рам, останки которых были обнаружены учёными-палеонтологами в конце прошлого века во Франции. И аппараты эти не механические, приводимые в движение газолиновым, электрическим или каким-то другом видом двигателя – а полу- или полностью живым, только приспособленным для военных целей. Когда-то в глубокой древности люди приспособили для нужд войны лошадей и слонов – но хозяева боевых «меганевр» пошли гораздо дальше. Они вывели для нужд войны подходящие породы боевых стрекоз, как поступили когда-то люди с лошадьми, но срастили живую плоть насекомых с механизмами, действующими на незнакомых нашей науке принципах. Это можно утверждать с полной уверенностью, поскольку в распоряжении наших учёных имеются останки нескольких «меганевр», сбитых доблестными пилотами Королевского Лётного корпуса над Лондоном.
По заданию редакции наш корреспондент связался с одним из палеонтологов, составивших описание этих доисторических созданий, и тот высказал мысль, что именно допотопные меганевры являются своего рода далёкими предками болевых летательных аппаратов пришельцев. Из этого, между прочим, следует пугающая, но, увы, правдоподобный вывод: чужаки, с которыми мы ведём войну, вовсе не пришельцы с другой планеты, с Марса или, скажем, Сатурна. Нет, это представители какой-то древнейшей, допотопной цивилизации, многие тысячелетия скрывавшейся от нас, людей – и вот теперь предъявившей права на всю планету. Выходит, права была известная оккультистка мадам Блаватская, рассуждавшая в своих трудах о цивилизациях Атлантиды, Лемурии и Гипербореи? И это с их потомками мы ведём сейчас битву – увы, с каждым днём представляющуюся всё более и более безнадёжной? Но и это неудивительно - ведь если чужаки не прилетели к нам из-за грани небес, а всегда жили рядом с нами, то они, вероятно, сумели хорошенько подготовиться, прежде, чем решиться на полномасштабное вторжение? И это может оказаться скверной новостью для тех, кто уповает на нечто вроде заразной болезни, истребившей уэлссовских марсиан. Ведь если синелицые захватчики такие же коренные жители Земли, как и мы, к тому же, вступившие на путь цивилизационного развития много сотен тысяч лет назад – то уж, наверное, они знают, как справляться с земными болезнями! И тогда наше единственное спасение- в доблести наших воинов, лётчиков, моряков и пехотинцев, истекающих кровью в противостоянии с неведомым врагом. А так же – в робкую, почти иллюзорную надежду на то, что правительства стран, ещё вчера противостоящих друг другу на фронтах Великой Войны, смогут отбросить прежние разногласия и совместно выступить против смертельной угрозы, нависшей над всем человечеством…»
«Привет, дружище! Прости, что так долго не писал. Мы всё ожидали, когда же нашу Четвёртую Бомбардировочную группу перебросят из Бувельёра – это в Эльзасе, где мы раньше базировались – под Париж, чтобы защищать столицу прекрасной Франции от налётов синелицых нелюдей. До сих пор мы пытались наносить удары по их воздушным армадам на подходе, до того, как они успевали выпустить рои своих крылатых бомб и насекомоподобных летательных аппаратов. Наши «Сопвичи» оказались в этом деле довольно эффективными – мы набираем максимальную высоту, где моторы уже еле тянут, и уже оттуда атакуем нелюдей, сбрасывая на них мелкие противодирижабельные бомбы.
Такую же тактику мы использовали когда-то и против германских цеппелинов; но здесь это чуть ли не единственное достаточно действенное средство, кроме, разве что, осколочных и шрапнельных снарядов калибра не меньше семи с половиной сантиметров – а такие пушки на самолёт не воткнёшь. Наши пулемёты и даже противоаэростатные зажигательные ракеты против чужаков бесполезны, чего, впрочем, не скажешь об из «меганеврах» и «драконах» - так с лёгкой руки журналистов называют теперь лёгкие и тяжёлые истребители чужаков. После первой же воздушной схватки мы убедились, что отправить их в последний полёт к земле можно всего двумя-тремя пулями; их же собственное оружие, предназначенное для воздушного боя, мало куда годится - так что хотя бы здесь у нас имеется некоторое преимущество.
К сожалению, этого не скажешь про ракеты, начинённые той же воспламеняющейся пакостью, какой нелюди регулярно заливают города. Их снаряды имеют свойство взрываться в воздухе, когда пролетают вблизи цели – словно чуют её присутствие! – и разбрызгивают свою начинку на много метров вокруг. Стоит хотя бы нескольким каплям этой липкой гадости попасть на полотняную обшивку - всё, спасение только одно: поскорее снижаться и плюхаться куда попало, моля Матерь Божью, чтобы самолёт не сгорел раньше, чем ты успеешь это сделать, поскольку сбить это пламя невозможно никакими средствами. Со мной такое происходило дважды; в первый раз я отделался несильным ожогом левой руки, а вот после второго на неделю угодил в госпиталь. Моему же стрелку-бомбардиру повезло меньше – огненные брызги попали ему на грудь. Пытаясь стащить охваченную огнём куртку, он размазал липкую пылающую дрянь по волосам… к счастью, адская боль не помешала ему выхватить из кобуры «браунинг» и избавить себя от страданий.
