«Я бы могла быть здесь счастливой, — подумала она, — если бы только Корд был немного добрее». Джонти твердо следовала совету Реда: «Держись от Корда как можно дальше и не стой на его пути». Но девушка не преуспела в этом. Казалось, что Корд специально находится рядом и холодно наблюдает за ней, как будто выжидая, когда она сделает неправильный шаг.
Джонти так была поглощена своими мрачными мыслями, что не заметила, как подъехал Корд. Она испуганно вздрогнула, когда он заговорил с ней дружеским тоном.
— Это Потерянная долина. Действительно, что-то грандиозное, правда?
Джонти была настолько потрясена его добродушным тоном, что не смогла даже ответить. Она молча кивнула.
— Здание нужно немного отремонтировать, — Корд обратил ее внимание на несколько построек у подножия горы, разместившихся в тени огромных сосен. Она не спеша изучала свой новый дом, особенно главное здание, которое располагалось поодаль от остальных. Хотя оно было заброшено и имело потрепанный вид, Джонти заметила, что оно построено основательно, из сосны, которой в этой местности было очень много. Сейчас, однако, дверь перекосилась, а ставни на окнах висели криво.
— Как же ты мог сказать бабушке, что у тебя нет места, куда меня привезти? — с упреком спросила Джонти. — Когда у тебя все это время такое ранчо?
— Послушай, — Корд нахмурился, услышав такое обвинение. — Я не солгал Мэгги, если тебя это беспокоит. Я вспомнил об этом месте только в ту ночь, когда она умерла.
— А кому же оно тогда принадлежит?
— Я не знаю, но собираюсь поселиться здесь, пока не найду хозяина и не выясню, продаст ли он мне его, и смогу ли я его купить.
— Я не думаю, что в шкатулке, которую дала тебе бабушка много денег, — Джонти внимательно посмотрела на Корда.
— Возможно, нет, — согласился Корд. — Я еще не смотрел.
Он криво улыбнулся.
— Я не уверен, что Мэгги смогла отложить много денег в течение этих лет. Нелли не очень щедра, когда дело доходит до денег.
Джонти едва удержалась, чтобы не обозвать его лжецом. Она могла бы держать пари, что он уже заглянул в шкатулку. И если верить дяде Джиму, в ней было припрятано очень много денег.
— Зимой здесь ужасно холодно, — сказал Корд, нарушая ход ее мыслей. — Иногда бывает 20° и 30° мороза, и к тому же часто бывают сильные ветры и снежные бури. Если попасть в такую погоду, можно замерзнуть до смерти.
— В зимнее время здесь очень одиноко, — добавил он в раздумье. — Дороги завалены снегом и мешают людям приезжать сюда… разве что какие-нибудь индейцы могут случайно забрести в эти края.
— О, ты имеешь ввиду тех, которые воюют с белыми, — спросила Джонти, содрогнувшись от этой мысли.
Корд пожал плечами.
— Не обязательно, хотя они, не самые миролюбивые в мире. Если за ними не следить, они ограбят тебя до нитки, особенно зимой, когда голодные, — он снял шляпу, провел рукой по волосам и одел ее обратно на голову. — Но нельзя обвинять этих бедняг. Белые люди практически истребили быков, их первоисточник мяса.
Джонти согласно кивнула:
— Я думаю, что голод может заставить человека делать такие вещи, которые он не станет делать в обычном состоянии.
Это произошло так быстро, что Джонти была ошеломлена. Тепло исчезло из глаз Корда, и они стали холодные, как небо. Его лицо застыло, и он сурово сказал:
— Правильно. Голод приводит человека к поступкам, которые для него противоестественны.
И не успела Джонти на это ничего ответить, как он добавил своим резким голосом, которым, казалось, он разговаривал только с ней:
— Иди в дом. Тебе нужно навести порядок там до того, как мы в нем поселимся.
Корд пришпорил коня и исчез в облаке пыли. Удрученно опустив плечи, Джонти смотрела на него до тех пор, пока он был виден. Суровое замечание Корда насчет голода касалось ее и дяди Джима. Она подхватила поводья и направила упряжку по неясной колее, поросшей травой.
«Когда-нибудь я докажу, что ты не прав, Корд Мак Байн, — пробормотала Джонти. — Я заставлю тебя на собственной шкуре попробовать то, что пришлось испытать мне».
Она остановилась перед домом, но громкий хохот Реда привлек ее внимание к трем отдаленным постройкам. Ковбои ходили туда и сюда, внося в самый большой дом одеяла и скарб. Джонти перевела взгляд на длинный дом, который должен стать ее новым жильем, думая о том, что оно очень отличается от того, к которому она очень привыкла. Это касалось не только ранчо, но и безлюдных окрестностей. В большом доме Нелли в Эбилене всегда было шумно: приходили и уходили мужчины, слышались смех и песни проституток. Не станет ли ей здесь ужасно одиноко? «Я думаю нет, — прошептал внутренний голос. — Этот сын сатаны так нагрузит тебя работой, что у тебя не хватит ни времени, ни энергии о чем-нибудь думать».
Джонти молча кивнула головой, когда за ее спиной Корд сердито спросил:
— Ты собираешься здесь проспать весь день?
