Он грузно поднялся с кресла и шагнул к висящей на стене карте.
- На этот раз мы выстояли, Дэвид, а вот что будет дальше, где они нанесут свой следующий удар, и сумеем ли мы его пережить – ни я, ни кто-нибудь ещё вам сказать не сможет….
Дверь кабинета скрипнула. Премьер обернулся – на пороге возник адъютант. Он протянул патрону серебряный поднос со сложенным вдвое листом бумаги. Тот взял.
- Телеграмма из Берлина. – сообщил премьер, дождавшись, когда дверь за адъютантом закроется. Над Балтикой обнаружена большая группа летучих объектов нелюдей. Они приближаются к береговой черте в районе Штеттина.
- Летучие объекты? - министр повернулся к карте. - Воздушные корабли, хотите вы сказать?
- И они тоже, Уинстон. Но главное – три летающих острова,
- Штеттин, значит… что же, они движутся к Берлину?
Премьер вместо ответа протянул листок.
- Вот, смотрите сами.
Толстый палец заскользил по карте.
- Да, похоже на то. Значит, летучие острова… видимо, Дэвид, те самые, о которых сообщили с эскадры адмирала Хиппера незадолго её гибели?
– Немцы считают именно так.
Премьер кивнул.
- Что вы об этом скажете, Уинстон?
- Только одно, Дэвид…. – он отошел на карте и плюхнулся обратно в кресло. Солидный предмет меблировки скрипнул под тяжким грузом.
- Скажу только одно…. – повторил министр. - Над Англией летучие острова пока замечены не были. Видимо, этим и объясняется та лёгкость, с которой мы отражаем нападения.
Премьер поперхнулся.
- Что?.. Помилуйте, Уинстон, называете ЭТО лёгкостью?
- А вы посмотрите на Петроград, сэр, на то, каково сейчас приходится большевикам. Половина города в огне, уличные бои идут уже неделю, а нелюдей становится всё больше. Я говорил с адмиралами - по морю, на плавучих островах, как у Триеста, они прийти никак не могли - наши моряки, обследовавшие то, что от них осталось, сообщали, что осадка плавучих островов доходит до двух сотен футов, а это слишком много для мелководий Финского залива и Маркизовой Лужи. К тому же, сначала им пришлось бы миновать форты Кронштадта и береговые батареи форта Красная Горка и острова Лавенсари с их тяжёлыми крепостными и береговыми орудиями – а те, несмотря на царящий у русских бардак, действуют вполне исправно. Для десанта с воздушных кораблей нелюдей в Петрограде слишком много. Вывод: они посадили где-то в окрестностях парочку летающих островов с многочисленными подкреплениями. Так что да, сэр, похоже, Лондону действительно повезло, причём дважды – нелюди нанесли самые сильные удары по главным нашим врагам.
Премьер покосился на собеседника.
- Я понимаю, Уинстон, что вы не любите большевиков лишь немногим больше, нежели бошей. Поверьте, я и сам не питаю добрых чувств ни к тем, ни к другим, но… они, всё-так люди, как и мы, и все англичане!
Министр поморщился.
- Вы так в этом уверены?
-Оставьте, Уинстон, вы ведь так не думаете. Они нам, конечно, враги, но когда на них – как и на нас, не забывайте! – пошли войной силы самой преисподней – мне кажется, следует забыть о распрях… хотя бы на время.
Министр наклонил голову – вроде бы, в знак согласия, но выражение его лица сделалось при этом ещё более неуступчивым.
- Что ж, Дэвид, премьер министр вы, и вам принимать решения. Замечу лишь, что набег на Лондон более всего похож на разведку боем. В покое нас не оставят, можете не сомневаться.
- Я именно об этом вам и твержу, Уинстон. – премьер прошёлся по кабинету и занял своё место за монументальным столом. - Судьба подарила нам отсрочку, и надо использовать её в полной мере. Вы, кажется, говорили о германских цеппелинах с управляемыми торпедными планерами?
- Да, сэр, подготовка закончена, они готовы к бою. Мы пока придерживали их, не желая тратить на не самые важные цели.
- Считайте, время пришло, Уинстон. Пусть цеппелины нанесут удары по уходящим воздушным кораблям нелюдей.
Министр набычился ещё сильнее.
- Не забывайте, Дэвид, на них полно пленных! Сотни, если не тысячи живых людей, которых синекожие похватали на улицах Лондона!
- Я помню, Уинстон. И – советую вам считать их мертвецами. Более того, я молюсь, чтобы это было именно так, потому что если эти несчастные ещё живы, то неизвестно, какие муки ждут их в плену у синекожих. Так что мы, нанеся этот удар, избавим хоть кого-то из них от страшной участи.
Министр поморщился.
- Что ж… в ваших словах есть смысл, хотя и ужасный.
- Времена настали ужасные, Уинстон, и если мы будем бояться запачкать руки, они станут ещё страшнее. И вот что: пошлите побольше истребителей для прикрытия цеппелинов. Я понимаю, вам это не по душе…
- Да, сэр, не по душе. Как я уже имел случай заметить – мне не нравится, то нашим пилотам придётся гибнуть не для защиты Лондона, а отводя угрозу от германских цеппелинов. Но мы пошлём все истребители до единого, все, что у нас осталось. Нелюди ведь тоже понесли большие потери - по всему Лондону и окрестностям разбросаны сотни сбитых, растерзанных «Меганевр», так что шанс у нас есть. А кроме того… - он сделал крохотную, но многозначительную паузу, - одними только цеппелинами этот удар не ограничится. У нас разработан многообещающий план воздушного удара по нелюдям с применением разных видов оружия – и сейчас пришло время опробовать его в деле.
