Здесь её лицо побледнело от ужаса, она вырвалась из объятий Морганы и раскинула руки, будто в инстинктивной попытке избежать падения с большой высоты. Моргана испугалась её вида, снова поймала её в объятия и нежно держала, пока слабая улыбка не озарила её губы и её беспорядочные движения не прекратились.
– Что это? – спросила она. – Моя маленькая, белая леди, как ты здесь оказалась? Как перешла поток? Разве только на крыльях? Ах! ты ведь фея – ты можешь делать всё, что пожелаешь! Но тебе не спасти его! Слишком поздно! Он и сам себя не спасёт! И ему всё равно, ему плевать на тебя и на меня!
Она уронила голову на плечо Морганы, и глаза её закрылись от крайнего изнеможения. Моргана осторожно положила её обратно на подушки, накапав несколько капель сердечного лекарства, которое использовала и прежде, секретный состав которого был известен ей одной. Манелла послушно выпила его, очевидно, сознавая теперь, что о ней заботились. Но она всё ещё была беспокойна и теперь сидела прямо, прислушиваясь внимательно и подняв одну руку.
– Слушай! – сказала она тихим благоговейным голосом. – Гром! Ты слышишь? Господь говорит!
Она снова устало улеглась и долго молчала. Проходили часы, день приближался к концу, и Моргана, терпеливо наблюдавшая за ней, решила, что та заснула. Вдруг Манелла встревожено подпрыгнула с широко раскрытыми глазами.
– Что это было? – вскричала она. – Я слышала, как он звал!
Моргана, перепуганная её быстрым движением, замерла на месте, прислушиваясь. Глубокие тона мужского голоса зазвучали громко и дерзко:
– Войн больше не будет! Не может быть! Это я говорю! Я – Властелин Мира!
Глава 25
Сверкающее утро разразилось над цветущими садами «Палаццо де Оро», и море простиралось бескрайним сиянием чистейшей голубизны, сверкая миллионами бликов крошечной серебристой ряби, которая щетинилась на его поверхности от лёгкого ветерка, столь же нежного, как дуновение от крыла птицы. Моргана стояла на своей лоджии из розового мрамора, глядя в печальной задумчивости на красоту пейзажа, а позади неё стоял Марко Ардини – учёный, хирург и врач, который также глядел, но едва ли замечал что-либо, поскольку все его мысли сосредоточились на «деле», над которым он работал.
– Всё именно так, как я с самого начала вам и говорил, – произнёс он. – Мужчина этот силён мускулами и сухожилиями, но вот мозг его разрушен. Он больше не способен управлять или отдавать команды механизму тела, поэтому тело практически бесполезно. Сила воли ушла, бедный парень больше никогда не сможет встать на ноги или хотя бы поднять руку. Возможность говорить отчасти сохранилась, но даже она ограничена теперь скудным набором из нескольких слов, которые, очевидно, являются следствием ранее преобладавших мыслей, которые повлияли на мозговые клетки. Возможно, что он будет повторять эти слова тысячи раз! Чем больше он их повторяет, тем больше ему это нравится.
– И что же это за слова? – спросила Моргана печальным голосом, исполненным сострадания.
– Довольно странные для человека в его состоянии, – отвечал Ардини, – и всегда одни и те же. «Войн больше не будет! Не может быть! Это я говорю! Только я! Это моя величайшая тайна! Я властелин этого мира!» Несчастный дьявол! Какой там «властелин мира»!
Моргана содрогнулась, будто от холода, прищурив глаза от сиявшего солнца.
– Говорит ли он что-нибудь ещё? – спросила она. – Нет ли имён или мест, которые он вспоминает?
– Он ничего не помнит и ничего не знает, – ответил Ардини. – Он даже не воспринимает меня, как человека, я мог бы быть рыбой или змеёй в его понимании. Одного взгляда на его неподвижные глаза достаточно, чтобы в этом убедиться. Они как булыжники в его голове – без смысла и без выражения. Он бормочет слова «великая тайна» снова и снова и с них переключается на другую фразу «никаких войн» как бы полубессознательной скороговоркой; это, несомненно, беспорядочная работа мозга в попытке ухватить и объединить вместе безнадёжно разъединённые фрагменты.
Моргана подняла свои небесно-голубые глаза с выражением серьёзной мольбы к строго интеллектуальному, полунахмуренному лицу великого профессора.
– И нет никакой надежды на выздоровление в будущем? – спросила она. – Со временем и при условии полного покоя, при тщательном неустанном уходе не сможет ли этот несчастный мозг восстановиться?
– Говоря с научной и с медицинской точки зрения, надежды нет вообще никакой, – отвечал он, – хотя, конечно, всем нам известно, что исцеляющие методы Природы неисчислимы, и часто мудрейшим из нас они представляются чудесами, потому что мы всё ещё не понимаем и десятой доли всех её процессов. Но в данном странном и ужасном случае это сами силы Природы вызвали повреждение мозга – некое мощное воздействие, которое испытывал человек, само доказало ему слишком многое и совершило над ним собственное возмездие.
Моргана выслушала это с напряжённым вниманием и интересом.
