[22], катастрофу «Челленджера»[23]. Смерть не раз омрачала историю американской астронавтики.
Но я никогда не думал, что она коснется кого-то из моих знакомых.
Я никогда не думал, что это может произойти так скоро.
Я мчусь по тротуару, воздух пронизывает ткань рубашки и треплет волосы, по лицу стекает какая-то влага. Слеза. Затем еще одна. Не успеваю я подбежать к дому Леона, как меня охватывают рыдания, поэтому приходится остановиться ненадолго, чтобы прийти в себя. Не знаю, чем это вызвано. В основном, наверное, страхом? Паникой?
По крайней мере, я здесь один. И могу плакать, не беспокоясь о том, что меня кто-нибудь увидит. Представьте, каково это: проснуться посреди ночи и обнаружить, что твой отец, возможно, погиб, а затем понять, что, хотя беда прошла мимо, страдания может испытывать другой дорогой тебе человек.
Господи, только бы с Грейс все было в порядке.
Вдруг я осознаю, что уже не один. Ко мне быстро приближаются чьи-то шаги, и я пытаюсь прийти в себя, хотя продолжаю тяжело дышать, держась за колени. Я совершенно выбит из колеи, и свет уличного фонаря над головой лишь усиливает ощущения.
Может, этот кто-то обойдет меня стороной. Может быть…
– Кэл? – ночь пронизывает возглас Леона, и у меня внезапно перехватывает дыхание. Либо я просто забыл сделать вдох. – Кэл, о нет, неужели это твой отец?
Леон подбегает ко мне и крепко обнимает. Я втягиваю его запах и ощущаю тепло тела. Его ухо оказывается рядом с моим ртом, поэтому я шепчу – больше я ни на что сейчас не способен, – что с отцом все в порядке.
– Я боялся, что это была… – осекаюсь, не в силах продолжать. Мы тяжело дышим в унисон, поэтому я немного отстраняюсь, чтобы вдохнуть больше воздуха. – Я думал, это твоя мама, и разволновался за тебя.
– Именно поэтому и я здесь оказался.
Его глаза будто вобрали в себя весь тусклый ночной свет. В них отражается паника, хотя прежде я чего-то такого не наблюдал. Леон дважды моргает, и я вздрагиваю. На этот раз не из-за страха. Причина в… чем-то другом. Не знаю, в чем конкретно, лишь понимаю, что раньше ничего подобного я не испытывал. В моей груди просыпается почти физически ощутимая боль, меня вдруг охватывает неподдельное чувство тоски по Леону, хотя он стоит рядом.
– Ты такой красивый сегодня. – Леон хмыкает и вытирает с лица слезы. – Я тебя еще ни разу таким не видел – обычно ты весь разодетый, даже когда помогал нам в общественном парке.
– У меня не было времени, – смущенно отвечаю я.
Я тяну за край футболки, стараясь не выдавать, как неловко мне показаться в чем-то подобном на глаза парню, который мне нравится. Он хватает меня за майку, и я позволяю ему снова притянуть меня к себе. Наши носы соприкасаются.
– Это Бэннон. Сотрудники НАСА ошиблись и проболтались отцу, что погиб кто-то из астронавтов, так что это должен быть он. – Леон хмурит брови, осознавая чудовищную правду. – Боже, как жаль. Бедная Мара. Его семья будет… Это что-то изменит?
Я недоуменно пожимаю плечами.
– Ты меня спрашиваешь? Мы сюда только что переехали.
Леон качает головой, словно пытаясь избавиться от какого-то неприятного воспоминания.
– Ты ведь читал газеты? Ходили слухи, что маму хотели поставить ведущим пилотом марсианской миссии, а Бэннона – ее дублером.
Я на мгновение задумываюсь.
– Думаешь, дублером станет мой отец? По-твоему, он может заменить Бэннона в этом полете?
Воцаряется звенящая тишина, но мне кажется, я знаю ответ. Шансы отца отправиться на Марс резко возросли.
– Мне нужно вернуться, мало ли, может, маме еще что-то сообщили, – говорю я. – Я безумно рад, что с твоей мамой все в порядке.
– А я – что с твоим отцом ничего не случилось. Но подожди…
С этими словами он меня целует. Не так страстно и ненасытно, как раньше, но внутри меня все готово взорваться. В его поцелуе ощущается сила и забота, а от того, как нежно Леон покусывает мои губы, я теряю контроль над своим телом, чувствуя легкое головокружение.
– Ты мне нравишься, – растерянно произношу я, будто четырехлетний ребенок, но ничего лучше мне в голову не приходит.
Леон смеется и еще сильнее прижимает меня к своей груди. Его дезодорант давно выветрился, но я все равно чувствую запах. Теплый и терпкий, он окутывает меня и делает нас ближе друг к другу.
– Ты мне тоже нравишься.
– На канале «Стар-Вотч» – Джош Фэрроу с последними новостями. Для тех, кто недавно к нам присоединился, вот что мы знаем на данный момент: сегодня рано утром реактивный самолет с астронавтами Марком Бэнноном, Грейс Такер и Кэлвином Льюисом – старшим вместе с двумя учеными НАСА вылетел в Космический центр Кеннеди на мысе Канаверал. Марк Бэннон, который пилотировал самолет, во время захода на посадку заметил, что приборы управления отключились. Сопутствующая этому механическая неисправность привела к тому, что вскоре перестали работать оба двигателя, а также все сигнальные огни.
