Следующие пять-десять минут я провожу, во всех подробностях (впрочем, весьма скучных) рассказывая о нашем адском путешествии, пока в дверь не заглядывает моя мама.
– Ты?.. – начинает она и резко вздыхает. – Неважно. Заканчивай и пойдем с нами на улицу. Сейчас же.
– Пожалуйста, не отключайтесь, – машинально говорю я в телефон и выглядываю в окно. Несколько машин выстроились вдоль улицы, не заезжая на нашу подъездную дорожку, а отец и Брендан стоят неподалеку, наблюдая за ними.
– М-да, как быстро. Нужно было упомянуть об этом раньше, но, возможно, я только что нарушил кучу правил. Я все расскажу вам сегодня вечером… если к тому времени парни из «Стар-Вотч» меня не прикончат. Пожелайте мне удачи.
Прекращаю трансляцию и выхожу из комнаты, не обращая внимания на грызущее ощущение в животе, что я не готов к тому, что сейчас должно произойти.
Но стоит мне выйти на улицу, как настроение меняется.
Из-за холодного кондиционированного воздуха я, наверное, забыл, какая тут погода, и жара, окутавшая мое тело, потрясает.
На асфальте возле нашей машины, слегка ошеломленный, стоит отец. Он просто пялится на улицу, а репортеры кружат вокруг своих новостных фургонов, словно мухи, заставляя камеры появляться будто из воздуха.
Мама громко вздыхает. Мы смотрим друг другу в глаза, и я вижу, как она напряжена, такое окаменевшее у нее лицо.
– Тебе лучше уйти. А я уведу папу, – говорю я, стараясь вселить в нее уверенность, что смогу все уладить, и мама бросается в дом.
Отсюда я не могу разглядеть папино выражение лица, но прекрасно вижу, насколько он напряжен. Прежде он не оказывался в центре внимания, разве что во время полетов делал объявления как второй пилот. Правда, тогда отец мог укрыться за дверью кабины. А здесь, когда солнце подчеркивает все недостатки и сомнения, спрятаться негде.
Но он хотя бы предусмотрительно надел чистую рубашку.
– Вот дерьмо, – вздыхает Брендан. – Хм, ладно. Обычно не я этим занимаюсь, но позвоню кое-куда.
На меня волной накатывает озарение. Я сделал это!
Опубликовал новость национального масштаба.
Это был небольшой акт восстания, привычное для меня дело – вспомнить хоть, как я проскользнул мимо охранников мэрии, чтобы попасть на пресс-конференцию, во время которой обратился к представителям жилищного управления Нью-Йорка в связи с жалобами на массу сломанных лифтов в проектах государственного жилья.
Но я действовал не из эгоистических побуждений. Боль у меня в животе взрывается вспышкой пламени. Это мое призвание, и я не позволю «Стар-Вотч» встать у меня на пути. Иногда приходится брать заботу о своем будущем в свои руки.
Так или иначе, именно это я и сделал.
Только не подумал о том, как это скажется на моей семье.
– Что ты собираешься делать? – спрашиваю я папу. В моем голосе слышны твердые нотки, о которых я даже не подозревал. – Мне позвать маму? Или нам самим лучше спрятаться внутри?
От прерывистого дыхания у меня начинает кружиться голова. Папа на секунду поворачивается ко мне, обдумывая вопрос, и в этот момент одна из репортеров начинает репортаж:
– Мы находимся у дома нового астронавта проекта «Орфей», Кэлвина Льюиса – старшего, чей сын стал широко известен благодаря своей популярности в социальной сети «Флэш-Фэйм». Предполагается, что Кэлвин-старший – последний астронавт, отобранный в команду, перед тем как НАСА начнет подготовку к полету «Орфея-5». Шестерых астронавтов-счастливчиков, которые станут первыми людьми, ступившими на поверхность Марса, еще только предстоит определить.
У меня ноет живот и плечи сводит от напряжения. Нужно действовать быстро, если мы хотим выбраться без лишней шумихи. Широко улыбнуться. Коротко махнуть рукой. И быстро нырнуть в дом. Но журналисты все записывают, и я не могу прокричать эту инструкцию отцу, который застыл столбом как дурак, переводя взгляд с меня на камеру и обратно.
И я понимаю почему.
Воздух со свистом выходит из моей груди.
Я понял, что они увидели мое видео на «Флэш-Фэйм». В Нью-Йорке со своим полумиллионом зрителей я почти не выделялся. Но здесь – где лишь маленькие новостные станции, – все по-другому. Эти ребята знают, что случится, когда они выложат сюжет со мной в интернет: все мои подписчики будут его смотреть. Все камеры направлены на меня.
Значит, они слетелись сюда не только для того, чтобы увидеть моего отца.
Они пришли сюда еще и по мою душу.
Глава 6
«К черту изящное бегство», – думаю я, когда папа проносится мимо меня в дом, захлопывая дверь, а я остаюсь снаружи. И все записывают камеры!
Я принужденно улыбаюсь, пытаясь представить, что это одно из моих видео. Я улыбаюсь, поскольку это единственный способ сплотить нашу семью, и надеюсь, что все камеры были направлены на меня и не успели заснять отцовскую истерику. Если он сейчас, находясь в доме, потеряет остатки самообладания (что неизбежно), микрофоны снаружи могут это уловить.
Пожалуйста, только не кричи.
Пожалуйста, не кричи.
