– Кто сказал?
– Женщина, которая у них отвечает за соцсети, я познакомился с ней на вечеринке.
На какое-то время, пока он раздумывает над моим предложением, воцаряется странная тишина. Он прищуривается, еле заметно качает головой, но затем, словно в мгновение ока, вся напряженность покидает его тело. Он расслабляется, искренне улыбаясь, и кивает.
– Да, я поеду. Только дай мне время переодеться.
– Ладно, но поторопись. Нужно еще заехать за отцом, чтобы отвезти его на работу.
Леон проявляет чудеса скорости. По его словам, он просто сменил рубашку, натянул другие шорты – и на этом все, даже не стал принимать душ. А мне кажется, все нормально. Леон и так неплохо пахнет. И майка у него и правда очень даже милая – простая футболка нежного бледно-голубого цвета. Такого, который встречается среди цветных мелков, продающихся в больших коробках. Этот цвет выгодно контрастирует с темно-коричневой кожей Леона.
Мне вновь хочется его поцеловать. Судя по виду Леона, настроение у него очень даже неплохое, и я прекрасно понимаю, что ему не нужны никакие поцелуи для утешения. Просто я его хочу, и мне это нужно ради себя самого. Черт возьми, ради всего человечества! Я хочу, чтобы мир стал лучше благодаря прикосновению наших губ, в то время как его пальцы будут ласкать мои волосы…
Мое сердце бешено колотится. Каждый удар в грудной клетке вызывает сотрясение во всем теле. Никто раньше еще не вызывал у меня такой быстрой смены состояний – от чувства полного удовлетворения до всеохватной, затуманивающей сознание страсти. Словно внутри меня срабатывает какой-то выключатель. И мне хочется, чтобы он продолжал включаться и выключаться вечно. Щелк-щелк.
Я останавливаюсь возле своего дома и зову отца. Тот выходит, одетый в строгий костюм с галстуком. В руке у него квадратный портфель, которого я никогда раньше не видел. Все это даже восхитительно; наверное, подобные чувства испытывают родители, когда первый раз ведут встревоженных и взволнованных детей в школу.
Впрочем, если портфель заменить на обычную сумку, получится образ, в котором отец ходил на работу в «Дельту». Но теперь он определенно держится увереннее. Он охотнее улыбается, и, как только садится в машину, атмосфера там мгновенно становится радостной.
– Спасибо, Кэл. Доброе утро, мистер Такер.
Леон неловко смеется над столь официальным обращением. Я бросаю быстрый взгляд на отца в зеркало заднего вида, пока тот пристегивается.
Затем достаю смартфон, чтобы выбрать в навигаторе маршрут, и замечаю, что Деб успела прислать мне кучу адресов квартир-студий по всему Бруклину: от Леффертс-Гарденс до Бэй-Ридж и еще везде где только можно. Кажется, она не так уж и разозлилась из-за того, как эгоистично я себя вел во время последнего нашего разговора.
Жить я собираюсь в Бруклине, а на Манхэттене – работать и ходить в университет. Техас никак не вписывается в это уравнение. И все же, хотя я совсем недавно оказался в этом странном и роскошном мире, при мысли об отъезде меня одолевает легкое чувство сожаления.
Мы подъезжаем к воротам, и я передаю отцовское удостоверение охраннику. Тот пропускает нас, и я думаю: не смущает ли отца то, что на работу в одну из самых уважаемых организаций в мире его везет сын.
Впрочем, даже если отец переживает об этом, он предпочитает молчать… а папа вообще-то из тех людей, которые не стесняются в выражении своих чувств.
Отец проводит нас через главные ворота, показывает разные лаборатории и магазин с сувенирами, а также секцию, где находится временный музей, посвященный проектам «Меркурий» и «Аполлон»; там выставлены части старого космического корабля, о которых он упомянул в своем последнем интервью.
– Кэл!
Мы с отцом одновременно оборачиваемся: наши одинаковые имена – это мой бич, – и видим, что к нам бежит Донна. Из руки, которой она размахивает, того и гляди выскользнет айфон.
– То есть Кэл-младший.
Папа выглядит немного уязвленным, но все равно улыбается и быстро кивает, чтобы я следовал за ней. Мне хочется остаться и убедиться, что он понимает: она не хотела его оскорбить и его роль в этой миссии в миллиард раз важнее моей.
Но я давлю в себе этот порыв.
Я знаю, что причинил ему боль. Просто самим своим существованием. Занял его место. Во второй раз украл его славу.
Мы с Леоном присоединяемся к Донне, и та принимается рассказывать о небольшой экскурсии, которую для нас проведет. Она перечисляет около пятидесяти «действительно классных» мест для съемки. Леон полностью самоустраняется из разговора, поэтому, когда Донна поворачивает за угол и мы на мгновение оказываемся одни, я кладу руку ему на плечо и мягко сжимаю.
– Потрясающе, правда? – спрашиваю я. – Мне кажется, она ни разу не перевела дыхание с тех пор, как мы вышли из вестибюля.
Леон посмеивается.
– Да, она… это нечто.
– Хм, – продолжаю я после небольшой паузы. – Мы могли бы бросить ее и сами все осмотреть. Подыскать несколько «действительно классных» мест.