Не раз и не два мне случалось вступать в «собачьи схватки» с летучими тварями вместе с кайзеровскими истребителями – вот уж никогда не подумал бы, что такое может случиться! Должен сказать, что эти парни, даром что боши, и сидру предпочитают пиво, дерутся храбро, умело и себя не жалеют – впрочем, нам ли с тобой этого не знать!
Об одном я не устаю благодарить Создателя: что ни разу не пришлось нам встретиться с «алым дирижаблем». Многие считают его мифом, легендой – но только не я. Именно этот таинственный боевой механизм (или организм, поскольку «меганевры» с «драконами» уж точно полуживые) погубил майора Роккара, а так же стал, хотя и не напрямую, причиной смерти другого нашего с тобой доброго друга, Анри де Россиньяка. Да, он пережил встречу с алым летучим ужасом – но впоследствии его разум был совершенно разрушен кошмарными воспоминаниями об этом происшествии что, как тебе известно, закончилось… Капеллан нашей авиагруппы поначалу отказывался возносить молитвы за душу самоубийцы Но после того, как я спросил - а откажет ли он в благословении и Полю, моему бомбардиру, выбравшему себе пулю в висок вместо того, чтобы заживо превратиться в обугленную головешку? - капеллан изменил своё мнение. Не сделай он этого – честное слово, дал бы в рожу, и плевать, что духовное лицо, пусть хоть под арест сажают, хоть переводят в пехоту. Только ведь никто меня туда не переведёт – сейчас опытные пилоты наперечёт, так что у меня ещё будет шанс сгореть в своём «Сопвиче» где-нибудь над Монмартром.
Но довольно о грустном. Слыхал, ты тоже переводишься к нам? Надеюсь, костлявая пока повременит, момента, и мы с тобой закатим на Пляс-Пигаль грандиозную попойку. Рестораны все работают, музыка в кабаре играет даже во время налётов нелюдей, а в одном кафе, которое я знаю с давних пор, можно взять из-под полы настоящий абсент. Это Париж, дружище, и пока двум весёлым парням найдётся, где пропустить здесь по паре стаканчиков крепкого – честное слово, ещё не всё потеряно!
Твой добрый друг
капитан Жиль-Мишель Беннан.
…марта 1918г, близ Парижа.»
Конец первой части
[1] (брит. морской жаргон) – идиома, обозначающая могилу моряка или, как вариант, морскую пучину. Дэви Джонс – дьявол.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. "Война миров – 1918" I
Земля,
Адриатическое море,
К западу от Триеста.
…апреля 1918 г.
Контр-адмирал Миклош Хорти бросил взгляд на карту, расстеленную на столике посреди рубки, потом картушу компаса и круглые, в латунных оправах, шкалы лага и счётчика оборотов.
Пора.
- Пол-румба к осту! К повороту стоять! Машина - обороты до полных!
Команду слышали только до те, кто находился на мостике, да ещё в машинном отделении, куда слова адмирала донеслись по медным, с гуттаперчевыми амбушюрами переговорным трубам – но остальные члены экипажа отчётливо почувствовали, как вильнула на курсе стальная махина, как накренился едва-едва, почти неощутимо, боевой корабль, ложась в циркуляцию. Броненосец прибавил ход – и без того высокий бурун у таранного форштевня вырос настолько, что захлёстывал теперь полубак. Впрочем, это не было показателем какой-то особой быстроходности – и в лучшие дни австро-венгерские ББР типа «Монарх» хорошо, если могли дать семнадцать с половиной узлов, а уж теперь, после четырёх лет Великой Войны, они хорошо, если выжимали хотя бы шестнадцать. Но сейчас особой быстроходности и не требовалось – «Будапешт» и следовавший за ним мателотом «Монарх» шли к назначенной точке, где вчера вечером итальянскими воздушными патрулями был обнаружен «враждебный плавучий объект неопознанного происхождения». Эта замысловатая формулировка была позаимствована из рапорта итальянского морского лётчика. Тот посадил свой гидроплан у борта «Будапешта», на котором развевался брейд-вымпел командующего австро-венгерскими военно-морскими силами, и поднялся на мостик, чтобы доложить контр-адмиралу Хорти о результатах воздушной разведки.
Контр-адмирал поморщился. Дичь какая – макаронник-пилот на мостике его флагмана! Но ничего не поделать, такова жизнь, меняется столь стремительно, что человеческий разум попросту не поспевает за этими переменами. Казалось, ещё вчера Империя Габсбургов готова была развалиться под ударами стран Антанты, и такие гидропланы с трёхцветными красно-бело-зелёными кругами на плоскостях сбрасывали бомбы на его корабли – и вот, пожалуйста, теперь они воюют бок о бок! И ведь выхода иного нет – нашествие, внезапно обрушившаяся на вчерашних смертельных врагов напасть в виде синелицых пришельцев на невозможных летательных аппаратах, вооружённых невиданным оружием и владеющих какими-то непонятными человеческой науке силами не оставили государствам Европы, что Антанте, что Центральным Державам, что подыхающим от голода в своих снегах большевикам иного выбора. Только объединение, только сопротивление общему страшному врагу – и неважно, какими словами поносили вчерашних противников газетчики и политики всего-то пару месяцев назад. Хорошо хоть у государственных мужей хватило ума и политической воли заключить перемирие, причём сделать это достаточно быстро – и вот теперь совместными усилиями удаётся если не побеждать нелюдей, то хотя бы не позволять им продвигаться так стремительно, как это было в первые дни.