Решив не углубляться в детали, я начинаю обдумывать нанесенный ущерб. Заставляю свои ноги двигаться – они затекли и болят от напряжения. Приклеиваю на лицо улыбку. Сначала слегка натужно, но как только мои конечности расслабляются, лицо тоже приходит в норму. Когда я подхожу к концу подъездной дорожки, моя ухмылка выглядит уже максимально естественной.
Репортерша остается на тротуаре – она знает, что ей нельзя подходить ближе, – поэтому между нами остается несколько футов. У нее образ в духе Хиллари Клинтон: безупречный синий брючный костюм. Она улыбается мне отработанной улыбкой и протягивает руку.
– Кэл Льюис, я Грейси Беннетт из «Хау-ТВ». Мы были очень взволнованы, увидев твой стрим, посвященный переезду в наши края, поскольку в Хьюстоне живет не так много суперзвезд. Поздравляю твоего отца и всю вашу семью с этим захватывающим приключением. И конечно же, мы просто обязаны спросить – стоит ли нам здесь, в Хьюстоне, ждать от тебя каких-либо обзоров? Ты будешь рассказывать нам о жизни астронавтов?
Я усмехаюсь – несколько натянуто, но сейчас все в напряжении, мне нужна передышка. Мне нужно как-то найти способ вернуть разговор к моему отцу и НАСА.
– Я, ну… я пока не уверен. Я знаю только, что мой отец очень рад присоединиться к великим астронавтам, таким как Джим Ловелл, Джон Гленн, и жить в том же городе, что и они. Это очень много для нас значит. Для всех нас.
Репортерша склоняет голову и мягко улыбается, как обычно делают собеседники, когда принимают тебя за безобидного плюшевого мишку. Я прямо вижу, как она думает: «Очаровательно». Мысленно я издаю стон.
Я пытаюсь подобрать слова, но останавливаюсь, краем глаза замечая, что к сборищу камер приближается какая-то женщина. Каблучки ее туфелек стучат по тротуару, бледно-лиловый сарафан развевается на легком ветру. Это оказывается Грейс Такер. Она снимает солнцезащитные очки, и даже я слегка впадаю в ступор от встречи с такой знаменитостью. Она поворачивается к камере.
– Грейс, привет! Что вы думаете о…
– Мы все так рады, что к нам присоединилась семья Льюис, – перебивает Грейс. – Я бы хотела сказать больше, но слишком взволнована, поскольку мне не терпится познакомить их со своей семьей. Я не могу больше ждать. Так что всем пока!
Я машу на прощание, и Грейс тянет меня за руку.
– Мы рады видеть тебя на нашей станции в любое время, Кэл! – кричит мне репортерша. – Запомни, «Х-а-у»!
Повинуясь Грейс, ухожу обратно к дому. У двери я останавливаюсь, услышав доносящиеся изнутри крики. Мы с Грейс смотрим друг на друга. Мне очень не хочется, чтобы первое впечатление о моей семье было испорчено, поэтому я говорю:
– Извините, мы не знали, что они так на нас накинутся. Родители в шоке.
Грейс кивает и улыбается, мы оба делаем вид, что она принимает мои слова за чистую монету. Затем я захожу внутрь и объявляю:
– Папа, у нас гости!
Тишина.
Узнавание.
Неловкость.
Папа проходит через эти фазы, словно по шкале со стадиями горя. Сегодня он облажался дважды. Мне хочется сказать, что я не виноват в том, что объективы камер сфокусировались на моей персоне. Что у меня не было ни малейшего желания отнимать у него хоть толику внимания. Я всего лишь хотел рассказать свою историю и не позволить подписанному им контракту этому помешать.
– О, Грейс. Или, хм, миссис Такер. – Папа подходит к двери, протягивая руку. – Приятно познакомиться.
– Мне тоже. И пожалуйста, зовите меня просто Грейс. – Она осматривает комнату и проводит пальцем по недавно отполированной винтажной пишущей машинке. – Как вам обстановка? Нужно некоторое время, чтобы привыкнуть, но здесь и впрямь красиво. В любом случае я рада со всеми вами познакомиться.
– Тут намного лучше, чем я ожидал. – Коротко махнув рукой, папа указывает на нас: – Это моя супруга Бекка и Кэл, сын.
– Бекка, – повторяет Грейс. Затем, улыбаясь, поворачивается ко мне. – На самом деле этого парня я прекрасно знаю. Моя дочь Кэт уже много лет на тебя подписана. Я слышала, что они собираются перевезти сюда вашу семью, но не знала, что это произойдет сегодня. К счастью, Кэт увидела твое видео и тут же мне рассказала. Я примчалась так быстро, насколько это было возможно. – Затем она обращается к моим родителям: – Папарацци – как их еще назвать – здесь настоящая напасть.
Папа сердито на меня смотрит.
– Ты выложил видео? Так вот почему… они знали, что мы здесь! Тебе же известны правила!
– Я решил их обойти, – слабым голосом отвечаю я. Мои щеки краснеют, и я внезапно понимаю, что на меня сейчас смотрят три пары осуждающих глаз. Мне хочется оказаться на улице, но я не могу слинять: снаружи журналисты. Может, у меня получится от них убежать? – Я все исправлю. Давайте я выйду и проверю, там они или уже убрались. П-простите.
Грейс вдогонку предупреждает меня не выходить на улицу, но мне все равно, а родители, которые потеряли дар речи, не в силах протестовать. Я не в силах больше находиться в этом доме.