочный замок.
Другой пример – трагикомедия «Жизнь прекрасна». Главный герой по имени Гуидо и его маленький сын во время Второй мировой войны попадают в концентрационный лагерь. Отец пытается убедить ребенка, что все происходящее – игра, главным призом в которой будет танк. Для победы необходимо набрать тысячу очков, а баллы даются за выполнение заданий: прятаться от солдат, не плакать, не просить есть. Ребенок верит и включается в игровой процесс. «Игра» продолжается, пока не прибывают освободители. Гуидо говорит сыну, что наступило время финального задания: нужно скрыться и не выходить. Он прячет ребенка, а сам бежит искать жену, но случайно попадается на глаза нацистам, и те его расстреливают. Заключенных освобождают. Мальчик видит дружественную колонну машин и понимает, что отец не солгал, игра окончена, он – победитель, а танк – его приз. Полагаю, в этой истории игра не только помогла ребенку справиться с ужасом происходящего, но и позволила самому Гуидо с более легким сердцем пройти свои последние шаги.
Нераскрытость играющей стороны личности превращает нас в правдорубов там, где нужна дипломатия; мешает веселиться, когда дурачатся все остальные; заставляет слишком чувствительно относиться к проигрышу, если продукт конкурента оказывается лучше нашего. Мы не способны увидеть во всем этом нечто забавное, азартное, приключенческое, а замечаем лишь суровую реальность, бьющую по самооценке и уверенности в себе.
Люди, разучившиеся играть, зачастую боятся больших тем наподобие смерти – им сложно воспринимать земную жизнь как квест, порой увлекательный, порой драматичный. Отношение к происходящему становится слишком серьезным, а мысль о неизбежном завершении всего приводит в ужас.
Тема смерти – как горошина для принцессы из сказки: как бы ты ни лег, она всегда ощущается и притягивает к себе внимание. Но если мы можем жить играючи, горошина никуда не исчезает – она по-прежнему под перинами, но мы каждый вечер падаем на кровать, забываясь блаженным сном после насыщенного дня. Мы знаем, что горошина где-то там, внизу, но принимаем ее как данность и просто не задумываемся о ней.
А есть люди, которые, играя, готовы соприкоснуться с самым тяжелым и страшным и тем самым даже излечить других. Яркий пример такого подхода – эпизод из фильма «Целитель Адамс». Это история о реальном человеке – докторе Пэтче Адамсе, которого считают одним из основателей направления больничной клоунады, сегодня известного во всем мире. Больничные клоуны – люди, которые сопровождают пациентов на процедуры, разыгрывают спектакли в палатах онкобольных, скрашивая их непростые будни.
В этом фильме показано, как облегчить страдания посредством игры и юмора. Молодой мужчина лежит в палате для умирающих. Он недавно узнал о своем диагнозе. Он злится на несправедливость жизни, не хочет принимать такой поворот событий, впадая то в тоску, то в ярость. Его последние дни омрачены горечью и отчаянием. Но однажды в палату совершенно бесцеремонно вламывается Адамс, одетый в забавный костюм ангела – с огромными крыльями, с нимбом из блестящей бумаги над головой. Несмотря на возмущения пациента, он начинает свою речь: «Предварительный просмотр приближающихся аттракционов. Смерть, умереть, почить, отойти, отбыть, погибнуть, дать дуба, пойти на удобрения, сыграть в ящик, вымереть, крышка, покой, усопший, бездыханный, мертвее мертвого, дохлый, последний вздох, отдать долг природе, заснуть вечным сном…» Пациент возмущен, готовится наброситься на доктора, но, задумавшись, вдруг произносит: «Отбыть». Между ними завязывается шутливая перепалка, кто придумает более ироничный синоним к грядущему. Мужчина впервые за долгое время искренне смеется, а Адамс предлагает ему навестить родильное отделение по соседству: «Там такие цыпочки!»
Мы видим в этом примере, что умирающий на самом деле искал утешения, нуждался в своем слове, означающем «умереть», но никак не мог перейти к другому отношению к происходящему. Однако Адамс, разыгравший сценку в духе черного юмора, помог ему в этом.
Игра пробуждает интерес к деятельности. Вспомним, как Тому Сойеру однажды в качестве наказания пришлось красить забор. Мальчик скучал, тосковал, в нем рождался внутренний протест перед предстоящим делом. Забор воспринимался как что-то нескончаемое, а жизнь казалась тяжким бременем. Однако все изменилось, когда Тома осенило: можно же по-другому отнестись к этой задаче! И он притворился художником, создающим шедевр. Все мы помним, чем закончилась история: соседские мальчишки упрашивали героя дать им сделать хотя бы несколько мазков кистью. Предприимчивый Том выменивал возможность поработать вместо него на разнообразные подношения.
Из этого показательного примера следует, что геймификация позволяет не только увлечься делом самому, но и вовлечь других.
Еще одна сфера, которую обогащает игра, – сексуальная. Пары часто имеют претензии друг к другу по поводу однообразия в интимной жизни, но при этом не решаются обсудить свои фантазии, то, во что они хотели бы поиграть. Конечно, никто не запрещает заявить: «Ты мой муж / моя жена, и ты обязан(а) меня хотеть!», что приведет к негативным чувствам у обоих. Но вопрос можно решить деликатнее, создавая друг для друга пространство игры, предлагая роли и сценарии, образы и декорации. Однако важно не переигрывать. Вспоминается эпизод из сериала «Секс в большом городе»: героиня Саманта постоянно разыгрывала различные сюжеты со своим бойфрендом, предлагая ему быть то сыщиком, то пожарным, то доктором, то полицейским. И наконец мужчина взмолился: «А можно мы проведем ночь просто как ты и я?»