[25].
Я тоже выбираюсь из машины, и мои ноги обдувает прохладный ветерок. Ну, прохладный по меркам Техаса. Я делаю глубокий вдох-выдох, стараясь выбросить из головы все неурядицы прошлой недели.
Леон выводит меня на середину дороги – строго говоря, не так много машин здесь ездит, – и я осматриваю окрестности. Когда мои глаза привыкают к ночной темени, я различаю старые деревянные заборы, тянущиеся на акры земли с обеих сторон. Полагаю, что это животноводческие фермы, поскольку непохоже, чтобы там что-то выращивалось.
– А как насчет этого – похоже на Индиану? Только с другими фермами? – спрашиваю я.
– Нет, там все иначе, – качает головой Леон. – Ощущения совсем другие, понимаешь? Например, там бы нас окружали гигантские кукурузные поля или посевы сои. Их все время обдувал бы ветер. Гигантские деревья и поля. Все вокруг движется, словно живое. А здесь все такое…
– Мертвое? – вмешиваюсь я. Он не отвечает, и я понимаю, что моя догадка верна. – Ясно. Нью-Йорк тоже пульсирует жизнью, а тут все кажется таким безыскусным. Простым. Хотя не могу сказать, что мне это совсем не нравится.
Я позволяю своему взгляду блуждать по сторонам. Единственный источник света поблизости – какое-то большое здание и промышленный комплекс примерно в полумиле от нас. Отсюда видно немного жуткое свечение над космическим центром. Кажется, что его присутствие – это единственное, что может нарушить спокойствие и безмятежность момента.
Мой разум посещает мысль, которую я до сих пор упорно игнорировал. То, как быстро Бэннон исчез из нашей жизни.
– Мара Бэннон уехала на этой неделе, – замечаю я, хотя обсуждать это сейчас не имеет никакого смысла.
Леон смотрит туда, куда устремлен мой взгляд, и хмыкает в знак согласия.
– Да, все происходит очень быстро. Кто знает, когда нам придется возвращаться по домам. Интересно, кто теперь возьмет на себя курирование общественных работ в саду НАСА?
Он садится, скрестив ноги, посреди пустой дороги, и я к нему присоединяюсь. Нас разделяет не больше фута, но я чувствую, как меня тянет к Леону, будто магнитом. Мне хочется быть к нему еще ближе, хотя мы и так сидим почти вплотную.
Я бы хотел, чтобы ощущение уединения стало еще сильнее, хотя вокруг и так ни души.
– Я не хочу потерять тебя, – признаюсь я. – Я не… Мне не нравится то, как быстро здесь все меняется.
– Ничего не изменится, – тихо произносит Леон и наклоняется, чтобы поцеловать меня.
Но на самом деле перемен не избежать. В любой день НАСА может объявить кандидатуры шести астронавтов миссии «Орфей-5» и их дублеров. Ученые умирают от желания получить хорошие отклики в прессе после трагедии с Бэнноном – хотя «умирают», возможно, не самое подходящее слово, учитывая обстоятельства, – и вновь вселить в людей надежду, утерянную после его смерти.
– Что, если они не выберут моего отца ни пилотом, ни в качестве дублера? Он тут совсем недолго, зачем им посылать его в первый же полет?
Леону явно неловко, он прикусывает губу, словно пытается сдержать нелестные слова.
– Думаю, уж дублером его возьмут. Я бы не стал так беспокоиться.
Его глаза блестят в лунном свете, и, судя по лицу, Леон явно испытывает некоторое смятение. Мне стоило бы прекратить на него давить, но я никогда не умел вовремя остановиться.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Тишина между нами кажется звенящей. Я чувствую это всеми мышцами тела, в груди поселяется ноющее чувство. Предвкушение заставляет меня поднять руку, и я мягко касаюсь его лица.
– Я все никак не могу выбросить это из головы, – начинает Леон. – На месте Беннона легко могла оказаться моя мама, она не вернулась бы из Флориды, и мне бы радоваться, но я ничего не чувствую, кроме… Почему-то мне тяжело.
Он опускает глаза, но я продолжаю на него смотреть.
– Выговорись, если это тебе поможет. Я даже не стану тебя перебивать.
Его глаза вновь встречаются с моими.
– Точнее, я имел в виду, слишком часто перебивать.
– Я так и думал, – ухмыляется он.
– С тобой раньше такое уже случалось?
– Сколько себя помню. – Отстранившись, Леон прислоняется к бамперу машины. – Извини, но я не готов об этом говорить. Мне казалось, что да, смогу, но я ошибался. Это странно…
– Эй, все в порядке. Просто… знай, что я рядом.
Он улыбается.
– Я знаю.
Мы сидим так еще пять, десять, двадцать минут. Обсуждаем предстоящий учебный год, который проведем вместе – как будто мы однозначно оба останемся в Клир-Лэйк и в следующем году окончим одну и ту же школу. Словно ничего не может измениться в мгновение ока. Так приятно рассуждать о будущем. О том будущем, которое я могу построить здесь, в Хьюстоне.
Я поворачиваю голову, и мой взгляд снова падает на космический центр.
Старт миссии назначен на весну.
– Возможно, это наша последняя спокойная неделя, – мрачно произношу я.
