– Да?
– Все нормально, и у тебя все будет хорошо. Можешь скинуть мне фотку, если ждешь одобрения, и я сразу тебе отвечу. Только позвони потом, ладно?
– Хорошо. Спасибо. – Я глубоко вздыхаю, со свистом выпуская воздух сквозь зубы.
– Я люблю тебя, – говорит Деб.
– Я знаю.
Мы подъезжаем на вечеринку в пятнадцать минут девятого, хотя, если шампанское будет литься рекой, как мне рассказали, обратно придется возвращаться на своих двоих.
Я останавливаюсь в дверном проеме, удивленно распахивая глаза от открывшегося зрелища. Стены дома от пола до потолка обшиты деревом с бирюзовой и золотистой отделкой. Посуда уже выставлена: десятки бокалов для шампанского – ярких и сверкающих, как те дорогие хрустальные фужеры, которые мои родители каждый год достают на годовщину свадьбы. Из рук в руки передают медные подносы с фаршированными яйцами и другими, более сомнительными мясными закусками.
Чуть в стороне, занимая всю кухонную стойку, в медной ванне со льдом ожидает целая батарея бутылок с шампанским. Леон и Кэт правы: с такими-то запасами никто не заметит пропажи не то что бутылки – целого десятка.
Каждый принарядился на свой вкус. Тут есть все: от военной формы до элегантных платьев, галстуков-бабочек и пиджаков с джинсами. Слышится звон бокалов, аромат ванильных свечей окутывает плотно набившиеся в помещение тела.
Я лавирую между болтающими астронавтами, их родными и представителями СМИ. Трудно различить, что за музыка сейчас играет, но помещение заполняют ритмичные звуки гитары. Они исходят отовсюду – проигрыватель подключен к акустической системе объемного звучания. Да, вечеринка намечается шумная.
Я оборачиваюсь и вижу, как в дверь входит отец и замирает.
– Это прямо как… боже мой!
На глазах у него проступают слезы, но он быстро их смахивает. Мы слишком потрясены, но, к счастью, остальные сгрудились на кухне и не обращают на нас внимания.
– Помнишь те журналы «Лайф», которые я показывал? – спрашивает папа. – С фотографиями астронавтов и их семей на вечерниках? Ну так вот оно. Все по-настоящему. – Он прочищает горло, по его щеке скатывается скупая слеза. Мама кладет руку ему на спину.
Меня охватывает странная ностальгия по эпохе, что наступила за полвека до моего рождения. Все так красиво. Просто потрясающе. Пока до моего слуха откуда-то справа не доносятся чьи-то шепотом произносимые команды.
– Бери крупнее, – звучит чей-то голос. – Ты заснял слезу?
В углу комнаты Киара нацелила на нас с отцом камеру, рядом с ней ведущий «Падающих звезд» Джош Фэрроу – он с блокнотом в руке направляет каждое ее движение.
Папа ничего не замечает, но мне неудобно находиться в одном помещении с людьми «Стар-Вотч», поэтому я ускользаю, когда мама начинает знакомиться с семьями, которым посчастливилось избежать работы в саду. Стоит мне добраться до кухни, как вдруг подбегает Кэт и крепко меня обнимает. Я и не думал, что мы будем обниматься как друзья. Хотя, возможно, в Техасе традиция такая – бросаться всем подряд на шею.
Она достает блюдо с фаршированными яйцами и начинает перекладывать их на поднос.
– Я сама их приготовила, так что надеюсь, тебе понравится.
– Почему они… зеленые?
– Хороший вопрос, – смеется Кэт. – Просто в начинке немного авокадо. Это мой секретный ингредиент, хотя, глядя на цвет, не скажешь, что это такая уж тайна.
– Ну, я бы так не сказал.
Я все равно беру одно яйцо, радуясь, что здесь есть хоть какое-то блюдо не из мяса. У меня щемит в груди, когда я вглядываюсь в толпу в поиске Леона. Нельзя сказать, что это ощущение мне в новинку. Однажды между нами с Деб летали искры. И с Джереми тоже было нечто подобное.
Но сейчас все иначе. Деб стала мне лучшей подругой, и у нас просто сложились приятные отношения. Джереми представлял собой нечто новое и захватывающее, благодаря ему я изучал собственную квир-сексуальность – для которой я, возможно, никогда не найду подходящего названия.
Однако в случае с Леоном жжение какое-то особенно острое. Такое яркое. Сродни тому, как я часами подбираю фоновые цвета для картинок-тизеров перед тем как делать стрим – и когда у меня получается добиться идеального оттенка голубовато-зеленого, я никогда не могу объяснить, почему он идеален, но это факт.
И так же мне очевидна собственная влюбленность в Леона.
Каждый раз, стоит мне закрыть глаза и отпустить мысли на волю, как передо мной появляется его лицо с кривой белозубой ухмылкой. Той самой, что так редко попадает в объектив камеры, – когда мы сидели на качелях, он будто бы израсходовал на меня весь свой запас улыбок.
Меня привлекает к нему что-то еще – нет, не изумительно вылепленные мускулы гимнаста. Скорее, та нерешительность, которую он демонстрирует перед камерой. Та часть его личности, что мне посчастливилось наблюдать в саду. Все здесь так уверены в себе, даже самоуверенны. А он другой. Настоящий.
Меня выдергивает из мира грез похлопывание по спине. Обернувшись, я вижу женщину в темно-синем пиджаке. Она так напряжена, что сбивает меня с толку. Она стоит слишком близко, отчего мне даже неловко, и протягивает мне руку – интересно, заметно ли ей, как я смущен?
