Джим и Тони переглянулись.
– Да, и тогда нам с мистером Готлибом стало ясно, что мы не можем ее контролировать и, несмотря на всю ее ценность, оставлять эту «пятую колонну» в собственном тылу накануне операции просто не имеем права…
Моран театрально взмахнул рукой, и на сцене показалась Джеки.
Ее руки были скованы наручниками, однако платье и прическа оказались в порядке. Джеки встряхнула головой и взором победительницы обвела войско противника.
Джим улыбнулся. Это была прежняя Джеки, сильная, очаровательная и не знающая поражений.
– Прошу вас, мисс, – громко произнес Готлиб и покосился на Джима.
– Пойдемте, час пробил, – напомнил Моран.
Джим и Тони двинулись к невидимому рубежу, где пока стоял только Готлиб, остальные находились чуть дальше. Тапильский разинув рот смотрел на просвечивающий сквозь прозрачное платье силуэт.
– Можете идти, мисс, вы свободны, – сказал Готлиб, жестом благодетеля указывая на ведущую к озеру тропинку.
Джеки сделала книксен, посмотрела на Джима и весело ему подмигнула, а затем легкой, раскованной походкой пошла вперед, словно на ее руках не было наручников.
– Ну, мистер-супермен, прошу – ваш выстрел.
– А почему я? – спросил Джим и посмотрел на Морана, ища у него поддержки.
– Вы должны показать свою твердость, Симмонс, почему же не проверить ее сейчас? Давайте, пора…
Джим машинально вынул пистолет, передернул затвор.
– Ну, что же вы?
– Буду стрелять на тридцать метров, – сказал он, чувствуя, как деревенеет язык и холодеют ладони.
Ветер развевал блестящие волосы Джеки, на ее шее болтались бусы из сушеных плодов. Набедренная повязка делала ее неотразимой, а вдалеке виднелись бетонные колпаки Двадцать Четвертой базы.
Джим улыбнулся – все повторялось.
– Тридцать метров, Симмонс, стреляйте! – крикнул над ухом Готлиб.
– Я? – Джим посмотрел на оскалившегося старшего офицера. Его приказ следовало выполнять, а впереди по тропинке продолжала удаляться беззаботная Джеки. – Прощай, – прошептал Джим и поднял пистолет.
Справа щелкнул выстрел, Джеки ничком повалилась вперед.
– Отличный выстрел, Тайлер, – сказал Моран. – Только почему стреляли вы?
– Честно говоря, сэр, я давно мечтал это сделать – еще с Ниланда.
Готлиб топнул ногой, но спорить с Тони не решился. Вместо этого он наорал на Тапильского и Генриха, которые якобы считают ворон, а дело стоит.
Те сейчас же подхватили лопаты и поспешили к озеру, волоча по земле черный пластиковый мешок.
– Сейчас мы этой суке подкинем дружка, положим так, чтобы и в яме своего ремесла не забывала! – сказал Тапильский и захихикал. На его беду, это услышал Джим. Схватив Тапильского за грудки, Джим притянул его к потемневшему, сделавшемуся страшным лицу и севшим голосом произнес:
– Я вырву тебе глаза, мразь, если ты еще хоть словом, хоть жестом оскорбишь эту девушку. Она и мертвая стоит дороже сотни таких, как ты…
– Э… сэр, отпустите его, он неверно выразился, – попросил Генрих. – Обещаю вам, что мы положим их в разные могилы, а леди мы прикроем… вот его курткой.
Генрих потрепал за полу одежды онемевшего от ужаса Тапильского.
Джим очнулся и отпустил недоумка, Генрих сейчас же подхватил его и потащил прочь.
– Но моя куртка совсем новая…
– Заткнись, Тедди, иначе эти доберманы разорвут тебя, как кролика, – негромко сказал Генрих.
«Ну вот, нас уже начинают бояться, – с горечью подумал Джим. – Теперь мы с Тони – «эти доберманы».
Когда-то в школе он мечтал о том, чтобы его все боялись, теперь же ему сделалось стыдно.
– Спасибо за выстрел, дружище, – сказал он Тони.
– Не за что, мы же напарники…
Они направились к джипу, но их задержал Моран.
– Это еще не все, Симмонс, – сказал он, протягивая Джиму свернутый вчетверо листок.
– Что это?
– Найдено после обыска камеры, где находилась эта леди.
Тони прибавил шагу и пошел вперед, Джим остановился и развернул листок бумаги.
«Охранник дал мне ручку, и я решила написать тебе прощальное письмо. Я бы не взялась за это, если бы смогла выйти отсюда, но выхода нет, я это знаю точно, потому и пишу тебе – единственному человеку, которого знаю и помню. Да, появись такая возможность, я бы убила тебя, Джим, как убивала сотни других, но близость смерти заставляет меня забыть о своей темной стороне и повернуться к тебе светлой. Да, есть у меня и такая, только появляется она лишь дважды – сразу после рождения и перед самой смертью. Кто знает, не попади я в руки инструкторов Тильзера и останься в лесах Междуречья как обычная девушка племени мали, наверное, наша встреча могла бы развиться во что-то иное, возможно, хорошее. Теперь же я помню лишь какие-то обрывки из свиданий с тобой. Помнишь, как ты принял моего связного за соглядатая совета старейшин марципанов и погнался за ним? Ты бежал, придерживая штаны одной рукой, и стрелял из автомата другой, я должна была беспокоиться о связном, но едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, так смешно ты тогда выглядел.