Она повернула голову и смотрела, как он соскользнул с седла и зашел на скрипящее крыльцо. Толкнув дверь, Корд нетерпеливо позвал ее:
— Иди сюда. Принеси метлу, которую ты счел необходимым сунуть в повозку. Я же сказал тебе, что это место нужно привести в порядок.
Джонти вздохнула и спрыгнула на землю. С минуту она постояла, разминая отекшие мышцы. Затем Джонти подошла к задку повозки и протиснулась между коровой и лошадью. Она повисла на повозке, уцепившись за клеть с цыплятами, и начала рыться среди мебели и коробок, пока не натолкнулась на метлу. Потом она вытащила старое ведро, тряпки и кусок желтого щелочного мыла, лежащего на досках.
— Не помню, чтобы я тебя сюда положила, — сказала Джонти, вытаскивая ведро из-под кучи постельного белья. Она кисло скривила губы, не сомневаясь, что ей придется сегодня как следует поработать.
С ведром в одной руке и щеткой в другой, она, перешагнув через дырку в крыльце, вошла в дом.
Бегло осмотрев ранчо, Джонти обнаружила пять захламленных комнат, затянутых паутиной. Большая комната, где, очевидно, предыдущие хозяева собирались вечером, была около 14 футов шириной и тянулась через весь дом. Огромный каменный камин в центре противоположной стены свидетельствовал о суровых зимах в горах.
Кухня находилась в дальнем конце дома и была такого же размера, как большая комната. Джонти осмотрела яркие занавески, висящие на двух окнах, одно из которых выходило на долину, а другое — во двор. Она очистила от грязи небольшой пятачок на стекле и, посмотрев в него, подумала, что ей никогда не надоест смотреть ни из одного из окон.
— Очевидно, Корд заглядывал только на кухню, когда говорил, что в доме нет мебели, — вслух размышляла Джонти, пристально рассматривая длинный стол, заваленный песком, листьями, сломанными уздечками и поводьями. Подняв скамьи, опрокинутые набок, она поставила их по обе стороны стола, думая, что здесь раньше, должно быть, жила большая семья. За столом могло свободно разместиться десять человек.
Отряхивая руки от пыли, Джонти обратила внимание на встроенный шкафчик и несколько полок, прикрепленных к стене, решив, что это отличное место, чтобы разместить красивую посуду бабушки. Она улыбнулась и подошла поближе к мойке, чтобы как следует рассмотреть небольшой ручной насос. Джонти провела рукой по ярко-красному насосу, не думая о том, что он, действительно, мог работать — накачивать воду. Надеяться на это было нереальным. Она несколько раз подвигала ручкой вверх-вниз, чтобы убедиться в своей правоте, но вдруг удивленно взвизгнула. Из носика полился поток чистой холодной воды.
— По какому поводу этот визг? — в дверях кухни стоял Джонни Лайтфут, лукаво глядя на нее.
— Я не могу поверить! — Джонти просияла. — Но он работает. Посмотрите!
Она снова подняла и опустила ручку, и опять полилась вода.
— За домом есть родник, — объяснил Лайтфут. — И кто бы здесь ни жил, он должен был подвести его в дом.
Джонти посмотрела на грязь и сажу вокруг себя и сделала кислую мину.
— Как хорошо он для меня сделал! Так и надо было ожидать, что мне придется чистить это место. Но меня это, действительно, не волнует, — добавила девушка, засучив рукава. — Могу представить, как здесь будет красиво, когда я уберу, размещу вещи бабушки, ее яркие керосиновые лампы, картины, красивую посуду и коврики.
Лайтфут нахмурился и, положив ей руку на плечо, предостерег:
— Не забудь, что все считают тебя парнем, Джонти, а если так, то тебя не должно интересовать придание этому месту уюта.
Сияние и восхищение в глазах Джонти сразу же погасли, в ее взгляде появилась печаль.
— Я так устала притворяться, Джонни, — сказала она. — Не знаю, сколько еще я смогу это выносить.
Лайтфут внимательно смотрел на стройную, грациозную фигуру и удивлялся, как никто, глядя на нее, не видит плавных женских изгибов. Он сжал ее хрупкое плечико.
— У меня такое предчувствие, что тебе не придется долго притворяться.
Он с улыбкой опустил руку.
— Между прочим, кажется, у тебя сегодня восемнадцатилетие?
— Ах, да, — Джонти изумленно посмотрела на Лайтфута. — А вы откуда знаете?
— Твой дядя Джим мне сказал, — индеец отклонился назад и взял со стола какой-то сверток.
— С днем рождения, малышка, — он улыбнулся, протянув ей пакет.
— О Джонни, — в дрожащем голосе Джонти послышались смешанные нотки радости и печали. У бабушки в этот день всегда было для нее что-нибудь особенное, хотя, к несчастью, это всегда было то, что могло бы понравиться мальчишке, а позднее — подростку. Куклы и красивые платья — все это было не для нее.
— Разверни, — настаивал Лайтфут, желая вновь увидеть ее улыбку и радостное сияние голубых глаз.
Когда развернули плотную коричневую бумагу, Джонти восторженно воскликнула:
— О Джонни, я никогда не видела ничего подобного!
Она смотрела на великолепную куртку, затем провела рукой по мягкой замше и цветным бусинкам, украшавшим рукава и низ куртки.
— Она на кроличьем меху, — Лайтфут вывернул куртку и показал Джонти. — Тебе будет в ней тепло даже в самую холодную погоду.