– Меня зовут Донна Шлейфер, – представляется женщина. – Я заместитель начальника НАСА по социальным сетям, а это Тодд Коллинз, который руководит нашей командой по связям с общественностью.
Она указывает на стоящего рядом с ней мужчину в костюме, и тот скупо мне улыбается.
– Привет, – коротко отвечаю я, поскольку мне сейчас нечего сказать этим людям. Плюс я не обязан общаться с сотрудниками НАСА. – Я Кэл.
– Мы изрядно удивились, когда увидели твой стрим, – произносит Тодд.
– Но сразу же поделились твоим видео в «Твиттере» и «Фейсбуке», – говорит Донна, – связали его с нашими пресс-релизами, и он привлек много внимания. Надо признаться, это здорово. Просто чудесно.
Я потираю затылок, просто чтобы занять руки. Мои щеки заливает жар, а плечи невольно горбятся.
– Да, слушайте, мне очень жаль…
– Кэлвин Льюис, – вмешивается в нашу беседу папа, возникнув рядом, и я облегченно вздыхаю, избежав неловкой беседы.
– Ребекка Льюис. Но вы зовите меня просто Бекка, – говорит мама, протягивая Донне руку.
Мама явно стесняется и прижимает к себе сумочку, будто опасаясь, что ее могут вырвать. Однако она сама знакомится с гостями. Красуется перед камерами. Она очень старается. Либо мое предположение верно, либо мама запасается впрок историями, чтобы потом делиться ими со своим психотерапевтом.
Краем глаза я замечаю у задней двери Кэт. Это стеклянная дверь с раздвижными створками, которые слегка приоткрыты, хотя снаружи не видно ни лучика света, вообще ничего. Кэт кивает в сторону двери и широко раскрывает глаза, чтобы я уловил намек.
По этой причине я ускользаю от разговора, вспоминая об обещанном шампанском и возможности провести время с Леоном и Кэт. К счастью, в толпе не так уж сложно оставаться незамеченным.
Однако затем я ощущаю позади себя чье-то присутствие, кого-то огромного, и все мое тело покрывается мурашками. Они распространяются по шее, заставляя волосы вставать дыбом (даже те, о наличии которых я и не подозревал), а затем стекают по спине потоком прерывистых импульсов.
Обернувшись, я узнаю звезду нашего дня волонтера – Марка Бэннона. Вблизи становится еще заметнее, что он самый высокий астронавт всех времен и народов.
И я ничуть не преувеличиваю. Этим Марк и знаменит. Его рост составляет шесть футов пять дюймов[18], это самый высокий рост среди летчиков-истребителей ВВС, он намного выше стандартов, по которым раньше брали в астронавты. Но капсула «Орфея» значительно больше размером, поэтому места там достаточно.
Он улыбается широкой застывшей улыбкой, лицо у него словно каменное. И впрямь создается ощущение, что он весь целиком вытесан из гранита. Наверное, если я попытаюсь ударить его в живот, то больно в итоге будет лишь мне.
– Марк Бэннон, – произношу я, будто он не знает собственного имени. – Хм, точнее, мистер Бэннон. Я имею в виду, мистер Марк Бэннон. Мне понравилось ваше выступление в парке.
– Можно просто Марк, – говорит он, громко хохотнув. – Спасибо, спасибо. Ты парнишка Кэлвина? Похоже, скоро мы все познакомимся поближе.
– Наверное, да. Может, когда-нибудь вы отправитесь в полет вместе с моим отцом.
– Это маловероятно, – смеется Марк.
– Что вы…
Он поднимает руку. Я замолкаю, подчиняясь взмаху каменной ладони. Вот вам и пустая светская болтовня.
– Ты ведь знаешь, как долго я здесь работаю? – спрашивает Бэннон слегка снисходительно, словно я должен во всем с ним соглашаться.
Я и соглашаюсь: он был тут одним из первых.
– Но ведь предполагается шесть мест.
– Роль, которую мог бы сыграть твой отец в миссии, в основном заключается в управлении кораблем. Твой отец по профессии пилот, как я и миссис Такер. Но для этого полета выберут лишь одного из нас. Двое других будут дублерами, так что всем нам приходится потеть над одними и теми же упражнениями изо дня в день.
– Что ж, отлично, – соглашаюсь я. – Послушайте, было здорово с вами познакомиться, но мне нужно еще кое-кого найти.
Он отпускает меня, крепко (и слегка болезненно) пожав напоследок руку.
Стоит мне наконец оказаться снаружи, как звуки музыки и шум вечеринки стихают и я могу нормально дышать, даже несмотря на сильную влажность. Задний двор тонет в мареве лунного света, и становится понятно, что здесь никого нет. Я брожу по двору, наслаждаясь небольшой передышкой и гадая, когда же ко мне присоединятся Кэт и Леон, когда вдруг слышу какой-то шум.
– Кэл! – раздается чей-то тихий голос.
Я поворачиваюсь и вижу: в сторону дома ведет незаметная тропинка. Задний дворик огорожен забором, а внутри, возле небольшого сарая, обнаруживается укромный уголок с несколькими стульями и бутылкой шампанского.
Я подхожу быстрой походкой, еле сдерживаясь, чтобы не бежать, и улыбаюсь, различив в полумраке Леона. Он улыбается мне в ответ и указывает на место рядом с собой.