Леон искоса смотрит на меня, поэтому я смеюсь и бегом догоняю Донну, которая продолжает болтать без умолку. Пускай я нашел свою нишу, куда могу вписаться… пускай чувствую себя немного счастливее и начинаю смотреть в будущее с большей надеждой и позитивом, из моей головы не уходят мысли об отце. О том, как дрогнула его улыбка, когда Донна пояснила, что ей нужен я, а не он. Это так несправедливо по отношению к нему.
Но в глубине души мне хочется крепко схватиться за эту возможность. Учитывая пролет с «Баззфид», это все, что у меня осталось.
Я не могу отказаться. Даже если моему отцу будет больно.
Глава 11
К счастью, вскоре Донна убегает из-за какой-то чрезвычайной ситуации в соцсетях. Она едва ли не силой запихивает нас в лифт, объяснив, как вернуться в вестибюль.
В лифте особенно ясно ощущается, что теперь мы одни. Когда я встречался с Деб, мы почти всегда только наедине и виделись, но сейчас я ощущаю себя довольно необычно, поскольку мне еще не доводилось оставаться с Леоном в таком маленьком пространстве. Без каких-либо отвлекающих факторов. И теперь меня одолевает искреннее желание его поцеловать.
Не успеваем мы доехать до запланированной остановки на втором этаже, как он бьет по кнопке с цифрой шесть, лифт замедляет ход и останавливается. Леон хватает меня за запястье и выводит наружу.
– Куда ты меня ведешь?
В ответ он лишь одаривает меня широкой белозубой улыбкой, и я вновь испытываю прилив слабости. Мне становится понятно, что я пойду за ним куда угодно. Мой разум пытается убедить меня не поддаваться этому чувству. Это глупо – испытывать такие эмоции к человеку, находясь в городе, где не видишь будущего и мгновенно попадаешь под прицел камер, стоит тебе появиться на публике.
Я следую за Леоном по извилистым коридорам, не замечая вокруг ничего особенно интересного. Мы проходим мимо неприметных, одинаковых кабинетов; единственное, что их отличает друг от друга, – небольшие таблички с порядковыми номерами.
Плитка под ногами – стерильно-белая, и все вокруг производит впечатление свежести и новизны. В нос ударяет запах чистящего средства с ароматом цитрусовых. Это НАСА, которое мне нравится. Практичная организация, не озабоченная мнимой оригинальностью и не цепляющаяся за какой-то странный ретрошик.
Мы останавливаемся перед приоткрытой дверью. На табличке надпись «Демонстрационный зал № 4». Леон весь дрожит от волнения. Он привстает на носки и стучит костяшками пальцев по створке. Его волнение заразно, мой пульс учащается, а дыхание становится прерывистым.
Дверь распахивает незнакомая женщина, ее лицо вспыхивает от радости при виде Леона. На ней ярко-зеленая футболка поло и однотонные черные брюки, а то, как она двигается – плавно и уверенно покачивая при ходьбе бедрами, – просто отдельный вид искусства.
– Кармела! – восклицает Леон. – Как дела?
– Мой мальчик! Я не видела тебя после вечеринки. Я соскучилась, сынок. Всегда, когда вижу твою маму, два раза в неделю, прошу ее передать тебе привет. Надеюсь, она тебе их передает…
– Передает, передает, – смеется Леон.
Мы с Кармелой пожимаем друг другу руки, и она рассматривает меня с ног до головы.
– А кто твой модный друг? Мне он нравится.
– Меня зовут Кэл. Мой отец – новый астронавт.
– О, точно. Приятно познакомиться, дорогой. Я теперь частенько буду встречаться с твоим отцом. Входите, входите!
Она взмахивает рукой, словно приглашая нас к себе домой, что в некотором роде соответствует истине. За дверью обнаруживается удивительно большое пространство с парой легких металлических столиков посередине и расставленными на них «Макбуками». А дальше за столами возвышается какая-то большая застекленная кабина.
– Ого, – непроизвольно восклицаю я. – Что это?
– Симулятор полетов, – объясняет Кармела. – Точная копия кабины космического корабля со всеми датчиками. Я программирую кабину, чтобы в процессе полета возникла какая-нибудь проблема, например отказал двигатель или мониторы стали передавать плохие показания, а астронавты должны найти способ сохранить всем членам команды жизнь. Мы моделируем и успешные миссии, но это уже не так забавно. Вы, ребята, не хотите сами попробовать? Там есть места для двоих.
Леон с надеждой поворачивается ко мне, и я, конечно же, согласен, но еще несколько секунд тяну с ответом, чтобы полюбоваться отражением флуоресцентных ламп в его глазах, прежде чем ответить да.
– Только не нажимайте никаких кнопок, – предупреждает Кармела. – Требуется время, чтобы все обнулить, а твоя мама и его папа придут в три часа, чтобы провести вводное занятие.
С другой стороны похожего на склад помещения находится вход в кабину. Внутри – два сиденья, по одному с каждой стороны, и беспорядочное нагромождение панелей и кнопок, занимающих все пространство, от потолка до пола. Мы проходим через стеклянную дверь, разделяющую две комнаты, закрываем ее за собой и будто оказываемся на священной земле.