В этот момент радиосвязь с бортом полностью прервалась, поэтому мы не знаем, что произошло дальше. Достоверно мы знаем одно: самолет не смог выпустить шасси. Двигаясь по инерции на опасно высокой скорости, Марк направил самолет в сторону океана для аварийной посадки на воде.
Мы только что получили известие о том, что Марк Бэннон, незаменимый член проекта «Орфей», погиб при посадке, однако благодаря проявленной им смекалке остальные четыре человека на борту спаслись. Грейс Такер и Кэлвин Льюис – старший остаются в больнице под пристальным наблюдением, хотя, как сообщается, состояние у обоих стабильное. Мы обратились в НАСА за комментариями и сообщим, когда получим официальный ответ.
Завтра вечером вместо запланированного выпуска «Падающих звезд» выйдет программа, посвященная памяти Марка Бэннона. Мы ожидаем, что к тому времени у нас появится больше информации о случившемся.
Глава 14
– Дорогой, вставай, – зовет мама.
Утро следующего дня, еще нет и шести часов, поэтому какая-то часть моего сознания сжимается от страха: вдруг отец пострадал сильнее, чем нам рассказывали, вдруг мир вокруг меня вновь рушится? Но затем мама кладет руку мне на плечо и улыбается. И я расслабляюсь. Снова обретаю способность нормально дышать.
– Сейчас только без двадцати шесть утра. Что… Зачем? – со стоном плюхаюсь я обратно на кровать.
– Прости, дорогой. Сотрудники «Стар-Вотч» собираются поехать к дому Грейс, чтобы поговорить об аварии, и мы тоже должны быть там.
– Но Грейс во Флориде.
– Да, но ее муж и дети здесь.
Я снова издаю стон, поскольку теперь понятно, что от меня требуется не просто открыть глаза. Мне нужно встать. Принять душ. Одеться. Прийти к дому Такеров и с торжественным, но в то же время печальным выражением лица разглагольствовать о смерти и о том, как я благодарен, что отец остался жив и невредим.
Конечно, я действительно все это сейчас испытываю. Но мне не хочется выносить свои эмоции на публику.
Я на такое не подписывался.
Однако стоит мне подумать о Леоне, как внутри меня все тает, и становится ясно, насколько сильно я мечтаю вновь его увидеть. Прошло всего несколько часов с тех пор, как мы в последний раз встречались и целовались, но я снова хочу ощутить прикосновение его губ. Хочу притянуть его к себе. Хочу… Боже, я так много хочу с ним сделать. Правда, людям из «Стар-Вотч» ничего из этого видеть не надо.
Проверяю свой телефон – на экране два смайлика в сообщении от Леона: сердечко и ракета. Смеюсь и выдыхаю с облегчением.
Однако кое-что заставляет меня встать с постели после бессонной ночи и приступа паники, которая все еще эхом отзывается у меня внутри. Погиб человек, которого я знал лично. Погиб тот самый человек, которого вся страна знала и возлагала на него свои надежды.
Где-то около четырех утра мне удалось поговорить с отцом, что немного меня успокоило. Он изрядно помят, но ничего не сломано. А значит, пока папа будет приходить в себя, а страна соблюдать траур, я должен отыграть свою роль. А «Стар-Вотч» аккуратно использует это в своей программе, посвященной памяти Марка Бэннона.
Я ныряю в душ и стараюсь как можно быстрее привести себя в порядок. Когда же выхожу из комнаты, мне в нос бьет запах яичницы и вегетарианских сосисок. Я жадно вдыхаю этот божественный аромат, только сейчас осознавая, насколько проголодался после всех событий этой суматошной ночи.
– На завтрак у нас запеканка? – спрашиваю я, заранее зная, что ответ будет положительный.
– Сотрудник НАСА сказал, что я должна буду что-нибудь принести с собой.
– Ну да, это по твоей части, – смеюсь я, хотя не так уж далеко от истины они ушли.
Мама достает из духовки форму для запекания, и мне приходится приложить максимум усилий, чтобы не схватить вилку и тут же все не съесть. Рецепт несложный, но боже мой, какая же вкуснятина в итоге получается. Просто изумительно. Мы садимся в машину и отправляемся в короткое путешествие к дому Леона. Думаю, маме втайне это нравится, но, на мой взгляд, садиться в машину ради трехминутной поездки – не вполне разумно.
Мы паркуемся, но не успеваю я выбраться из машины, как мама хватает меня за руку.
– Что случилось? – спрашиваю я. Но мне и так уже все понятно. Ее тело заметно напряглось, и я не понимаю, как она может временами быть такой энергичной – ссорясь с отцом или болтая о видеоиграх, которые нам обоим нравятся, – но при этом испытывать панический страх, когда дело касается общения с другими людьми.
– Он вообще не спрашивал меня, смогу ли я это сделать, – произносит мама. – В смысле, он знает, как я не люблю подобные вещи. А тут придется выступать на телевидении.
– У тебя все получится, мама. «Стар-Вотч» портит кровь всем нам, – успокаиваю я, хотя мне, по крайней мере, не привыкать выступать перед камерой. – Но да, я понимаю, что тебе, наверное, будет труднее.