Огромный оранжевый диск озолотил комнату, заиграл бликами на тёмных деревянных опорах, отразился мерцанием в шелковистом бежевом балдахине, огладил лучами стены, коснулся лица. И показалось, будто эти лучи сейчас впитались в кожу и наполнили силой всего южного неба.
Это её земля, её родина и место силы. Она больше не проиграет, потому что сражаться Вальдеру придётся не с ней, а с самой стихией.
Следующим утром удалось проснуться раньше всех, ещё до рассвета, когда дом спал. Потянуло выбраться на улицу и дойти до кипарисовой рощи, где покоилась могила матери, – давно она туда не заглядывала.
Ясмин постояла перед шкафом, выбрала светлое платье и оделась сама, не желая никого тревожить. Затянула светлый шелковистый пояс на талии, поправила лёгкую ткань блузки и отворила дверь, за которой никого, кроме дремлющего в дальнем кресле чужака: похоже, смиренное поведение прошлого вечера показало, что слишком усердствовать с охраной не стоит. Впрочем, Ясмин и не собирается больше сбегать.
Она спустилась вниз и вдруг встретила там сидящую у окна тётушку Иллейв. Странно, что папина сестра не уехала в это смутное время в своё поместье – пусть она там и на птичьих правах после замужества своей сестры. Осталась ради неё? Или опасается Вальдера? А может, ещё ждёт своего брата и отца Ясмин, кириоса ди Корса, но вряд ли об этом теперь может идти речь. Война и переворот магов разрушили все прежние устои, и сейчас пора выстраивать новые.
– Как ты, девочка? – спросила тётушка Иллейв с искренней тревогой, осматриваясь с опаской.
– Хорошо, – улыбнулась Ясмин, сев рядом и подумав про Риана, про их последний разговор, его взгляд и прощальное пронзительное «Ясмин», от которого снова пробежали мурашки.
Воспоминания обожгли ярким солнцем от макушки до кончиков пальцев, и Ясмин почувствовала, как загорелись щёки. Даже горечь расставания таяла от этого света. Где бы он сейчас ни был, она чувствовала его тепло на расстоянии, где-то внутри, в самом сердце.
– Мы беспокоились, что с тобой что-то случилось. – Тётушка оглянулась, проверяя, не слушает ли их кто-то из чужаков.
– Правда, все хорошо. – Ясмин склонилась ближе к окну и заворожённо всмотрелась в тонкую полосу рассвета над далёким, но видным отсюда океаном, а потом спросила: – Пойдёмте прогуляемся, пока не припекло слишком сильно?
– Хорошо, – изящно кивнула Иллейв и поднялась.
Но у парадных дверей их встретил единственный не спящий, Гаррет, и недвусмысленно заступил дорогу. Вальдер уже приказал никуда её не выпускать даже из дома? Как это мило. Он становится немного предсказуемым.
– Доброе утро, дорогой Гаррет, – произнесла Ясмин напевно и подошла вплотную к внушительному стражу.
Тот следил за ней с лёгкой насмешкой, как уже старый знакомый, зная, на что она способна и что может выкинуть. Он чуть нахмурился, когда она заглянула ему в глаза, чуть откинув голову, а потом быстро забрала шляпу и надела на себя. И такое на его лице отразилось замешательство, что Ясмин мелодично рассмеялась.
– Позволите ещё раз примерить? Такое яркое солнце, что боюсь перегреться.
– Хозяин запретил вам покидать дом без его ведома.
И он замялся, не зная, забрать ли у неё шляпу или это будет выглядеть теперь глупо и по-детски.
– Ну так сообщите ему. Или… пойдёмте с нами – это недалеко, за домом возле кипарисовой рощи. – Ясмин смотрела на него прямо и настойчиво. – Мы собираемся дойти до кладбища и почтить память моей дорогой матери. Сегодня ровно четырнадцать лет с тех пор, как её не стало.
В её голосе совершенно непроизвольно послышались трагические нотки – Ясмин не собиралась играть эту роль так явно, но воспоминания о матери и впрямь заставили вздрогнуть, и защипало глаза.
Тётя подошла к ней и успокаивающе погладила по спине, утешая. Ясмин снова посмотрела на стража, который только тяжело вздохнул.
– Ах, милый Гаррет. Я не собираюсь больше бежать – иначе зачем бы я вернулась? Это мой дом, и всё здесь слишком дорого для меня, чтобы так просто оставить. Ну же! Можете отправить с нами хоть всю вашу охрану – мне всё равно.
Вот же упёртый вояка! Наверняка отслужил с Вальдером добрую половину своей жизни. Но она видела его живым и человечным, а значит, и сейчас сможет достучаться.
– Хорошо, – наконец произнёс тот. – Только недалеко, и я пойду с вами. Вздумаете делать глупости…
– Вот и прекрасно. Заодно отдохнёте в нашей чудесной роще, – не дав ему договорить свою угрозу, Ясмин взяла тётушку под руку и потянула на улицу.
На ярком утреннем солнце Гаррет тут же сощурился, но Ясмин только улыбнулась и пониже надвинула его шляпу, кивнув с благодарностью.
В тени высоких кипарисов стало гораздо легче, даже казалось, что желтоватая пыль во влажном воздухе не поднимается от земли, прибитая хвойной прохладой.
Ясмин с тётушкой дошли до кладбища, со всех сторон укрытого густыми кронами дубов, посаженных специально так, будто те образовывали настоящий фамильный склеп с зелёной непроницаемой крышей и ветвистыми стенами.
