Весной 1936 года Пикассо вновь отправился в Испанию: развалившись на заднем сиденье своей «испано-сюизы», художник купался в лучах славы. Но на этот раз надвигающаяся буря не обошла его стороной. Угроза военного переворота под эгидой ультракатолического национализма заставила многих близких Пикассо людей – Лорку, каталонского сюрреалиста Хуана (Жоана) Миро и архитектора Хосе (Жозепа) Луиса Серта – окончательно присягнуть Республике. Они знали, что с победой Фаланги – так называли себя испанские фашисты – свободе художественного творчества придет конец. Их мужество и чистота помыслов нашли отклик в Париже, где модернистское безразличие у Пикассо начало сменяться интересом к политике и истории. Но как создать то, что до сих пор казалось абсолютным логическим противоречием, то есть модернистское историческое полотно?
Повод не заставил себя ждать. В середине июля 1936 года генерал Франсиско Франко, невысокий человек с осанкой императора, утверждавший, что ради спасения Испании от социализма и атеизма готов, если потребуется, расстрелять полстраны, начал боевые действия, перебросив армию из Марокко морем в Испанию. Поддержку с воздуха обеспечили ВВС Третьего рейха, люфтваффе, а в состав армии, с помощью которой Франко впоследствии завоевал Испанию, входило сорок тысяч итальянских военных, предоставленных Муссолини. Фашисты и нацисты не скрывали желания использовать гражданскую войну в Испании в качестве пробного прогона своих будущих сражений с дегенеративными демократическими режимами и советским коммунизмом, и это делало конфликт неизбежным и придавало ему ожесточенный характер – еще и потому, что Сталин, со своей стороны, испытывал примерно те же чувства. Viva la muerte – «Да здравствует смерть» – боевой клич боевиков Франко говорил сам за себя. Расчет на то, что перед лицом столь неприкрытого вмешательства миротворцы в Британии и во Франции сподобятся лишь на невразумительные сетования, оказался удручающе точным. Созданная после Первой мировой войны для поддержания мира во всем мире Лига Наций за маской нейтралитета скрывала неспособность к действию. Было наложено эмбарго на поставки оружия для обеих сторон. Непосредственным результатом стала ликвидация препятствий для продвижения армии Франко – его войска, как и планировалось, быстрым маршем преодолели значительную часть территории Испании. Одна за другой пали Севилья, Кадис и Кордова; Мадрид, как ни странно, устоял – республиканская оборона остановила наступление Франко к югу от города.
Коррида: Смерть тореадора. 1933. Дерево, масло.
Музей Пикассо, Париж
В самой столице писатели и художники, вставшие на сторону Республики под звуки падающих бомб и снарядов, делали все, что было в их силах, для мобилизации сопротивления. Издавались коммюнике с призывами к неповиновению, сочинялись стихи, печатались плакаты для призыва в ряды сопротивления. И хотя никто и никогда не выигрывал войну с помощью плакатов и стихов, пропагандистские усилия сторонников Республики всколыхнули испанское землячество в Париже. Когда снаряд попал в здание музея Прадо, Пикассо воспринял это как личное оскорбление. Главному модернисту вдруг стало страшно за свои корни: Эль Греко, Сурбарана, Веласкеса и, конечно, Гойю, свидетеля «Бедствий войны». Так что когда Пикассо спросили, согласится ли он занять почетную должность директора Прадо, художник, не колеблясь, согласился. Для всего мира это был сигнал: Пикассо наконец-то принял сторону Республики. Как только решено было эвакуировать часть шедевров из Прадо на побережье Средиземного моря, Пикассо выступил в качестве консультанта при отборе картин. «Менины» (1656–1657) и «Сдача Бреды» (1634–1635) Веласкеса (последнее полотно также называют Las Lanzas, «Копья»), Махи (1797–1805) Гойи, одетая и раздетая, – все эти картины были отправлены на грузовиках по узкому коридору, пролегавшему по территории, удерживаемой республиканцами, в безопасную Валенсию. Пикассо с тревогой ждал новостей о прибытии шедевров на место. Его собственная судьба сплелась с судьбой родины.
Франсиско Гойя. Тавромахия. Офорт, лист 21: Трагический случай нападения быка на ряды зрителей на арене Мадрида и смерть бургомистра де Торрехо в 1801 г.
Опубликовано в 1816. Частная коллекция
На исходе 1936 года войска Франко оккупировали почти две трети территории Испании. Судьба Республики стала для Пикассо личным делом – ранее он и предположить бы не смог, до какой степени. Тяжелая осада превратила родной город художника – андалусийскую Малагу – в сплошные руины. Мать Пикассо оказалась в ловушке: Барселона, где она находилась, решительно поддержала Республику, наступление франкистов было неизбежно. Художника снедало беспокойство. Кроме всего прочего, он переживал непростой разрыв с первой женой, Ольгой Хохловой (стороны не скупились на взаимные обвинения), а Мари-Терез тем временем уже носила его ребенка. Творчески Пикассо был словно парализован. «Это было худшее время моей жизни», – признавался он впоследствии.