– Скажите мне, что вы подразумеваете, – проговорила она. – Вы чего-то не договариваете, или я не совсем вас понимаю…
Ардини сделал несколько шагов туда и обратно и затем остановился перед ней с видом учителя, приготовившегося дать урок своему ученику.
– Синьора, – сказал он, – когда вы вступили со мной в переписку несколько лет назад из Америки, я понял, что со мной общается высоко образованный и развитый ум. Я принимал вас за гораздо более зрелую даму, чем вы есть, с богатым научным опытом. Но я встретил здесь молодую прекрасную и проникновенную женственную натуру, которая, должно быть, ведёт вечный спор между неукротимой силой ума и духовностью, а духовность – это сильнейшая составляющая вашей натуры. Вы не похожи на прочих женщин. И вам я могу рассказать то, чего не поняли бы другие. Наука – это предмет всей моей жизни, как и вашей; это окно, остающееся открытым во вселенную, через которое проникает великий свет. Но многие по глупости воображают, что этот свет исходит от нас самих, как результат нашего ума, тогда как он исходит от того Божественного Начала всех вещей, которого мы называем Богом. Мы отказываемся поверить в это – ведь это ранит нашу гордость. И мы используем научные достижения во зло и самым эгоистичным образом – без благодарности, смирения и благоговения. Так случилось, что главная цель безбожного человека – разрушение. Любовь к разрушению и страданиям проявляется в мальчишке, который отрывает крылья насекомому или убивает птицу ради удовольствия от убийства. Мальчик – отец человека. И мы возвращаемся после долгого невежественного отрицания и упрямства к той неумолимой истине, что «всякий, кто берётся за меч, от меча и погибнет». Если мы под словом «меч» уразумеем метафору на каждый инструмент разрушения, то увидим силу этого выражения; подводная лодка, например, построенная для самых предательских видов морского боя, – как часто она выполняет свой долг и погибает сама! И это пронизывает всю гамму научных достижений, когда они используются в жестоких и незаконных целях. Но когда тот же самый меч поднимается, чтобы положить конец страданиям, болезням и разнообразным жизненным несчастьям, тогда Сила, которая доверила его человеку, благословляет этот меч и его действие не влечёт за собою беды. Я говорю вам всё это, чтобы пояснить то мнение, которое вынужденно сложилось у меня об этом человеке, чей странный случай вы попросили меня разрешить; моё мнение таково, что он случайно или злонамеренно играл с великой силой природы, которую не до конца понимал, имея перед собой какую-то разрушительную цель, и от этого сам же и пострадал.
Моргана пристально смотрела ему в глаза.
– Вы можете оказаться правым, – сказал она. – Он был одним из лучших молодых учёных. Вам знакомо его имя – я присылала вам из Нью-Йорка некоторые сведения о его работе. Это Роджер Ситон, чьи эксперименты в области накопления радиации так перепугали Америку четыре-пять лет назад…
– Роджер Ситон! – воскликнул он. – Человек, который утверждал, что нашёл новую энергию, которая изменит лицо мира?.. Он – этот злодей? Этот слепец, глухой ком дышащей глины? Хотя, конечно, он не заслужил такой ужасной судьбы!
Слёзы навернулись на глаза Морганы, она не в силах была отвечать. Она лишь кивнула в знак согласия.
Глубоко тронутый Ардини взял её за руку и поцеловал с сочувственным почтением.
– Синьора, – сказал он, – это и в самом деле трагедия! Вы спасли его жизнь, я не знаю, с каким риском для себя! И раз уж я в курсе того, какая труднейшая борьба ему предстоит, вы можете быть уверенной, что я не пожалею никаких сил на то, чтобы вернуть его в нормальное состояние. Но, честно говоря, я не верю, что это возможно. Есть женщина, которая его любит, её влияние может как-то помочь…
– Если бы он её любил, то да… – и Моргана печально улыбнулась. – Но если не любил, если любовь только с её стороны…
Ардини пожал плечами.
– Величайшая любовь всегда исходит от женщины, – сказал он, – мужчины слишком эгоистичны, чтобы любить совершенной любовью. В данном случае, конечно, не осталось ни эмоций, ни чувств в этом человеческом обломке. Но всё же я продолжу работу и сделаю что смогу.
Тогда он оставил её, и она недолго постояла одна, глядя вдаль, на голубое море и солнечный свет, едва замечая их из-за бессознательных слёз, которые застилали ей глаза. Вдруг Луч, но не солнечный, перпендикулярно прорезал пространство лоджии глубоким золотым сиянием. Она заметила его и посмотрела вверх, присушиваясь.
– Моргана!
Голос задрожал вдоль Луча, как тронутая струна эоловой арфы. Она ответила почти шёпотом:
– Я слушаю!
– Ты горюешь не о своей печали, – сказал Голос, – и за это мы тебя любим. Но ты не должна расточать свои слёзы за чужие ошибки. Каждая душа вершит свою судьбу, и никто, кроме неё самой, ей не поможет. Ты одна из Избранных и Возлюбленных! Ты должна получить счастье, ради которого была рождена твоя душа! Приходи к нам скорее! – По ней пробежала дрожь неописуемой радости.
– Приду! – сказала она. – Когда я выполню свой долг здесь.