Леон безмятежно меня рассматривает. Я чувствую наплыв эмоций, рвущихся из моего сердца наружу, но мне непонятно, что сейчас ощущает Леон. Он невозмутим, а я в неистовстве. Ему хорошо, а я в панике.
Но я знаю, что нуждаюсь в нем сейчас.
Этот поцелуй отличается от предыдущих. Мы начинаем мягко, но постепенно интенсивность нарастает. Я прижимаю его к себе, а он обнимает меня за шею. Я перебираюсь поближе к нему, пока наши ноги не переплетаются. Его теплая нога скользит по моей, вызывая приятный озноб по всему телу. Я вздрагиваю и притягиваю Леона к себе.
Мы прижимаемся друг к другу, и все мои мысли только о вкусе его губ. Язык Леона проскальзывает в мой рот и сплетается с моим. Я тихонько постанываю от блаженства. Это просто чудесно.
Я кладу ладонь ему на грудь и с улыбкой толкаю его спиной на дорогу. Он выглядит встревоженным, поэтому я больше не делаю резких движений. Лишь продолжаю его целовать. Мы празднуем нашу долгожданную близость под аккомпанемент приглушенных стонов и учащенного дыхания.
А затем мой телефон начинает гудеть.
Секундой позже к нему присоединяется телефон Леона.
Нам приходится остановиться. Мы немного запыхались, но странность этих синхронных звонков заставляет меня поежиться. Наши родители знают, что нас нет дома, но вряд ли в курсе, чем мы тут занимаемся. Я смотрю на экран телефона.
– Это моя мама, – говорю я.
– Это Кэт, – отзывается он.
Мы нажимаем на кнопки и одновременно кричим «привет» в динамики.
У меня в груди все сжимается. В мамином голосе слышно волнение, беспокойство и паника, она с трудом подбирает слова. В итоге получается какая-то мешанина, и толком ничего не понятно.
У Кэт, по-видимому, речь гораздо более внятная, потому что Леон отводит телефон от моего уха.
– Маму выбрали для полета. Твой отец будет ее дублером. – Он слабо улыбается. – Это действительно произошло.
Глава 17
Уличные фонари пролетают мимо моей машины, пока мы несемся от сельских ферм к загородным домам. Прямые дорожные полосы начинают виться и изгибаться, и космический центр постепенно тускнеет в зеркале заднего вида. Кажется, будто мы сами вот-вот взлетим, но спидометр показывает, что на самом деле я еду со скоростью даже ниже разрешенной. Мое тело принуждает меня двигаться медленнее, но все вокруг будто несется галопом. Будто давит со всех сторон. Мои руки немеют.
Мама Леона отправляется на Марс. Мой отец – ее дублер. Мы действительно оказались в одной лодке. Наши семьи будто связала удивительная и древняя традиция. Когда и астронавты, и члены их семей без слов понимают важность слаженных действий. В «Аполлоне-13»[26] – фильме, довольно спорном в плане отражения реальных событий, – Мэрилин Ловелл посоветовала ошеломленной Мэри Хейз ответить прессе всего лишь тремя словами: «Гордая, счастливая и взволнованная».
Теперь это происходит со мной, и я испытываю те же самые чувства.
Я горжусь своим отцом. Всего шесть недель назад все было совсем иначе. Единственным постоянным элементом моей семейной жизни были родительские ссоры. Но в последний месяц они почти сошли на нет. И папа стал более… собранным? Целеустремленным.
Еще я счастлив, но отчасти это из-за Леона. Из-за того, какие эмоции он во мне вызывает, когда садится рядом и поглаживает мою руку. Я так сильно в него влюбился. Вот бы собраться с мыслями, спуститься с небес на землю и оценить все логически, но нет. Мои мечты вернуться в Нью-Йорк и жить вместе с Деб быстро угасают. Леон – настоящий подарок судьбы.
И это меня безмерно радует.
Но в то же время я напуган. На этой неделе я пропустил четыре звонка от Деб; она явно звонила поговорить о катастрофе и последующих событиях, но я просто не могу сейчас слышать ее голос. Не могу рассказать ей о своих чувствах, и если она в последнее время смотрела новости, то должна была заметить меня и Леона вместе. Таким образом, она узнает, что я с кем-то встречаюсь, и поймет, что это ставит под угрозу наши планы на совместную жизнь.
– Я не рассказывал о нас своим родителям, – говорит Леон, когда мы подъезжаем к моему дому, где виднеются выстроившиеся на подъездной дорожке машины.
Я пожимаю плечами.
– Думаю, моя мама все поняла в ночь катастрофы. Но мы об этом еще не говорили.
На его лице появилась улыбка, и я знаю, что на моем тоже. Припарковав машину, я выхожу вместе с Леоном на тротуар. Мы рассматриваем мой дом, где за последние двадцать минут все полностью изменилось. В этот момент судьбы наших семей во многом совпали, и я надеюсь, что мы еще долго будем двигаться в одном направлении.
Леон берет меня за руку, и мы вместе проходим в дом, где слышим аплодисменты и одобрительные выкрики – приятно воображать, что это нас так встречают.
Мы тут же натыкаемся на Кэт, и она радостно нас обнимает.
– Ребята, боже мой, я так рада, что вы приехали. Все остальные уже вовсю напиваются, и атмосфера становится действительно неловкой.