И тут в дверь его мастерской постучалась сама Испания в лице небольшой делегации, среди членов который был Серт, автор павильона Республики на Всемирной выставке, запланированной летом 1937 года в Париже. Остальные испанские художники, в том числе Миро, уже согласились создать работы для павильона, который должен был стать присягой верности осажденной Республике. Пикассо спросили, не хочет ли он что-то написать, что-нибудь внушительное и смелое, фреску во всю стену например, и максимально откровенно заявить о происходящем.
Минотавромахия. 1935. Офорт, граттаж (процарапывание).
Ульмский музей, Ульм, Германия
Пикассо взялся за заказ, хотя пока не понимал, что может сделать. В процессе обдумывания поставленной перед ним задачи художник на один-единственный день прервал текущую работу, чтобы внести свою лепту в общее дело. Между завтраком и ужином Пикассо сделал наброски для серии гравюр «Мечты и ложь генерала Франко» – гравюры можно было продать вместе или по отдельности, чтобы собрать деньги для Фонда помощи республиканцам. После всевозможных превращений Пикассо отказался от своей антипопулистской позиции, которую занимал с момента изобретения кубизма, – работа получилась жесткой, с элементами грязного сортирного юмора. Выполненная в жанре комикса серия «Мечты и ложь» высмеивает притязания Франко на роль рыцаря-крестоносца, спасителя Испании. Вместо новоявленного Эль Сида на быстром скакуне мы видим Франко верхом на комическом фаллосе. Пикассо также изобразил генерала в виде полипа, утыканного шипами, скользкого, похожего – по словам самого художника – на кучу дерьма; нечто отвратительное, вылезшее наружу из сточной канавы. Во всем этом есть что-то подростковое, особенно в том, как художник добавляет щепотку сюрреализма – на случай, если кто-то не понял: «торчащая во все стороны щетка из волос, срезанных с тонзур священников, он стоит голый в центре сковороды, и рот его забит жучиной массой из его же собственных слов». И далее в том же духе. Стать художником-героем Республики пока не получалось, Пикассо вернулся в мастерскую и вновь погрузился в живописные медитации на тему зеркал, моделей и Природы Образов. Возможно, какая-нибудь из этих картин и подошла бы для павильона? Но жизнь оказалась сильнее искусства.
Герника – или Герника-Лумо на баскском языке – небольшой городок в двадцати четырех километрах от Бильбао с населением всего семь тысяч жителей, однако важность его для культуры и истории баскского народа намного превосходила его размеры. В центре Герники, на вершине небольшого холма, рос дуб праотцев – под ним, по рассказам самих басков, народ веками собирался, чтобы избрать своих законодателей или излить свои обиды.
Этот город был колыбелью национального самосознания басков – языка, истории и даже этнической принадлежности – всего того, что баски считали таким важным. Франко и его Фаланга выступали за прежний централизованный абсолютизм, нетерпимый к подобным региональным автономиям, так что с началом войны было сразу понятно, чью сторону займут баски, особенно после того, как республиканское правительство как раз и предложило им особую автономию. Первый президент автономного сообщества Страны Басков Хосе Агирре принес присягу в Гернике, поклявшись защищать родину до своей смерти.
К началу 1937 года стало ясно: грядут испытания. Армия фалангистов под предводительством генерала Эмилио Мола наступала с севера и приближалась к Бильбао – порту, через который получали продовольствие и оружие не только баски, но и все республиканские силы в регионе. Однако баски ушли в глухую оборону, яростно отстаивая свободу Эускади, как они называли свою родину, и Франко понимал: достаточно провести какую-нибудь карательную операцию в целях устрашения, чтобы заставить басков отказаться от сопротивления.
Мечты и ложь генерала Франко (первая часть серии). 1937. Офорт, акватинта.
Музей Пикассо, Париж
Все началось около четырех часов пополудни, в понедельник 26 апреля. В Гернике был базарный день, и жители города только-только отходили от сиесты – открывались магазины и банки, старики с длинными усами по баскской моде сидели за столиками уличных кафе, потягивая свой бренди, впитывая апрельское тепло. Небо было ясное. На синем фоне появилась маленькая точка, один-единственный самолет. Он несколько раз низко пролетел над рынком, домом собраний, дубом, а затем, зависнув над самой густонаселенной частью города, сбросил шесть бомб. Гернику тут же заволокло клубами дыма, показались языки пламени, а самолет вновь взмыл в безоблачное небо.
Спустя несколько минут еще три истребителя сбросили на город пятидесятикилограммовые бомбы, после чего одна за другой над городом пронеслись группы «хейнкелей» и «юнкерсов», сея хаос и разрушение, которые продолжались более часа. В страхе сгореть заживо в собственных домах жители Герники бросились в церкви, надеясь найти в них убежище, или побежали вниз по улочкам в поля и леса вокруг города. Немецкие летчики только этого и ждали – они выпускали из пулеметов очередь за очередью по беспомощным, отчаявшимся мирным жителям. Н