Хорошо помня дорожку, по которой смогла пройти бы и с закрытыми глазами, Ясмин дошла до места, где была похоронена мама. Отец в своё время не поскупился на дорогое надгробие, хоть и захоронили маму в самой дальней части кладбища. Будто бы для того, чтобы воспоминания о ней, ушедшей так рано, не причиняли боль им обоим.
Ясмин всё равно приходила сюда чаще всех. Она любила эти минуты тишины и внутреннего света, который охватывал её, когда она мысленно обращалась к маме. Иногда светлая грусть наполняла силой и благодарностью за всё то хорошее, чем она успела щедро одарить Ясмин.
Сейчас на глазах и в самом деле заблестели слёзы – стоило взглянуть на мраморную скульптуру лежащей на спине женщины, чьи глаза были устремлены в небо. Ясмин оглянулась на Гаррета, с заметным облегчением замершего поодаль в самой густой тени, а потом на тётушку – та подошла ближе и вслед за Ясмин медленно опустилась на колени на землю возле могилы.
Ей и вправду было нужно сюда прийти, и не только для того, чтобы поговорить с тётушкой. После того обряда с Нидейлой хотелось прикоснуться к маминой могиле и вспомнить этот поток света…
«Мама, прости меня и благослови. Я так долго думала, что мне не хватило твоей любви, но её было сполна – она идёт от тебя и сейчас. И я больше не отрицаю её и себя. Твоя сила, твоя женственность и мудрость – во мне. Ты подарила мне жизнь, которой я прежде распоряжалась так неумело. Нам всем стоит чему-то научиться.
И сейчас я вырвусь из замкнутого круга, я не повторю твою боль, хотя так близка была к этому. Ведь, беззаветно любя тебя и следуя за тобой, встретила мужчину, который так похож на отца. Но теперь я это вижу и могу вырваться из оков!
Я сама выберу свою судьбу, и сделаю это осознанно. Ради тебя и себя. Есть другой путь! Есть настоящая забота, нежность и любовь. И мне больше не нужно искать одобрение снаружи. Я есть, спасибо тебе, я есть! Уникальна и неповторима. Я есть сама по себе и только сейчас могу признать это полностью. И любовь начинается изнутри. С меня. Из моего сердца. К самой себе».
Горячо и почти беззвучно шепча, Ясмин чувствовала, как слёзы текут по щекам потоком. Это было так просто… Как проснуться! Просто – открыть глаза и увидеть наконец себя.
– Ну-ну, милая, – осторожно решила утешить её тётушка.
– Всё хорошо, – прошептала Ясмин и тихонько улыбнулась, не глядя на неё. – Послушайте. Мне нужна ваша помощь. – Тётушка заметно напряглась, и Ясмин поспешила шёпотом её успокоить: – Нидейла, которая проводила обряд, помогла понять, чего я на самом деле хочу. Просто скажите, что вы на моей стороне. И передайте кое-что остальным… – Как можно незаметнее она сунула ей записку, которую успела набросать.
Времени осталось совсем мало. Вернувшись в дом, Ясмин попросила Мартину принести воды для умывания. Из кабинета Вальдера доносились приглушённые голоса, и Ясмин торопливо вбежала в свою комнату.
Наконец постучалась служанка.
– Чем-то ещё помочь, госпожа?
– Да, помоги мне привести себя в порядок. Хочу хоть сегодня выглядеть хорошо.
– Вы всегда прекрасны, Ясмин! – всплеснула руками Мартина. – Что вы такое говорите!..
– У меня были трудные времена… – Ясмин повернулась к зеркалу и перекинула волосы через плечо, внимательно глядя в свои глаза. – Как вы здесь жили без меня?
– Все… по-прежнему, – отозвалась Мартина. – Правда, давеча один неприятный случай с дочкой Элсина, Майкой, но все остались живы. Там один из ихних… этот, как его… Гауд. Говорят, хотел снасильничать девицу.
Истинные слуги своего хозяина. Осмелели и набрались наглости, сочтя, что теперь-то уж они здесь полновластные хозяева. А может, теперь Вальдер перестал их сдерживать, наказывал её – Ясмин – за её поступок.
И едва ли теперь можно говорить с ним о том, чтобы он отпустил мятежников на свободу. С него станется оставить их бесправными рабами насовсем, благо такое происходит в других местах.
– Тогда скажи. Ты наверняка видишь всё, что происходит и происходило в моё отсутствие, особенно чем был занят хозяин. Мне будет нужно, чтобы ты это подтвердила, а ещё отправила кого-нибудь в одну деревню…
Вальдер, похоже, был занят сбором всех своих людей. Больше нельзя тянуть время, если она хочет выстоять в этой борьбе.
Расчёсанные волосы они с Мартиной оставили распущенными. Лёгкие, воздушные и блестящие от масла волосы рассыпались по плечам, окутывая невесомой защитой. Она подчеркнула тонкие изогнутые брови вразлёт, очертила мерцающей пудрой высокие скулы, прошлась и по приоткрытым бледно-пепельным губам. Поджала их задумчиво, снова окунаясь в воспоминания последних мгновений рядом с Рианом. Тёмные глаза сверкали неведомой тайной, которой вскоре она будет готова поделиться со всеми. Никогда прежде Ясмин не видела себя такой прекрасной, как в этот миг.
Вскоре ей удалось через мальчишку-слугу передать просьбу Кардьяну к ней заглянуть. Управляющий заметно повеселел, увидев её в добром и приподнятом настроении – после всего того, что происходило на его глазах последние недели.