Но довольно воспоминаний. Этот придурок охранник уже с вожделением смотрит на меня, я неудобно сижу, и он заглядывает мне под платье. Сейчас я соблазню его и убью, потом примусь за следующего. Нет, я знаю, что отсюда мне не уйти, но я привыкла использовать все шансы до последнего. На этом прощай, твоя Джеки».
Не поднимая головы, Джим свернул записку и разорвал ее на десятки мелких клочков, затем подбросил и наблюдал за тем, как ветер несет их над землей.
– Что там было? – спросил Тони, когда напарник вернулся к джипу.
– Да так, всякая глупость, – нехотя ответил Джим. – Наверно, она сошла с ума.
75
В 12.00 по местному времени и в момент триста восемьдесят седьмой отметки по единому времени двойной планеты Дифт в региональном штабе армии генерала Тильзера, расположенном в пригороде города Бакардии, на территории бывшего предприятия по переработке мяса, началось совещание.
Открыл его майор Целеширп, по традиционному уложению о рангах Дифтского мира имевший ранг дирфакта.
– Господа офицеры, достопочтимые фюрсты, из генеральной ставки Полномочного представителя Дифта пришло уведомление о том, что к нам едет комиссия.
– Что за комиссия, мой дирфакт? – спросил майор Йони.
– Полагаю, кто-то из инспекторского отдела генеральной ставки. Они, как говорят аборигены, снимут с нас стружку за то, что мы не шевелимся.
– Вы намекаете на провал операции по перехвату, мой дирфакт? – спросил капитан Кинвиторп, не так давно введенный в круг совещательной комиссии по случаю получения ранга фюрста.
– Я не намекаю, капитан, я констатирую факты. Мы потеряли несколько брейвов – не самых дорогих, но и не самых дешевых боевых единиц, потеряли двух кибберов, а это вершина творчества наших ученых и инженеров, чудеса техники и биоинженерии! Они стоят немалых денег, а такие офицеры, как майор Шанен, больше интересуются тонкостями процесса размножения аборигенских популяций. Зачем вам это, фюрст Шанен?
– Я полагаю, когда-нибудь нам это пригодится, мой дирфакт. – Шанен поднялся, его лицо сделалось пунцовым.
– Для чего это фиглярство?! – Целеширп указал пальцем на физиономию офицера. – Зачем вы меняете колористическую структуру кожных покровов? На кого рассчитаны эти аборигенские фокусы?
– Прошу прощения, мой дирфакт, прочеловеческая реакция вошла в мою привычку, я слыву самым человечным из наших офицеров.
– Сядьте, Шанен, – в сердцах махнул на офицера Целеширп, отметив про себя, что и сам ведет себя как человек, проявляет эмоции, машет руками и нервным жестом поправляет волосы.
«Мы все здесь постепенно сходим с ума», – подумал дирфакт и ужаснулся от мысли, что действительно переймет у людей все их манеры.
– Кроме брейвов и кибберов, мы потеряли первоклассных человеческих солдат. Как звали вашего сержанта, майор Йони?
– Клаузвиц, мой дирфакт, – пролепетал Йони, ожидая разноса.
– Вот, – дирфакт поднял к потолку палец, – Клаузвиц. Почему, Йони, почему, я вас спрашиваю, противник ускользнул от вас? Вы знаете, что у меня был нелегкий разговор с главой контрразведывательного управления в Тико? Эти ваши эксы, как говорят аборигены, навели там шороху. Убили нескольких его агентов и сбежали в Рион, попутно сбив ударный вертолет. В чем причина, я вас спрашиваю, Йони? Ответьте мне!
Йони вздохнул и, поднявшись, совершенно по-человечески пожал плечами.
– За Тико отвечать не могу, это не наша зона ответственности, но в столкновении с брейвами и кибберами противнику могло повезти, то есть сыграл роль фактор случайности.
– Но почему фактор случайности оказался на их стороне, а не на нашей? – продолжал наседать Целеширп.
– Не могу знать, мой дирфакт, – еле слышно пролепетал Йони.
– Что значит не могу знать? Вы фюрст или не фюрст?
Майор Йони не знал, что говорить, эти провалы и для него оказались полной неожиданностью.
– Есть одно соображение…
Все замерли и уставились на Йони, даже Шанен отложил блокнот с почти законченным рисунком раздетой человеческой особи женского пола.
– Есть одно соображение, правда, его высказал лейтенант Гарв.
– Что это за Гарв такой? Он хотя бы псевдофюрст?
– Нет, обыкновенный буц.
– Буц! Подумать только, полновесный фюрст собирается цитировать какого-то буца! – воскликнул Целеширп, снова забывая, что копирует поведение людей.
Он сел на стул, положил руки перед собой и добавил:
– Рассказывайте, что удумал этот буц…
– Мой дирфакт, он высказал предположение, что эти двое, которые ушли от погони, – не люди. Они такой же результат кибернетики и биоинженерии, как кибберы.
– Да? – Целеширп от неожиданности встал и прошелся по помещению, затем остановился у стены и оперся на нее спиной, раздумывая. Если все так, как предполагает какой-то там буц, то это снимает с него, дирфакта, ответственность за провалы. Против аналогичных кибберам модификаций особо не повоюешь. – Хорошо, – сказал Целеширп, возвращаясь за стол. – Садитесь, Йони.