Восточная Англия,
Графство Бэдфордшир.
Воздухоплавательная база
Королевского Флота
Воздухоплавательная станция Королевского Флота в Бэдфорде имела, как и положено всякой приличной базе подобного рода, поворотные эллинги. Воздушный корабль – штука хрупкая, а из-за своих огромных размеров чрезвычайно чувствительная к ветру. Сильнее всего это проявляется при работе с дирижаблями на земле, при заводе летучего гиганта в эллинг, и выводе из него. Сначала надо расположить огромный корпус точно вдоль оси сооружения, потом медленно, с помощью тросов и лебёдок, втянуть через широченные ворота внутрь. И хорошо, если это происходит в тихую погоду – а ну, как случится порыв ветра, да ещё бокового, и не дай Бог, в тот самый момент, когда великанская сигара частично будет внутри, а частично снаружи?
Последствия предугадать несложно. Широченный бок воздушного корабля – считай, тот же парус, на который ветер будет давить с немаленькой силой. Усилие это (с которым люди, занимающиеся буксировкой, сделать ничего не смогут) сперва прижмёт дирижабль к краю эллинга, а потом и сложит пополам, словно перочинный ножик – и хорошо, если речь идёт о малом дирижабле лёгкого типа, вроде британских «блимпов», применяющихся для противолодочного патрулирования! Хуже, если в такой ситуации окажется воздушное судно жёсткого типа, вроде кайзеровских цеппелинов – алюминиевые паутинки-фермы его каркаса из не смогут противостоять разрушительному усилию, и корпус попросту переломится пополам. Оттого-то ангары и делают поворотными, похожими на поворотные круги в паровозных депо, только огромных размеров. Прежде, чем заводить в такое сооружение дирижабль, его разворачивают «к ветру задом». И только потом лебёдки принимаются наматывать на барабаны тросы, затаскивая летучую махину под крышу, где её можно ремонтировать, обслуживать, готовить к следующему вылету без оглядки на силу ветра и прочие капризы погоды.
В Бэдфорде таких поворотных эллингов было три, но лишь один из них мог вместить такие махины, как цеппелины Z-XII, Z-XIII и LZ-107. Поэтому только один из них, Z-XII, прятался сейчас по крышей; остальные же, готовые к боевому вылету, колыхались возле двух причальных мачт на противоположном краю кажущегося бесконечным лётного поля. Ещё три дирижабля, куда меньше размерами, несущие на борту не кайзеровские кресты, а английские сине-бело-красные розетки, висели возле другой группы причальных мачт, в некотором отдалении от первой.
Обычный цеппелин нес в своём брюхе от полутора до трёх тонн бомб, в зависимости от размеров и особенностей конструкции; но опытный взгляд сразу заметил бы, этот воздушный корабль вооружён не так, как его собратья по классу. Вместо бомб на тележках под его брюхом, между двумя гондолами – носовой, пилотской, и кормовой, моторной - ждали своего часа три необычных аппарата – небольшие сигарообразные бипланы без пропеллера, пилотской кабины и шасси. Группа техников в форме кайзеровских воздухоплавательных сил возились с подъёмником и тросами, подцепляя один из аппаратов к ажурной трапеции; ещё две ждали своего часа.
Офицер – в кожаной пилотской куртке, фуражке с высокой тульёй и крестом ордена «Пур ле Мерит» на шее - стоял в стороне в компании британского моряка в звании коммодора. На рукаве англичанина красовался якорь в обрамлении лаврового венка и крыльев, указание на то, что владелец нашивки состоит на службе в Воздушных силах Королевского Флота. Воздухоплаватели (а кем же они могли ещё быть, раз уж оказались в этом эллинге?) негромко беседовали, обсуждая конструкцию подвешиваемых к цеппелину необычных снарядов.
- Я со своим Z-XII впервые принял участие в испытаниях этих крошек ещё летом прошлого года. – рассказывал немец. По-английски он говорил медленно, с сильным баварским акцентом. – Дело было в Ганновере; мы тогда сбрасывали торпедные планёры весом в пятьсот и тысячу килограммов. За пару месяцев до этого, весной, было произведено два сброса малых трёхсоткилограммовых планёров – первых секретных образцов тоже конструкции фирмы «Симменс». Но тогда из этого ничего не получилось.
- Пускали тоже вы? – деловито осведомился англичанин.
- Нет, мой старинный знакомец, Людвиг фон Зеггерс. Он командовал тогда L-35. Дело было в Йютербоге; его корабль получил повреждения при швартовке во время испытаний, и Людвига перевели на L-32. А в ноябре семнадцатого он вместе со своим кораблём сгинул над Северным морем.
- Я слышал об этой истории. – кивнул англичанин.- Последний ваш флотский цеппелин, который нам удалось сбить. Парни с эсминцев потом выловили из воды хвостовую часть – там было то ли трое, то ли четверо уцелевших. Они рассказывали что пулемётчики сумели подстрелить атаковавший их гидроплан,взлетевший с гидротранспорта, сопровождавшего эскадру - но пилот пожертвовал собой и врезался в цеппелин, отчего тот переломился пополам.